Владимир Витковский - В борьбе за Россию
В дальнейшем, у меня невольно появились некоторые недоумения, по поводу причин отстранения меня от дел, но как выяснилось позднее, это было действительно требование Советской власти.
Приходится удивляться, как большевики переоценивали нас и нашу антикоммунистическую организацию в целом и наши силы, возможности и значение отдельных лиц.
Во время этой моей «болезни» положение мое было крайне неприятное. Встречавшиеся со мною, видели меня здоровым и не понимали, почему я объявил себя больным и отошел от наших дел. Я неоднократно обращался в «Зихерхейтсполицей», чтобы выяснить создавшуюся ситуацию, которая ставила меня, в отношении моих еораткиокв, в весьма двусмысленное положение, так как я был лишен возможности раскрыть истину.
Прошло четыре месяца. 23 Июня немцы начали военные действия против СССР и на следующий день мне было возвращено право «выздороветь» и вернуться на свою должность. В тот же день, т. е. 24 Июня я отдал Приказ о своем выздоровлении и вступлении в исполнение обязанностей Начальника 1‑го Отдела Русскаго Обще — Воинскаго Союза.
На этом закончилось мое вынужденное «заболевание», вынужденное, теперь уже не было сомнений, под влиянием большевиков.
V
ТАЙНЫЙ СОВЕТСКИЙ МИКРОФОН в Управлении Русскаго Обще — Воинскаго Союза в Париже
Раскрыт 17 Июня 1942 года
(числа по нов, ст.)
Чтобы дать читателю ясную картину преступной работы большевиков против Белой Эмиграции и участия в ней одного из предателей, — необходимо напомнить некоторый события и факты из годов предшествовавших обнаружению тайнаго Советскаго микрофона в Управлении 1‑го Отдела Гусскаго Обще — Воинскаго Союза (РОВС‑за) 29 рю дю Ко–лизэ, в Париже.
После похищения Генерала А. П. Кутепова (26 Января 1930 г.), вступивший в должность Начальника РОВС‑за Генерал Е. К. Миллер перевел Управление РОВС‑за, вместе с Управлением 1‑го Отдела Союза, с Апреля месяца того же года, в дом № 29 рю дю Колизз Париж 8, где было снято большое помещение во 2‑м этаже.
В 1934 году, в целях сокращения расходов, Генерал Миллер распорядился подыскивать другое, более дешевое, помещение для Управления.
К этому времени относится снятие Третьяковым Сергеем Николаевичем в этом же доме трех квартир, а именно, — Двух в 3‑м этаже, из коих одна как раз над занимаемым РОВС-м помещением, другая, на той же площадке, но меньшаго размера. Третья квартира помещалась на 4‑м (мансардном) этаже и в ней поселилась семья С. Н. Третьякова.
С. Н. Третьяков был известен в русских кругах эмиграции, как общественный деятель и Секретарь Русскаго Торгово–промышленнаго Союза в Париже. О прошлом С. Н. Третьякова мы находим в статье Н. Тальберга, посвященной памяти Генерала А. П. Кутепова («Россия» от 3 Февраля 1955 г.) следующий строки: «С. Н. Третьяков, в дореволюционное время отдал дань либерализму. Тогда он занимал должность Представителя Московскаго Биржевого Комитета, Товарища Председателя Военно — Промышленнаго Комитета. После революции, он был Председателем Высшего Экономичеекаго Совета при Временном Правительстве, позднее, Министром Торговли у Адмирала Колчака».
Узнав о том, что Генерал Миллер ищет более дешевое помещение для Управления РОВС‑за, Третьяков предложил Генералу Миллеру квартиру на 3‑м этаже, расположённую над Управлением, за подходящую цену, предложение было принято и, в Декабре 1934 года Управление РОВС‑за (вместе с Управлением 1‑го Отдела) перешло в новое, вышеуказанное, помещение.
В 1936 году, когда Генерал Миллер принял на себя и должность Начальника 1‑го Отдела, понадобилось сокращение бюджета, в том числе и платы за помещение Управления. И опять, Третьяков предложил перевести Управление в квартиру, на той же площадке, но меньшую, за более скромную плату. В Марте 1938 года состоялась эта перемена.
22 Сентября 1937 года погиб Генерал Е. К. Миллер. Вскоре центр Управления РОВС‑за перешел в Брюссель, где проживал Генерал А. П. Архангельский, вступивший в должность Начальника РОВС‑за. Я был назначен Начальником 1‑го Отдела Союза и мое Управление оставалось по–прежнему в Париже, 29 рю дю Колизэ, в том же помещении, т. е. в меньшей квартире на 3‑м этаже, снимаемой у Третьякова.
В этом помещении застала нас 2‑я Мировая война, начавшаяся 1 Сентября 1939 года.
Через некоторое время, в связи с увеличением работы и штата Управления, явилась надобность иметь большее помещение и опять, уже в третий раз, Третьяков предупредительно предлагает перевести Управление 1‑го Отдела РОВС‑за в предыдущую квартиру, на том же 3‑м этаже, но большего размера. При этом Третьяков обязался произвести некоторый ремонт и покраску. Я помню, как в это время Третьяков просил меня указать ему распределение канцелярии и в частности, где будет мой кабинет. К 1 Января 1940 года Управление перешло в отремонтированную, большую квартиру.
Летом 1940 года немецкие войска заняли Париж. Мы оставались на своих местах, продолжая нашу работу по объединению и руководству Русскими Воинскими Организациями, Существование и деятельность 1‑го Отдела РОВС‑за протекали в довольно трудных условиях. Немецкие власти знали наше стремление и цель, а это не совпадало с их задачами, вследствие чего, отношение к нам было, вобщем, недоброжелательное.
4 Июня 1942 года я получил оффициальное извещение из «Зихерхейтсполицей» (Полиция безопасности) коим я вызывался туда на 10 Июня в. 9 час, утра. По прибытии в указанное учреждение, меня провели в комнату 345 и там, ко мне обратились с вопросами: знаю ли я С. Н. Третьякова? состоит ли он членом нашей организации? бывает ли он в Управлении нашем? каково к нему отношение и вообще мнение о нем? На все эти вопросы я дал ответы, сводящиеся к следующему: С. Н. Третьякова я знаю, как общественнаго деятеля и как хозяина квартиры, которую мы у него нанимаем для Управления. Членом он у нас не состоит, как не воинский чин. В Управление иногда заходит, ибо живет в том же доме. Отношение к нему, как к лицу постороннему, нормальное и доброжелательное. Ничего предосудительнаго за ним не замечалось. О причинах этих справок о Третьякове мне ничего не сказали. И на этом разговор был окончен. 17 Июня утром меня вызвал по телефону Полковн. Мацылев, Начальник Канцелярии 1‑го Отдела РОВС‑за, и доложил, что к нам в Управление прибыли немецкие офицеры и просят меня поскорее туда прибыть. Я вскоре прибыл. Входя в дом, я обратил внимание, что возле него стоял немецкий грузовик с несколькими солдатами. Войдя в Управление, я пригласил двух бывших там немецких офицеров к себе в кабинет. Старший из них сообщил мне, что у С. Н. Третьякова, в этот день рано утром, был произведен обыск и он арестован, так как у них есть определенный данный, что здесь, у меня в кабинете, имеется микрофон, связанный с приемным аппаратом, находящимся в соседней квартире Третьякова, благодаря чему Третьяков имел возможность, все знать, что говорилось в моем кабинете. Все слышанное он передавал затем в Советское Посольство, на рю де Гренель.
Трудно передать, какое изумление вызвало во мне это столь невероятное сообщение. Затем, немецкий офицер просил разрешить позвать солдат с инструментами, ожидавших внизу. Офицер имел в руках план квартиры и тут же приказал пришедшим солдатам отодрать плинтус возле камина, с правой стороны, как раз против моего письменнаго стола. Каково же было мое удивление, когда в стене, под плинтусом, оказался действительно микрофон. Немецкий офицер сказал мне, что им удалось найти и монтера, который делал все проводки и установки микрофонов. В виду некотораго моего сомнения, что микрофон мот хорошо действовать даже будучи покрыт деревянным плинтусом, — офицер предложил вновь приложить плинтус, а в соседнюю квартиру, где имелся приемник, пройти Полковн. Мацылеву, чтобы установить, насколько слышен разговор из моего кабинета. Оказалось, что все было хорошо слышно. Вслед за сим, офицер установил наличие второго микрофона в другой комнате, где работали чины Управления, а также и следы того, что раньше имелся микрофон в кабинете Генерала Миллера, как в этой квартире, так и в другой, меньшей, на той же площадке, в которой теперь проживал Третьяков. Тогда же был снят паркет возле мест где находились, теперь и раньше, микрофоны и приемный аппарат и таким образом обнаружен изолированный кабель проложенный под полом.
Стало ясно, что со времени перваго предложения Третьяковым Генералу Миллеру, в Декабре 1934 года, перейти из 2‑го этажа (квартиры нанимавшейся непосредственно у хозяйки дома) к нему на 3‑й этаж, — С. Н. Третьяков был уже предателем, оборудовавшим микрофоны при всех переменах квартир, при этом, он всегда оставлял другую квартиру, в том же этаже, за собою, где и устанавливал приемник.
Семья Третьякова, как сказано выше, жила на 4‑м этаже и в этот день находилась на даче, в окрестностях Парижа. Насколько известно, немецкие власти установили, что семья С. Н. Третьякова была совершенно непричастна к его преступной деятельности, в силу чего и оставлена была на свободе.
