Сайидгюсин Курбанов - Партизанская война в 1812 г.
Усматривая в этом крупную ошибку Кутузова, ряд русских генералов поспешили обратить его внимание, что отход армии в этом направлении может открыть врагу путь на Петербург, так и в южные русские губернии. На все эти «сигналы» Кутузов не отвечал, отмалчивался, не вступал в споры, но движение армии на Рязань не отменял. Лишь потом стал ясен замечательный замысел Кутузова — его «фланговый марш-маневр», успешному выполнению которого в большей мере содействовали донские казаки. В опубликованном впервые в 1942 г. предписании Кутузова Милорадовичу от 17 сентября 1812 г. о порядке осуществления задуманного маневра Кутузов предлагал, в частности: «Казаков один полк оставьте на оставляемых Вами высотах, которые должны отступать, когда неприятель их к тому принудит, и то по Рязанской дороге, которые потом могут опять присоединиться к армии тогда, когда неприятель откроет их фальшивое направление». Кутузов лично приказал донскому казачьему полковнику Ефремову «сильнее пылить», продолжая отход на юг. По приказу императора Наполеона, отступавшую русскую армию преследовал со своими силами французский генерал Себастьяни. Усердно вздымавший пыль по дороге казачий отряд Ефремова Себастьяни принял за тыловой отряд русской армии. Французский генерал спешил за казаками и быстрыми темпами дошел по Рязанской дороге до города Бронниц. Казаки мгновенно рассеялись. Никакой отступавшей русской армии Себастьяни не обнаружил. Во время преследования французов в квартире неприятельского генерала Себастьяни казаками были захвачены важные документы, из которых мы узнали, что нам нечего опасаться обхода с севера и что неприятелю хорошо известно о переходе наших армий в наступление и плане действий, успех которого зависел от сохранения в тайне наших предприятий. Это произошло, как впоследствии обнаружилось, таким образом: один из русских офицеров имел неосторожность предупредить письмом свою мать, жившую вблизи местности Романова, о переходе наших армий в наступление. В это время у нее квартировал начальник французской кавалерии Мюрат. Письмо попало к нему в руки. Это показывает, как нужно быть осторожным в войне. Наступление наших армий началось очень удачно — славной победой донцов.
Когда же присутствие казачьих отрядов в тылу у французов на Можайской дороге навело Наполеона на мысль, что Кутузов обманул его, — было уже поздно. Выиграв фальшивым маневром 4 дня, Кутузов занял тарутинскую позицию, чем и предотвратил возможность наступления Наполеона на Калугу с ее огромными интендантскими складами и на южные губернии, а занимая фланговое положение, Кутузов поставил под серьезную угрозу наполеоновские коммуникации. Уже первое появление казаков в тылу французских войск весьма встревожило французского императора. «Он знал, — свидетельствует близкий соратник Наполеона Арман де Коленкур, — какое впечатление во Франции и во всей Европе должно было произвести сознание, что неприятель находится у нас в тылу… Ни потери, понесенные в бою, ни состояние кавалерии, и ничто, вообще, не беспокоило его в такой мере, как это появление казаков в нашем тылу. Приходя в ярый гнев каждый раз при получении известий о новых успехах казаков — этих “скифов”, как называл их Наполеон, — он вместе с тем, не раз воздавал должное их воинской доблести и находчивости. Недаром Наполеону приписываются слова: “Дайте мне одних казаков и я пройду с ними всю Европу!”»
В Тарутинской битве в октябре 1812 г. русские войска одержали решительную победу над французскими и окончательно побудили Наполеона к уходу из Москвы.
И в этой битве казаки своей доблестью заслужили похвалу гениального полководца Кутузова, отметившего, что «их (казаков) храбрость делает честь русскому оружию».
7 октября 1812 г. М.И. Кутузов написал письмо Е.И. Кутузовой о победе над французами — корпусом Мюрата при Тарутине. Бог мне даровал победу над врагами вчера при Чернишне, где французскими войсками командовал король Неаполитанский. Были они от 45 до 50 тысяч. Не мудрено было их разбить, но надобно было разбить дешево для нас, и мы потеряли всего с ранеными только до трехсот человек. Первый раз французы потеряли столько пушек и первый раз бежали они, как зайцы». На копии рапорта М.И. Кутузова от 7 октября 1812 г. о сражении при Тарутине рукой А.А. Аракчеева сделана надпись: «Его императорское величество за одержанную победу над неприятелям жалует генерал-фельдмаршалу князю Кутузову шпагу, богато украшенную алмазами и с лавровыми венками. Генералу от кавалерии Беннигсену алмазные знаки ордена св. Андрея Первозванного и 100 000 рублей, а корпусам, бывшим в деле, равномерно и потребленной кавалерии по пяти рублей на человека».
Говоря словами современников, казаки «катались головнею» по всем путям движения французской армии.
Французский генерал Моран писал о казаках, что «каждый день их видели в виде огромной завесы, покрывавшей горизонт, от которой отделялись смелые наездники и подъезжали к нашим рядам. Мы развертываемся, смело кидаемся в атаку и совершенно уже настигаем их линии, но они пропадают, как сон, и на месте их видны только голые сосны и березы. По прошествии часа, когда мы начинаем кормить лошадей, черная линия казаков снова показывается на горизонте и снова угрожает нам своим нападением, мы повторяем тот же маневр и по-прежнему не имеем успеха». Вынужденной и вместе тем высокой похвалой по адресу казаков звучат слова де Коленкура: «Казаки — несомненно лучшие в мире легкие войска для сторожевого охранения в армии, для разведок и партизанских вылазок… Попробуйте потревожить их, когда вы отрезаны от своих! Или двиньтесь в атаку рассыпным строем! Вы погибли!»{63}
ГЛАВА 6.
Бесстрашный партизан
21 августа 1812 г. рано утром князь Багратион позвал к себе Дениса Давыдова. Прибыв к Багратиону, Давыдов объяснил ему выгоды партизанской войны при обстоятельствах того времени: «Неприятель идет одним путем, — говорил Давыдов, — путь этот протяжением своим вышел из меры, транспорты жизненного и боевого продовольствия неприятеля покрывают пространство от Гжатска до Смоленска и далее. Между тем обширность части России, лежащей на юге Московского пути, способствует изворотам не только партий, но и целой нашей армии». В плеяде главных героев 1812 г. Давыдов навсегда вошел в отечественную историю. Под руководством замечательного полководца П.И. Багратиона и легендарного храброго генерала Я.П. Кульнева Давыдов прошел отличную боевую выучку, в совершенстве овладел тактикой авангардного и арьергардного боя, познал «курс аванпостной службы», что и позволило ему впоследствии блестяще осуществить на практике свой план партизанской войны. Вместе со своим начальником — главнокомандующим 2-й армией Багратионом Денис Давыдов горько переживал длительное отступление русских войск, пылко отстаивал идею решающего сражения с Наполеоном. Вечером того же дня Багратион послал за Давыдовым своего адъютанта Василия Давыдова и сказал Давыдову: «Светлейший согласился послать для пробы одну партию в тыл французской армии, но, полагая успех предприятия сомнительным, назначает только пятьдесят гусар и сто пятьдесят казаков, он хочет, чтобы ты сам взялся за это дело». Давыдов ответил ему: «Я бы стыдился, князь, предложить опасное предприятие и уступить исполнение это предприятия кому-то другому. Вы сами знаете, что я готов на все ради победы над врагом, надо пользу — вот главное, а для пользы — людей мало!» «Он больше не дает!» «Если так, то я иду и с этим числом, авось либо открою путь большим отрядам!» «Я этого от тебя и ожидал, — сказал князь, — впрочем, между нами, чего светлейший опасается? Стоит ли торговаться несколькими сотнями людей, когда дело идет о том, что в случае удачи, он может разорить у неприятеля и заведения и повозы, столь необходимые для него, а в случае неудачи лишится горстки людей? Как же быть! Война ведь не для того, чтобы целоваться». «Верьте, князь, — отвечал ему Давыдов, — ручаюсь честью, что партия будет цела: для этого нужны только при отважности в залетах решительность в крутых случаях и неусыпность на привалах и ночлегах, за это я берусь… только я повторяю, людей мало, дайте мне тысячу казаков, и вы увидите, что будет». «Я бы тебе дал с первого разу три тысячи, я не люблю дела ощупью делать, но об этом нечего говорить, фельдмаршал сам назначил силу партии, надо повиноваться». Тогда князь Багратион сел писать и написал собственною рукой инструкцию, и также письма к генералам Васильчикову и Карпову: одному, чтобы назначил лучших гусаров, а другому — лучших казаков. Багратион спросил у Давыдова, имеет ли он карту Смоленской губернии. У Давыдова ее не было. Он дал ему свою карту и, благословляя его, сказал: «Ну, с богом! Я на тебя надеюсь».
Получив пятьдесят гусар и вместо ста пятидесяти — восемьдесят казаков и взяв с собою Ахтырского гусарского полка штаб-ротмистра Бердягу 3-го, поручиков Бекетова и Макарова и с казацкой командой — хорунжих Талаева и Григория Астахова, Давыдов выступил через село Сивково, Борисов Городок в село Егорьевское, а оттуда на Медыньшанский завод — Азарово в село Скугорево. Село Скугорево расположено на высоте, господствующей над всеми окрестностями, так что в ясный день можно было обозревать с нее на семь или восемь верст пространство. Высота эта прилегает к лесу, простирающемуся почти до Медыни. Посредством этого леса партия Давыдова могла скрывать свои движения и, в случае поражения, иметь в нем убежище. «В Скугореве я избрал свой первый притон», — говорил Давыдов. Первый приказ князя Кутузова был об отступлении по направлению на Гжатск. В Гжатск прибыли войска под командою генерала Милорадовича в числе 16 тысяч человек.
