Александр Мусин - Церковная старина в современной России
На этом фоне позиция рядового духовенства патриархии, втянутого в процесс обсуждения и осознавшего причины общей тревоги, выглядела гораздо более выигрышной. Присутствовавший на встрече казначей Лавры архимандрит Порфирий (Шутов) однозначно заявил: «Если будет принято решение, что икону переносить нельзя, потому что она может пострадать, – кто же этого не поймет?». По его словам, у лаврской братии «всегда присутствовало понимание важности обращения с этой иконой как с величайшим памятником, соблюдения всех требований музейного подхода». Является ли эта позиция искренней, или же речь идет лишь о мнении, которое желала бы услышать аудитория? Столь же корректен был протоиерей Николай Соколов, настоятель храма свт. Николая в Толмачах и завотделом ГТГ: «Реставрационный совет и все остальные службы отвечают за сохранность иконы, и они должны вынести решение, можно ли здесь рисковать». Сославшись на состояние российских дорог, он предпочел, чтобы икона Троицы на праздничные дни появлялась в его храме, как это было уже много лет подряд. Более осторожно, чем в 1993 г., выступил и протоиерей Александр Салтыков: икона должна быть возвращена владельцу, но только при условии обеспечения постоянного научного контроля за ее состоянием, а условия хранения образа должны сочетать и возможность поклонения ей как святыне, и возможность посещения ее как всемирно известного художественного памятника, и ее физическую сохранность. Все это резко контрастировало с позицией пресс-секретаря патриарха протоиерея Вигилянского, который вновь обвинил музеи в «укрывательстве краденного», пригрозив им анафемой за хранение богослужебной утвари.
При такой позиции диалог невозможен. А именно о необходимости диалога говорили некоторые из участников заседания, ссылаясь на непонимание позиции профессионалов со стороны общества и церковной иерархии. В 2009 г. икону в Лавру не передавали – не в последнюю очередь из-за смены церковной власти. Но гарантии от повторения подобного нет. В том числе и потому, что раздававшиеся на заседании призывы «решить вопрос не в частности» – с точки зрения рисков перевозки конкретной древней иконы, а «принципиально» – с точки зрения целесообразности вынесения общенациональных святынь из общенациональных музеев, до сих пор не услышаны. Вот министр культуры А. А. Авдеев, выступая в мае 2009 г. на правительственном часе в Госдуме, похоже, нашел правильный подход к депутатам, поскольку говорил о понятных им вещах: прежде чем вывозить икону из музея, ее нужно застраховать, «как того требует законодательство»: исходя из примерной оценочной стоимости иконы в $ 600 млн. страховка обойдется в $ 4 млн. – для вывоза в Троице-Сергиеву лавру всего на три дня! Звучало убедительно…
Опыт Третьяковской галереи не только демонстрирует важность музейной инициативы в области взаимоотношений и диалога с религиозными организациями. История храма свт. Николая в Толмачах свидетельствует об истинных намерениях музейного сообщества, искренне направленных на сохранение святыни. Эти намерения, несмотря на идейную, культурную и религиозную неоднородность коллектива, являются благими по своему существу. В конце концов, создание домового храма в структуре Галереи – это инициатива мирян в Церкви. Как и в 1920-е гг., предпринятые меры, связанные с созданием сакрального, молитвенного пространства в государственном музее, пусть не сразу, но сняли как остроту общественного конфликта, порожденного пребыванием иконы вне храма, так и действительную опасность, угрожавшую материальному телу святыни. К тому же стоит отметить, что на этой почве складывается новое поколение церковной молодежи, которое, как хочется надеяться, в скором времени будет воспринимать грамотные нормы обращения с памятниками церковной культуры как свои собственные. Речь идет о подготовке иконописцев и реставраторов в крупнейших иконных собраниях страны, к которым, прежде всего, относится и Третьяковская галерея. Еще 22 августа 1994 г. протоиерей Александр Салтыков как декан факультета церковных художеств Свято-Тихоновского института обратился к руководству Галереи с предложением организовать копирование икон и проведение соответствующих занятий в залах музея.
С этого времени складывается практика подобного сотрудничества, которая предполагает ныне заключение договора и символическую плату, покрывающую труд смотрителей и специалистов. Сегодня в залах Третьяковки трудятся копиисты из Лавры, студенты иконописной школы при Московской академии и Свято-Тихоновского университета.
Результаты своеобразных «церковно-музейных экспериментов» и в Третьяковской галерее, и в Московском Кремле и Троице-Сергиевой лавре, какими бы неустойчивыми они ни казались, подсказывают Церкви, обществу и государству единственно возможный путь решения общественных конфликтов. В деле сбережения реликвий и памятников культуры Православной Церкви в России вопросы собственности как непосредственного права обладания, пользования и распоряжения, играют второстепенную и малозначащую роль. Их общественная постановка, предполагающая физическое и юридическое возвращение святынь в церковную повседневность, связана преимущественно с социально-политическим тщеславием. В данном случае мудрое смирение перед необходимостью оставить святыни Галереи и коллекции Лавры под правовым и практическим контролем государства и музейных специалистов, вряд ли было свободным выбором. Печально, что эта практика не распространяется на другие храмы-памятники, продолжающие быть источником конфликтов.
Главное, чего добились все стороны, не заинтересованные в противостоянии, это предсказуемость ситуации с сохранностью церковных памятников и их доступностью как для христианского благочестия, так и для эстетического восприятия. И предсказуемость и доступность гарантированы отнюдь не подписанными соглашениями и устными договоренностями.
Главная гарантия – это в принципе отлаженная система музейного контроля над состоянием памятников старины, подкрепленная государственным статусом учреждений культуры.
Пресловутое «совместное использование» памятников церковной культуры оказалось недейственным потому, что в его основе была заложена недопустимая идея: идея равноправия тех принципов не отношения к святыне, а обращения с ней, которыми исповедовала каждая из сторон. Системность и контроль были уравнены в правах с произволом и безотчетностью, утвержденными не служебной инструкцией, а известным церковным правилом – «аще настоятель изволит». За этим скрывался не столько мировоззренческий, сколько административный конфликт. Лишь включение церковных структур в стройную систему общественных отношений, их подчиненность нормам музейной культуры, согласие церковного сознания с теми принципами, на которых строится современное отношение к сбережению древности, способны сохранить историческую церковную культуру и погасить социальные конфликты.
Иными словами, преодоление противостояния между Церковью и культурой в России возможно лишь через социализацию Русской Церкви, ее общин и учреждений. Эта система диктует не только приоритет сохранности перед эксплуатацией, но и порядочность как подотчетность духовенства общине и обществу. Отношение православных христиан к своим святыням в полной мере может соответствовать таким нормам без малейшего ущерба для существующей в Церкви литургической культуры, канонической практики и повседневного благочестия.
Глава X
Кремлевские тайны
Седьмого марта 2006 г. страна праздновала 200-летие музеев Московского Кремля. К этому событию Союз православных граждан приурочил свою инициативу – начать восстановление исторического кремлевского облика как вместилища священных реликвий российской власти. В первую очередь предлагалось восстановить разрушенные Чудов (XIV в.) и Вознесенский (XV в.) монастыри. Общество уже привыкло к тому, что Союз озвучивает то, что не может публично высказать иерархия. Не случайно именно эти монастыри как главные кремлевские утраты были названы патриархом Алексием (Ридигером) в его речи на открытии юбилейных мероприятий. Святейший пожелал, чтобы программа изучения некрополя великих княгинь, покоившихся в Вознесенском монастыре, была завершена к 2008 г., когда будет праздноваться 500-летие Архангельского собора Кремля – великокняжеской усыпальницы.
Такое внимание к Московскому Кремлю не одиноко и не случайно. Оно является приоритетным в общей политике патриархии, предполагающей возвращение «имиджевых» объектов российского наследия. Использование таких памятников, ассоциирующихся с культурным богатством России, становится самостоятельной политической технологией. Ее воздействие становится ощутимым в области определения гражданами России собственного отношения к религии. По сути, мы сталкиваемся со способом давления на общественное сознание, на свободу восприятия обществом собственной истории и культуры. Культурная политика становится средством продавливания «новой христианизации», идущей сверху. Ставка на кремли есть лишь культурная ипостась ставки на Кремль. Она является основой деятельности патриархии, предпочитающей договариваться с чиновниками вместо того, чтобы разговаривать с прихожанами.
