Владимир Королёв - Босфорская война
609
Согласно Я.Р. Дашкевичу, последнее замечание является еще одним аргументом в пользу идентичности О. Голуба и О. де Марконеса. Оба пути из Польши в Персию — через Россию и Турцию — были тогда перекрыты для польских дипломатов, и оставался только путь Этьена и его товарищей — на запорожской чайке через Черное море и затем через Кавказ. «Этот третий путь, — считает историк, — вполне приемлем для казацкого полковника и абсолютно нереален (хотя бы с точки зрения престижа Речи Посполитой) для королевского посольства».
610
С.Н. Плохий считает, что миссия А. Вимины субъективно способствовала «отвлечению масс от народно-освободительной… борьбы на Украине». С учетом неудачи миссии это утверждение требует подкрепления фактами.
611
Ю.А. Мыцык связывает уклонение Б. Хмельницкого от предложения венецианцев с соблюдением гетманом украинско-турецкого договора 1649 г.
612
И.В. Цинкайзен неверно сообщает, что царь ответил посольством только через три года, после морской победы венецианцев в Дарданеллах.
613
По С. Боброву, мальтийцы и неаполитанцы «опустошили остров Ланго и город, взяв великое множество бесценных добычь и пленников».
614
В тексте упоминаются румелийская и «ассирийская» стороны.
615
См. также письмо Мурада IV королю от 13 июля 1628 г.: казаки вышли в большом числе чаек в море, и когда пленники сообщили, что 2 тыс. запорожцев послала Польша на помощь Шахин-Гирею, султан оставил намерение отправить флот на Средиземное море и направил Хасан-пашу на Черное. Об этой посылке см. письма самого капудан-паши. С. Рудницкий ошибочно относит упомянутые события к 1629 г.
616
Впрочем, Н.Т. Накашидзе в этом шаге Мегрелии по пути к независимости видит «теневую сторону» казачьих набегов, поскольку-де прекратилась местная торговля с Турцией, но вынужден признать, что донцы и запорожцы играли «важную роль в борьбе против турецкой агрессии» и объективно «являлись естественными союзниками Западной Грузии в борьбе за независимость». Историк, ссылаясь на статейный список Ф. Елчина, ошибочно указывает «ста четыредесят год» и переводит его в 1636—1637 гг., тогда как 140 г. соответствовал бы 1631—1632 гт. У Я.Р. Дашкевича также почему-то фигурирует 1637 г. и еще неверно указана дата беседы посла с представителем Левана — 1639 г., в то время как она состоялась 4 января 1640 г. Любопытно, что и сам публикатор статейного списка С.А. Белокуров неверно понял цитированный текст и утверждал, что со 144 г. мегрельцы, боясь казаков, перестали ходить в Россию.
617
Типичное требование Москвы содержится в грамоте царя Михаила Федоровича на Дон, войсковому атаману и «всему великому Войску», от 10 марта 1623 г.: «И как к вам ся наша грамота придет, и вы б по прежнему и по сему нашему указу с азовцы однолично были в миру и на море для добычь под турского и под крымского (государей. — В.К.) города и улусы не ходили, и катарг не громили, и никаких задоров им не чинили, и во всем с ними были мирны, тем бы есте нам службу свою показали и меж нас… ссоры однолично не учинили и в недружбу нас не вводили». Казаки объявлялись виновниками будущих вражеских нападений: если Турция и Крым, «видя от вас своим людем и землям тесноту и войну, пошлют на наши украйны воинских людей, и та кровь и ссора будет от вас… а которая война нашим украйнам будет от турских и от крымских людей или посланником нашим во Царегороде учинитца задержанье и теснота, и то будет от вас». «А то вам самим ведомо, — говорилось в грамоте, — что нашим посланником во Царегороде за то, что вы ходите под турские города и карабли громите, бывает многое задержанье и неволя…»
Последнее в самом деле соответствовало действительности (в главе III уже упоминалось, что послы П. Мансуров и С. Самсонов были задержаны в Стамбуле за «воевание» донцами в 1616—1617 гг. турецких городов и «волостей» и захват османских судов, а также — добавим здесь — за попутное доставление дипломатами царского жалованья Войску Донскому), поскольку в Турции рассматривали московского государя как верховного сюзерена донских казаков и знали об их тайной поддержке со стороны Москвы. С конца XVI в. цари особо требовали от казаков прекращения походов на период пребывания российских послов в Стамбуле и на турецкой земле.
618
Современные историки подходят к вопросу объективнее и, во всяком случае, осторожнее, хотя и у них встречаются, на наш взгляд, недостаточно выверенные оценки. «Казацкие морские походы того времени, — например, пишет о 1610-х гг. Я.Р. Дашкевич, — создали чрезвычайно напряженную обстановку в бассейне Черного моря, что осложнило международные отношения, в частности между Турцией и Польшей. С другой стороны, эти походы объективно облегчали положение Ирана…» Иными словами, получается, что запорожцы вредили интересам Польши, зато «работали» на интересы Персии? Но почему же надо начинать с казачьих походов, а не с предшествовавших действий Турции?
619
В 1630 г. польский посол Александр Пясечиньский, находясь на галере капудан-паши Фирари Хасан-паши, заявлял ему, что ущерб, наносимый татарскими набегами целым провинциям Речи Посполитой, несравним с тем, что «казак какое-либо судно разобьет или деревню вашу ограбит».
620
Обратим внимание на то, что Н.И. Краснов при неверной характеристике похода И. Богатого «близко к Стамбулу» считает, что эта экспедиция независимо от ее результатов принесла «видимую пользу России своим нравственным влиянием».
