Василий Черкасов - На броненосце “Пересвет". 1903-1905 гг.
Сперва для траления рейда стали назначать миноносцы. Но оказалось, что для миноносцев это очень вредно, так как машина не может давать такого малого хода, какого требует трал, а слишком малая циркуляция пара вредна для котлов. Все же миноносцы посылались тралить до тех пор, пока не случилось несколько взрывов под самими миноносцами. Тогда только решили, что это непроизводительная трата дорого стоящих и столь необходимых нам миноносцев. Решили тралить на паровых и минных катерах, но и тут оказалось, что катера не обладают достаточно сильной машиной, чтобы произвести взрыв мины, дернув ее тралом. Тогда пришла в голову идея применить стоящие без дела 12 пароходов землечерпательного каравана, получившие с того времени новое название — “тралящий караван”.
В то время как тралящий караван производил систематическое исследование рейда, минные катера продолжали до самого дня сдачи крепости помогать тралению по участкам. Но систематическое траление не могло принести существенных результатов, так как неприятель почти ежедневно подсыпал новые мины, вследствие чего никогда нельзя было быть уверенным, что в известном районе нет ни одной мины.
Тралить весь рейд на расстоянии 15 миль от берега признано было бесполезным, и тогда решено было протралить три выхода: один прямой по створу маяков, один к Дальнему и один к Ляотешану.
Особенно трудно было поддерживать главный выход, так как там ежедневно насыпалось большое количество мин. Обставлять протраленное пространство вешками не представлялось возможным, так как можно было быть вполне уверенным, что на другое утро около каждой вешки будет найдено несколько десятков мин. Это значительно затрудняло работу. Работа по тралению рейда, кроме сложности и кропотливости, была, конечно, сопряжена и с опасностью жизни, так как кроме гибели тралящего судна в случае взрыва мины под его килем, даже при взрыве ее на трале, оба тралящих корабля осыпались целой массой осколков. Для того чтобы поощрить траление, адмиралом Витгефтом было приказано выдавать по 25 рублей за каждую мину нижним чинам каждого катера.
Что касается до постановки мин, то сперва для этого употреблялся минный транспорт “Амур”, но так как его контуры и назначение были слишком хорошо известны и японцам и китайцам-шпионам, то для той же цели был приспособлен буксирный пароход артиллерийского ведомства “Богатырь”, на котором все приспособление для постановки мин было замаскировано парусиновой палаткой. Наши “черноморские” плотики (баркас, связанный с паровым катером) тоже оказывали свое содействие, но все это было несовершенно, особенно для ночной постановки. Тут сами японцы пришли к нам на помощь, указав способ постановки мин с миноносцев, самый быстрый и совершенный.
Однажды, после того как ночью на рейде что-то колдовали два миноносца, утром на поверхности найдены плавающими 16 черных деревянных ящиков, связанных по двое, с какими-то лекальными вырезками, причем дно их было густо смазано салом. Когда в один из этих ящиков уложили японскую мину, то оказалось, что каждый вырез имеет свое назначение, другой же, парный, ящик, очевидно, предназначается для якоря. Когда же тралящий караван в этот же день взорвал на рейде минную банку, состоящую как раз из восьми мин, то сомнения никакого остаться не могло. Густо намазанное салом дно указывало на то, что мины в этих ящиках спускались в воду по деревянным салазкам.
Дальнейших объяснений, конечно, никаких не потребовалось. и у нас тотчас же приступили к установке салазок на одном из миноносцев. Деревянные ящики были признаны излишней роскошью, так как мины с якорями оказалось достаточно удобным спускать в воду прямо на салазках. Как только приспособление было закончено, миноносец ночью пошел на первую пробу и очень удачно поставил пять мин. Тогда такие же приспособления были сделаны еще на двух-трех миноносцах, и мы оказались обеспеченными минными заградителями.
Кессон изготовленный для “Победы" (вверху), и его установка к борту броненосца
В блокаде
Приступили к постройке кессона на “Победе”. Там, кроме пробоины, оказалась длинная щель и кессон пришлось выстроить очень большой. Вследствие того, что когда на “Победе” был подведен кессон, “Цесаревич” и “Ретвизан” заканчивали свои исправления, решено для одновременной готовности зачинить “Победу” деревом.
12 апреля я был переведен на “Пересвет”.
17 апреля. Получились донесения, что в Бицзыво японцы начали производить высадку, там собрался целый флот транспортов и вспомогательных судов, но так как берег в этой бухте очень мелок на громадное пространство и шлюпки подходить к берегу не могут, то японцы навели длиннейший мост в море, составленный из плотов (вероятно, те самые, что строились в Чифу и Вейхавейе).
Высадке в Бицзыво безусловно могли бы помешать как сухопутными войсками, так и флотом, но, как в то время говорили в Артуре, что ни флот, ни армия не предпринимают ничего только потому, что от Куропаткина получено приказание нигде не мешать неприятелю высаживаться, так как чем их больше высадится на материке, тем больше мы их наберем в плен, пусть лезут как в мешок. На самом же деле как флот, так и сухопутные войска могли если не воспрепятствовать высадке, то, во всяком случае, сильно помешать и нанести им порядочный урон.
Эскадра идти туда не могла, конечно, но миноносцы могли бы потопить несколько транспортов, а если бы туда были двинуты полки с артиллерией, то они могли бы порядочно смутить неприятеля. Несмотря на то что японцы не встретили решительно никакого сопротивления при высадке, они действовали крайне осторожно и даже настолько не спешили, что к железной дороге подошли только 24 апреля, когда Артур и оказался отрезанным. С 17 по 24-е, в течение восьми дней, они были в критическом положении и мы решительно ничем не пожелали воспользоваться.
В Артуре же в это время происходило следующее: генерал Кондратенко с начала войны носился по всему Артуру и его окрестностям и старался, где и насколько возможно, укрепить его. Каждый день приезжал он к нам на “Севастополь” к наместнику, но все же до 17-го мало верили возможности высадки, и единственное, что было сделано, — это на всех подходах и вокруг фортов устроили искусственное заграждение в виде колючей изгороди и волчьих ям с острыми кольями. Когда 17-го узнали, что японцы действительно начали высаживаться, тут начался полный аврал, все вцепились в генерала Кондратенко, рвали его во все стороны и слушались только его советов. Жители Дальнего начали было перебираться в Артур, но генерал Стессель отдал приказ, чтобы мирные жители нисколько не тревожились, так как воюют войска, а не мирные граждане, и что неприятель их не тронет, пусть все сидят на месте. Флот предложил свои услуги по перекидной стрельбе, причем объяснили, что все пространство на 17 верст вокруг мы можем обстреливать.
Генерал Белый собрал нас, артиллерийских офицеров, у себя на квартире, где, в присутствии сухопутных артиллеристов, обсуждался этот вопрос. Когда мы по карте обозначили район нашего обстрела, то оказалось, что ни одна крепостная пушка не может попасть так далеко. После подробного ознакомления с условиями нашей стрельбы, меткостью, высотой полета снарядов и прочим, несмотря на горячий протест одного артиллерийского полковника, предложение наше было принято, и мы тотчас же приступили к исполнению подготовительных работ. Оказалось, что в крепости так мало карт местности, что для нужд флота может быть уделена только одна (1 верста в дюйме)! Делать нечего, пришлось нам самим перечерчивать на кальку эту карту. Карту разбили на квадраты, разделили всю местность на девять секторов, дали каждому кораблю по сектору, в секторах выбрали наблюдательные пункты, обзавелись лошадьми, провели телефонные сети и прочее, как указано в приложении “О стрельбе по невидимой цели”.
Пробоина полученная броненосцем “Победы" (вверху), и установка кессона к его борту
При подсчете войск в Артуре оказалось около 30000 человек, и тогда решили, что десант наш с кораблей будет не лишним при отражении штурмов, поэтому собрали всех десантных офицеров и под руководством офицеров Генерального штаба показали все береговые форты, куда до сих пор мы не смели и носу показать. Тут впервые увидели мы те средства, которыми предполагалось защищать нашу “твердыню” — Порт-Артур.
Смешно было смотреть на так называемые “форты”, “батареи” и “временные укрепления”. Отличались они друг от друга только одними названиями. Пушки, брустверы, рвы — все это было еще только в проекте, а в бетоне не было и помину.
Через несколько дней после осмотра укреплений мне удалось объехать и более отдаленные окрестности Артура, Волчьи горы. Рассматривая после этого подробную карту Артура, мы в кают-компании “Пересвета” никак не могли понять, почему так странно выбраны места для главной линии фортов и укреплений. Если взять рельефную карту Артура и, поставивши одну ножку циркуля в Восточном бассейне, радиусами в 5 и 10 верст провести две окружности, то с самыми небольшими отступлениями эти круги соединят: первый - линию наших фортов, а второй вершины Волчьих гор, Дагушана и Сейгушана. Казалось бы, что такую естественную крепость нужно также естественно укрепить, то есть сделать главной линией обороны внешнюю цепь, а внутреннюю — второй линией обороны.
