Арсен Мартиросян - Сталин и разведка накануне войны
После такой глобальной проверки 18 июня у Сталина не осталось никаких сомнений в том, что война грянет через четыре дня. И когда 18 июня Тимошенко и Жуков доложили ему еще и полученную от Пуркаева информацию от перебежчика, которая в очередной раз — наряду с другими поступавшими сведениями — свидетельствовала о том, что нападение произойдет ранним утром 22 июня, Сталин сделал свой решающий вывод:
18 ИЮНЯ 1941 Г. КОМАНДУЮЩИМ ПРИБАЛТИЙСКИМ, ЛЕНИНГРАДСКИМ, ЗАПАДНЫМ, КИЕВСКИМ И ОДЕССКИМ ВОЕННЫМИ ОКРУГАМИ, БАЛТИЙСКИМ, ЧЕРНОМОРСКИМ И СЕВЕРНЫМИ ФЛОТАМИ БЫЛА НАПРАВЛЕНА САНКЦИОНИРОВАННАЯ СТАЛИНЫМ ДИРЕКТИВА НАЧАЛЬНИКА ГШ РККА ГЕНЕРАЛА АРМИИ ЖУКОВА. ЭТОЙ ДИРЕКТИВОЙ ОНИ СТАВИЛИСЬ В ИЗВЕСТНОСТЬ О ВОЗМОЖНОСТИ НАПАДЕНИЯ ГЕРМАНИИ В БЛИЖАЙШИЕ ДНИ БЕЗ ОБЪЯВЛЕНИЯ ВОЙНЫ. ЭТА ЖЕ ДИРЕКТИВА ПРЕДПИСЫВАЛА ПРИВЕСТИ ВВЕРЕННЫЕ ИМ ВОЙСКА В ПОЛНУЮ БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ!!! В ДОКУМЕНТЕ ФИГУРИРОВАЛА ДАТА 22 ИЮНЯ! ТО ЕСТЬ ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО НАПАДЕНИЯ БЫЛО САНКЦИОНИРОВАНО ПРИВЕДЕНИЕ ВОЙСК В ПОЛНУЮ БОЕВУЮ ГОТОВНОСТЬ!!!
Справка. 18 июня 1941 г. Тимошенко и Жуков находились у Сталина на приеме с 20 ч. 25мин. 18.6. по 0.30мин. 19.6. Причем во время их пребывания в кабинете Сталина, туда же в 22 ч. 25 мин. вошел и Б.З. Кобулов, пробывший там до 23.00, а вслед за ним в 23.10 вошел и командующий ВВС Жигарев, который вышел вместе с Тимошенко и Жуковым в 00.30 уже 19.6.{492}
Данные об этой директивной телеграмме отсутствуют в архивах Р.Ф. По крайней мере, на сегодняшний день положение именно таково. В архиве Генштаба ее тоже нет. То ли она была уничтожена во времена хрущевской «оттепели», то ли ее спрятали так, что теперь уже никто не знает, где она. Единственное четкое упоминание о ней содержится на 70-м листе 4-го тома следственного дела по обвинению командования ЗапОВО, где зафиксировано показание начальника связи ЗапОВО генерала А.Т. Григорьева: «И после телеграммы начальника Генерального штаба от 18 июня войска округа не были приведены в боевую готовность…»{493}
Тем не менее нелишне будет указать, что в ряде случаев эта директива была доведена в том числе и до сведения командиров отдельных частей, но не ниже командиров дивизий, что подтверждается архивными документами и воспоминаниями некоторых генералов. Судя по материалам расследования причин трагедии 22 июня 1941 г., которое Сталин инициировал еще в начале войны, в том числе и силами Особых отделов НКВД СССР и которое велось также и после войны, в этой телеграмме были указаны также ориентировочные сроки нападения. Прежде всего, сама дата 22 июня 1941 г., что явствует из опубликованных ныне документов военной контрразведки о первых дня агрессии. Аналогичные упоминания есть и в ответах опрошенных после войны генералов, которые перед войной командовали войсками в западных округах. Об этом же свидетельствуют и отдельные документы командования Прибалтийского округа, а также донесения командующих флотами о приведении вверенных им флотов в боевую готовность № 2, которые датированы 19 июня. Кроме того, упоминание об этом факте содержится и на 137-й стр. шестого тома изданной в 1965 г. «Истории Великой Отечественной войны Советского Союза. 1941–1945».
Все это в совокупности и дает основание полагать, что факты вместе с данными перебежчика от 18 июня и направлением 18-го же числа директивы о приведении войск в боевую готовность были искажены, трансформированы, увязаны с переходом границы А. Лисковым и его информацией. А затем, уже в сфальсифицированном виде, приписаны к последним часам 21 июня и увязаны с направлением директивы № 1 от 21 июня. К такому выводу принуждают еще и такие обстоятельства. Во-первых, Жуков указал, что, со слов перебежчика, «немецкие войска выходят в исходные районы для наступления». Однако вечером 21 июня этого уже просто не могло быть. Ударные германские группировки вторжения к тому моменту уже были выведены на исходные для нападения позиции. А в час дня 21 июня командующие группами армий «Север», «Центр» и «Юг» уже получили сигнал «Дортмунд», который означал, что в 3 часа 30 минут утра (по берлинскому времени) 22 июня должно быть начато нападение на СССР. Однако о том, что на рассвете 22 июня начнется нападение на СССР, в германских войсках знали и до указанного времени. К тому же выдвижение германских войск продолжалось вплоть до 21 июня. Именно об этом-то и сообщил перебежчик 18 июня.
Во-вторых, в хорошо известном всем каноническом (но едва ли имеющем право считаться подлинным — объяснение причин такого вывода выходит за пределы настоящей работы[56]) варианте директивы № 1 имеется выражение «быть в полной боевой готовности». Но «быть в полной боевой готовности» означает, что ранее уже была директива на этот счет! Тем более что далее в той же директиве приказывается привести все части в боевую готовность. То есть директивой от 18 июня 1941 г. приказывалось привести в полную боевую готовность части непосредственного прикрытия государственной границы, то есть первый оперативный эшелон Первого стратегического эшелона. А директивой № 1 — все остальные части, то есть войска второго эшелона прикрытия. Вот что скрывается во мраке минувших после начала войны десятилетий невидимой стороны одного и того же факта.
Однако завершим дело с перебежчиками. «Последнее сообщение от перебежчиков германской армии о начале войны было получено около 1 часа ночи 22 июня. Перешедший границу военнослужащий 602-го артполка германской армии заявил, что вторжение немецко-фашистских войск в СССР начнется через несколько часов»{494}.
И, наконец, общий итог по перебежчикам и нарушителям границы. Только за период с 1 по 10 июня пограничники задержали 108 вражеских лазутчиков и диверсантов. Вдвое больше их было задержано и в оставшиеся до нападения одиннадцать дней. Всех их тщательно допрашивали, а материалы этих допросов передавались как по своей служебной вертикали вплоть до Москвы, так и соответствующим армейским органам и представителям военной разведки на местах. Упомянутая выше «Инструкция о взаимоотношениях разведывательных органов НКГБ, погранвойск НКВД, НКО и НК ВМФ по агентурно-оперативной работе» неукоснительно соблюдалась, а информация вовремя попадала в руки военных. Это четко видно даже по содержанию разведывательных сводок разведывательных отделов приграничных военных округов. Ведь военные разведчики прямо ссылались на данные пограничников, полученные ими от перебежчиков и задержанных на границе лазутчиков и диверсантов, а также от закордонной агентуры. Например, в первой же записи журнала боевых действий войск Северо-западного фронта от 22 июня 1941 г. о непосредственном кануне войны говорится следующим образом: «…Наша агентура и перебежчики указывали, что надо ожидать в ближайшее время вооруженного выступления Германии против нас. Почти точно указывались сроки начала наступления — 20–22 июня 1941 г….»{495} Тот факт, что в этом документе военного командования упомянута информация перебежчиков, означает, что в строгом соответствии с упоминавшейся выше Инструкцией об обмене информацией пограничники немедленно сообщали всю полученную от перебежчиков информацию армейскому командованию.
Теперь о тех данных зарубежных резидентур разведки НКГБ и ГРУ, согласно которым дата нападения Германии на СССР была установлена точно или относительно точно.
Комментарий. Многочисленные и хорошо известные историкам и всем интересующимся историей войны данные о различных сроках и датах нападения, которые поступали по каналам разведки НКВД-НКГБ СССР, ГРУ и РУ НКВМФ до 10 июня включительно, ниже не рассматриваются ввиду отсутствия какой-либо актуальности такого анализа. Единственное, что следует отметить, так это то, что ничего удивительного в сильном разнобое сроков и дат нападения нет. Это априорная тактика проведения дезинформационных мероприятий любого агрессора. И гитлеровцы тут не составляли какого-то исключения. Соответственно наплели с полтора десятка дат нападения, на информацию о которых натыкалась агентура советских разведывательных служб.
Впервые 22 июня как дата нападения Германии прозвучала в срочном донесении резидента разведки НКГБ в Финляндии Е.Т. Синицына 11 июня 1941 г. Данные были получены от ценного, проверенного агента хельсинкской резидентуры Монаха, информация которого всегда отличалась особой актуальностью и достоверностью. Обстоятельства получения столь важной информации настолько значительны, что необходимо их вкратце указать. Дело в том, что Монах сообщил, что утром 11 июня 1941 г. в Хельсинки было подписано тайное соглашение между Германией и Финляндией об участии финских вооруженных сил в предстоящей войне гитлеровской Германии против Советского Союза, которая начнется 22 июня{496}. Агент также отметил, что формально Финляндия вступит в войну на четыре дня позже{497}.
