Игорь Цветков - Дредноуты Балтики. 1914-1922 гг.
В частности, 14 июня в 8 ч. с якоря снялась первая пара, в 12 ч. — вторая. В этот день прошла стрельба по буксируемому щиту из 305-мм орудий. 24 июня на учения ходили “Севастополь” и “Полтава”. Они тренировались в отражении минных атак. Неприятельские корабли изображал эскадренный миноносец “Расторопный”. 25 июня аналогичными упражнениями занимались обе полубригады, каждую из которых сопровождал миноносец. Вместе с “Севастополем” и “Полтавой” действовал “Расторопный”, а с “Петропавловском” и “Гангутом” — “Сторожевой”. 27 июня последняя пара линкоров и тот же эсминец выходили повторно.*226
В июле дредноуты ходили в Ревель ещё раз: с 10 по 17 июля. На следующий день после прибытия вся бригада на рейде отрабатывала возможность нанесения артиллерийского удара при достижении крена в 5°. 12 и 13 июля линкоры по полубригадам выходили на стрельбы 120-мм артиллерии. Затем порядок несколько изменился. 14 июля Ревельский рейд покидали для маневрирования “Гангут” и “Севастополь”, а днем позже — “Петропавловск” и “Полтава”.*227 Вероятно, начальник бригады добивался того, чтобы любой дредноут мог взаимодействовать с любым дредноутом своего соединения в бою. В ночь с 16 на 17 июля дредноуты отправились в Гельсингфорс, проведя совместное ночное плавание и эволюции.*228
Во время второго похода линейные корабли 1-й бригады 29 и 30 июля по полубригадам выходили на проверку артиллерии в действии. Вернулись линкоры в Гельсингфорс опять ночью. Выйдя в 19 ч. 30 мин. 30 июля из Ревеля, в 6 ч. 15 мин. 31-го они встали на якорях на внутреннем Свеаборгском рейде.*229
На шкафуте линкора “Гангут”
В дальнейшем активность подготовки заметно снизилась. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что за весь остаток 1916 г. 1-я бригада линейных кораблей больше ни разу не проводила стрельб. Из Гельсингфорса дредноуты уходили ещё 2 раза, и оба — в пустынную бухту Лапвик, расположенную в шхерах. Первый раз бригада ушла туда 3 августа и пробыла там 3,5 недели, до 28-го.*230 За это время были проведены лишь 2 артиллерийских учения, инсценировавшие отражение минных атак. Всё остальное время протекало в выполнении судовых работ.*231 Словом, пребывание в Лапвике напоминало зимнюю стоянку.
Вторично линейные корабли отправились в Лапвик 25 сентября. В 12 ч. 30 мин. они снялись с якоря и пошли стратегическим фарватером. “Севастополю”, как и в августе 1915 г., опять не повезло: ударившись днищем о грунт мели, не обозначенной на карте, он “приткнулся к банке”.*232 Попытки сойти самостоятельно ни к чему не привели. Остальные линкоры ушли, оставив своего товарища под охраной 6-го дивизиона эскадренных миноносцев. 26–28 сентября происходила выгрузка снарядов из погребов носовой 305-мм башни, выкачали 150 т нефти и начали выгружать уголь. Только с помощью подошедших буксира “Силач” и ледокола “Ермак” 29 сентября линкор удалось снять. Он самостоятельно перешел на рейд Поркалаудд, а 1 октября своим ходом отправился на ремонт в Кронштадт. Прибыл он туда на другой день.*233
“Петропавловск”, “Гангут” и “Полтава” без помех добрались до Лапвика. Дни проходили в чередовании шлюпочных и артиллерийских тренировок. Так, на “Петропавловске” 27 сентября, 4, 6, 7, 11, 13 и 17 октября состоялись учения гребных команд различных рот. Учения орудийной прислуги прошли 28 сентября, 4, 12, 14 и 15 октября.*234 С приближением ноября и такая подготовка замерла. В течение ноября дредноуты стояли без движения. 18 ноября 3 линкора вернулись в Гельсингфорс.*235 “Севастополь” тем временем с 8 октября по 6 ноября находился в доке Цесаревича Алексея. 2 декабря, из Кронштадта, в сопровождении крейсера “Баян” он отправился к месту основного базирования, куда прибыл спустя 2 дня.*236
Начиная с 1916 г. на линкорах бригады стало ощущаться разрушительное действие войны на экономику и хозяйство страны. Оно отразилось на снабжении линейных кораблей. Кризисные явления возникали постепенно в разных сферах. 10 марта 1916 г., например, командир “Полтавы” капитан 1 ранга барон В.Е. Гревениц рапортом сообщил начальнику бригады о претензии месячной давности двух матросов своего корабля. Матросы I статьи Н. Новиков и Л. Сенцов не получили в комплекте обмундирования носки. Далее В.Е. Гревениц докладывал: “Носки не были выданы за неимением их в порту, почему претензия Новикова и Сенцова справедлива, но не удовлетворима, так как до сего времени носков в порту не было и не предвидится”.*237 Любопытен и показателен в этом смысле рапорт, отправленный на имя командира линейного корабля “Петропавловск” капитана I ранга В.К. Пилкина инженер-механиком того же корабля мичманом Яковлевым: “Доношу Вашему Высокоблагородию, что при выдаче мною нижним чинам вверенной мне роты денег за кальсоны, некоторые нижние чины заявляли мне, что денег 2 рубля 55 копеек при современной дороговизне на три пары кальсон слишком мало, и что кальсоны им крайне нужны, так как старые пришли в негодность”*238. Рапорт был отправлен 18 августа 1916 г. Около недели он пролежал без движения у командира, а затем был передан в штаб бригады, где было решено обратиться с ходатайством к командующему флотом об увеличении средств, отпускаемых на содержание команд ежемесячно. Ответа непосредственно на рапорт не последовало.
В начале 1917 г. произошла задержка с поставкой сукна на дредноуты. Как сообщалось в рапорте, в магазины поступило по 40 аршин вместо положенных 54 на корабль. К тому же, были обнаружены дефекты: отсутствовала белая нитка по краям, в отдельных кусках имелись потертости и прорехи.*239 В конце января на дредноуты из штаба бригады разослали отношение управления Свеаборгским портом от 26 января, где говорилось о прекращении снабжения дровами семей офицеров и нижних чинов, живших на квартирах в Гельсингфорсе.*240
Говоря о недостаточности денежных сумм, следует, по всей видимости, остановиться и ещё на нескольких показателях, характеризующих остроту этой проблемы. Таких, например, как нехватка стиральных и моющих средств на кораблях и ухудшение качества питания.
“Гангут” во время якорной стоянки на рейде. Для защиты от торпед на корабле опущены противоторпедные сети.
Дело в том, что с началом войны цены начали расти. Из-за этого сокращалось количество мыла и соды, употреблявшееся для стирки, не только в частных хозяйствах, но и в казённых, по всей видимости, флотских, прачечных Гельсингфорса. На линейном же корабле “Гангут” можно наблюдать несколько большее (приблизительно на 0,3 фунта) количество мыла, использовавшееся матросами, по сравнению с береговыми прачечными, но зато гораздо меньшее (на 1 фунт) количество соды. При сложении же этих цифр получается, что на берегу мыла и соды в общем использовали значительно больше, чем на кораблях.
Произошли в 1916 г. и изменения в питании. Основные из них коснулись мяса и хлеба. Согласно новому рациону, вступившему в силу с 1 июня, по вторникам и пятницам у экипажей были постные дни. Т. е. в их меню отсутствовали блюда, в которые входило мясо. Кроме того, в некоторых блюдах этот продукт либо исчез полностью, либо его количество уменьшилось. Так, если по раскладке января в рисовую кашу надо было класть 12 фунтов свинины на 100 чел., то во втором полугодии каша стала постной. В макаронный и гороховый суп вместо 12 фунтов мяса на 100 чел. стали добавлять 10,4. Также в суп макаронный перестали добавлять специи. Осенью, согласно “Годовому отчету” судового врача с “Севастополя”, “прекратили, за отсутствием муки, выпечку белого хлеба, который раньше давали 4 раза в неделю”.*241 Прямые последствия выразились в потере веса моряками.
Старший врач “Севастополя” И.И. Тржемесский продолжал в “Отчете”: “Взвешивание команды, произведенное осенью, показало, что за исключением матросов срока службы 1916 года, то есть в этом году прибывших на корабль, большинство прочих нижних чинов убыло в весе, что безусловно необходимо приписать вышеуказанной мере [т. е. уменьшению количества мяса и хлеба — Д.Б.], так как в 1915 году такого падения в весе при одинаковых условиях жизни и службы не наблюдалось”.*242
На “Гангуте” из взвешенных 1135 чел. прибавили в весе 447, потеряли — 642, остались с прежним — 46 чел.*243
Также ухудшилось общее медицинское состояние. В документах за февраль 1917 г. из 9 чел., нуждавшихся в серьёзном обследовании (ещё 10 чел. были обследованы ранее, поэтому точных данных об их диагнозах не имеется), четверо заболели “при упадке питания”. У кочегара линейного корабля “Полтава” П. Панова был обнаружен связанный с этим катар дыхательных путей. Ещё у 3 чел.: санитара с “Петропавловска” Г. Комарова, электрика с того же корабля И. Нагорнюка и комендора с “Севастополя” П. Мищенкова диагноз был одинаков — осложнение после сделанных операций после заворота кишок, вызванного некачественным питанием. Подобного в течение месяца ранее не наблюдалось.*244 На фоне этих цифр нет ничего удивительного, что если за январь 1917 г. списано, переведено и уволено в отпуск 18 нижних чинов (в том числе только 2 вообще освобождены от службы по состоянию здоровья и 6 отправлены в отпуск по той же причине), то в феврале эти цифры возросли так: 59 чел. списаны, переведены и уволены в отпуск (по состоянию здоровья уволены от службы 3 чел. и в отпуска отправлено 16).*245
