Коллектив авторов - Россия в годы Первой мировой войны: экономическое положение, социальные процессы, политический кризис
Предназначением десантной армии силой в четыре корпуса был стремительный захват Константинополя и зоны проливов «в любые несколько дней и при всякой политической и общестратегической обстановке»{249}. Однако этот план так и остался проектом. Работу над ним сначала притормозила кончина начальника МГШ князя А.А. Ливена в феврале 1914 г., а окончательно прервал разразившийся вскоре общеевропейский кризис. В итоге, по свидетельству адмирала А.Д. Бубнова (офицера МГШ, а затем начальника военно-морского управления Ставки) десантная операция на Босфоре так и не была включена «в число тех военно-политических заданий, кои русская вооруженная сила была в случае войны призвана решать»{250}.
Начавшаяся мировая война опрокинула и передачу флоту дополнительных кредитов на покупку военных судов за рубежом, хотя к лету 1914 г. выделение этих средств было одобрено обеими законодательными палатами и императором. Перевес над военно-морскими силами противника русский Черноморский флот получил спустя год со вступлением в строй дредноута «Императрица Мария», но ненадолго линкор погиб осенью 1916 г.[25] В результате блокаду Босфора и минирование выходов из него, предусмотренные «Планом войны на Черном море» 1909 г., смог осуществить только молодой и энергичный адмирал А. В. Колчак, назначенный командующим Черноморским флотом в июне 1916 г. Убежденными противниками отвлечения сухопутных сил на захват Россией черноморских проливов в ходе мировой войны выступали верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич и руководители его штаба, а царь лишь время от времени вспоминал о своей давней «босфорской» мечте.
В отличие от военных моряков, армейское командование, прогнозируя характер и вероятный ход военных действий на южном театре, исходило из того, что для России война здесь будет преимущественно оборонительной. В сравнении с западным это направление считалось второстепенным. Ожидалось, что на юге боевые действия откроют Германия и Турция, первая введением флота в зону проливов для блокирования морских коммуникаций Антанты, а вторая — вторжением на Кавказ с целью возвращения утраченных территорий. Предполагалось, что Австрия, скованная действиями союзников на западе и сербской армией на Балканах, вмешаться в события на юге не сможет; Румыния же и Болгария сохранят дружественный центральным державам нейтралитет. На море ожидались атаки соединенным германо-турецким флотом русских черноморских портов. Исходя из этого стратегической задачей русских сухопутных сил ставилась активная оборона Кавказа от турецкого вторжения, а морских — обеспечение безопасности Севастополя как главной базы Черноморского флота и борьба за господство на море{251}.
Транспортная флотилия адмирала А.А. Хоменко (свыше 100 бывших коммерческих пароходов), созданная в начале 1915 г. морским начальством явно с прицелом на доставку десанта в проливы, в 1916 г. внесла важный вклад в успех операций русского Кавказского фронта против турок у Эрзерума и Трапезунда, но отнюдь не Стамбула[26]. С точки зрения «босфорской проблемы», в основу подготовки Черноморского флота к войне был положен постулат, что «ключи от проливов находятся в Берлине»[27]. Другими словами, одержала верх точка зрения армейского руководства, что в случае успеха на западном направлении (а значит, и в войне целиком) России не потребуется занимать черноморские проливы силой, и они ей достанутся как военный трофей{252}. В противном случае босфорская операция, «ныне невыполнимая с наличными силами» (армейское командование не уставало повторять, что для ее успешного проведения нужна «отдельная война»), откладывалась до 1930–1935 гг. — времени завершения «большой» судостроительной программы общей стоимостью свыше 2 млрд. руб. Теперь же на повестку дня выходило дипломатическое обеспечение будущего утверждения России в Константинополе и проливах. Учитывая жесткую позицию по этому вопросу Лондона и Парижа, это было делом небыстрым и нелегким. В глазах союзников, считали в русском правительстве, стратегическое значение проливов «именно в смысле возможности нападения на Россию» превалировало над торгово-экономическими соображениями{253}.
Вынужденно отложив проведение босфорской операции (но продолжая исподволь к ней готовиться), морские стратеги сосредоточились на Балтике и отчасти на северных морях. Балтийское море стало вновь рассматриваться как основной операционный театр русских военно-морских сил. Балтийский флот с базой в незамерзающем Ревеле получил задание с началом войны в рамках содействия сухопутным силам закрыть устье Финского залива минными полями для предотвращения высадки противником десанта с моря{254}. Столь сравнительно скромная вспомогательная задача объяснялась несоизмеримостью возможностей сторон. К 1914 г. русские военно-морские силы на Балтике включали 4 линейных корабля (один в капитальном ремонте), 10 крейсеров (из них 9 устаревших), 36 таких же старых миноносцев, 5 подводных лодок, несколько минных заградителей и лишь один вполне современный корабль сверхбыстроходный для своего времени эсминец «Новик» (отечественной постройки, спущен на воду в 1911 г., скорость 37 узлов){255}. Даже выполнение к 1917 г. «малой» судостроительной программы не обещало русскому ВМФ на Балтике паритета с германским. В результате осуществления этой программы Балтийский флот должен был включать лишь 8 линейных судов[28] (против 28 у Германии), 6 легких крейсеров (против 16 немецких) и 37 эсминцев (против 72) при общем соотношении количества орудий с борта 140:356.{256} Несмотря на это, по инициативе командующего Балтийским флотом адмирала Н.О. фон Эссена, накануне войны «прибрежный» минно-оборонительный план был дополнен «морским». В нем речь шла уже об активных операциях против немецкого ВМФ в открытом море во взаимодействии русского флота с британским (о необходимости такого взаимодействия фон Эссен неоднократно высказывался еще до войны). Хотя, как сообщает Григорович, по прикидкам армейского командования, Балтийский флот был способен сдерживать противника лишь считаные недели мобилизации и развертывания главных сухопутных сил («в последующем на него вообще не рассчитывали»{257}), русские балтийские моряки воевали согласно «морскому» плану фон Эссена своего «смелого и лихого» (по характеристике морского министра) командующего. Попытки германского флота прорваться в Рижский и Финский заливы также не увенчались успехом. В северных водах на русский военный флот, пополненный несколькими устаревшими судами, предоставленными Великобританией, легла охрана военных транспортов союзников от немецких подводных лодок в районе Кольского залива, а затем и Мурманска — задача, пусть также вспомогательная и сезонная, но, как показали последующие события, для русской действующей армии жизненно необходимая.
С багажом таких прогнозов, планов и возможностей русское внешнеполитическое ведомство и командование вооруженными силами встретили общеевропейский кризис лета 1914 г., а затем и начало мировой войны.
Глава 3.
ПРЕВРАТНОСТИ УЧАСТИЯ В КОАЛИЦИОННОЙ ВОЙНЕ (СЕРЕДИНА 1914 г. — ФЕВРАЛЬ 1917 г.)
(Д.Б. Павлов)
1. Июльский кризис
28 июня 1914 г. в боснийской столице 20-летний боснийский серб (и австрийский подданный) Г. Принцип смертельно ранил наследника австро-венгерского престола и его жену. По меркам того времени, констатирует современный британский историк, само по себе это событие еще не могло привести к мировому кризису{258}. Доказать причастность официального Белграда к этому убийству Вена так и не смогла. Тем не менее правительство Австро-Венгрии решило использовать двойное покушение в Сараево как повод для расправы с суверенным Сербским королевством. Еще за месяц до этого в беседе с австрийским послом в Турции маркизом И. фон Паллавичини император Франц-Иосиф заявил о неизбежности общеевропейской войны, которая «одна только может» решить балканский вопрос{259}.[29] Сербия как «центр панславянской политики», писал австрийский монарх в начале июля Вильгельму II, должна быть «уничтожена как политический фактор на Балканах»{260}. Кайзер, не менее Вены желавший решительно изменить соотношение сил на юго-востоке Европы в пользу Тройственного союза, в ответ отметил, что произошедшей трагедией создан «благоприятный случай», которого «жалко было бы упустить», и заверил, что в возможной грядущей войне с Россией «Германия с обычной союзнической верностью станет на вашу сторону»{261}. Высокий градус конфронтации с Антантой заставлял центральные державы задуматься о международных последствиях намеченной силовой акции. Учитывая недавнее поведение стран Согласия в связи с миссией Лимана, в Берлине и Вене ожидали резкой реакции со стороны России, в меньшей степени — Франции, но не Великобритании.
