Джулия Кэмерон - Поиск источника: настойчивость на пути художника
Этим утром я отключила звонок на телефоне, но получила сообщение от еще одной подруги, тоже писательницы. «Ах, Джулия, как я рада, что ты не берешь трубку. Для нас, писателей, утро – святое время…» Потом она предложила втиснуть в рабочее расписание передышку и завтра вместе подольше погулять. Я с удовольствием ее повидаю и с удовольствием окунусь в необременительную близость, возникающую на долгой прогулке. В общении с другими писателями есть своя прелесть. Эта подруга недавно заставила себя сделать решительный шаг и окунулась в работу над новой книгой. На прогулке нас будет четверо: писательница, ее роман, я сама и книга, над которой я работаю.
Наши произведения – словно дети. Они умеют настойчиво требовать того, чего хотят и в чем нуждаются. Если мы оттолкнем их, они оттолкнут нас. Если мы станем игнорировать их, они станут игнорировать нас. Порой они дуются, ершатся, вопят, пререкаются, и так до тех пор, пока не обратят на себя наше внимание. В конце концов все равно приходится идти у них на поводу. Никак иначе с ними не договориться.
Договориться со своим творчеством – первейшая задача художника. Кто-то из нас – мама. Кто-то – жена или муж. Мы – коллеги, друзья, но в первую и главную очередь мы художники, обязанные хранить верность своему творчеству. Если мы изменяем нашим творениям, они восстают против нас.
«Я был весьма нетребовательным мужем, – вспоминает Тим Фаррингтон. – Для счастья мне было нужно совсем немного: всего-то пару часов тишины, чтобы писать. Если я вставал пораньше и писал с утра, счастливее меня человека не было. А больше мне почти ничего и не требовалось».
Друг – это тот, кому можно позвонить в четыре часа утра.
Марлен ДитрихЯ развелась десять лет назад. Дочь уже взрослая. Вся моя жизнь вращается вокруг одного: я пишу. Я пишу дважды в день, утром и вечером. Если я пропускаю рабочее время, то сразу это чувствую. Творение грызет меня до тех пор, пока я к нему не вернусь.
На прошлой неделе я обедала с коллегой-писательницей, которая пишет на политические темы. Она нередко работает в комитетах, решающих разнообразные важные вопросы. Мы договорились пообедать в кафе «Сдоба», названном так по имени главного тамошнего блюда. Вид у коллеги был так себе: она пришла прямо с заседания.
– Как ты вообще справляешься? – спросила я. – Как все успеваешь?
– Я пишу в Коннектикуте, – ответила она. – Уезжаю туда на все выходные. Там так тихо, зелено… – с этими словами она устало потерла глаза.
– Но ведь большую часть времени ты живешь в Нью-Йорке, так?
– Да, но если я не выбираюсь на выходные за город, то скучаю. Мне очень нужно писать.
А писать в Нью-Йорке она не может.
Место, где царит суета, становится нашим злейшим врагом. А в Нью-Йорке всегда суета, и художникам в ней порой бывает нелегко. Им приходится жить в обороне. Приходится учиться работать продуктивно, не обращая внимания на многочисленные соблазны вокруг.
Я отношусь к тебе как к другу и прошу разделить со мной сегодняшние минусы в надежде на то, что в будущем я попрошу тебя разделить со мной мои плюсы.
Кэтрин МэнсфилдЯ сама должна решить, с какой скоростью двигаться – со своей, а не с той, с какой живет этот город. Мне нужны долгие прогулки и длинные периоды в тишине и одиночестве. Мне нужна возможность выключить телефон и отклонить большинство приглашений. Только бы не поддаться соблазну, только бы быть художником, а не притворяться.
Льет дождь. Очень хочется в постель, в груды подушек, в пышные одеяла. Я беру с прикроватного столика Сонину книгу «Чего хочет сердце». В Чикаго вечер. Соня сидит за столом и пишет. В Нью-Йорке вечер. Я читаю то, что она написала. На улице темно, грохочет гром, но этот вечер я проживаю с удовольствием.
Волшебная лозаБывать с друзьями очень полезно. Полезно бывать с ними даже тогда, когда на самом деле их рядом нет. Но если мы будем старательно беречь нашу связь, то укрепим отношения.
Купите небольшой фотоальбом или альбом для вырезок. В нем вы разместите портреты ваших друзей и их проекты. Начните с фотографий. Приклейте фотографию в журнал и оставьте несколько пустых страниц для всего того, что напоминает об этом друге.
Возьмите стопку журналов и поищите в них картинки, напоминающие о ваших друзьях. Подпишите на каждой имя друга, вырежьте картинку и поместите в альбом. Можете добавить открытки или письма, которые они вам посылали. Вложите в альбом театральный билет – память о том, как вы вместе были в театре. Или пропуск, по которому вы с другом ходили за кулисы на концерте. Ваша задача – создать мгновенный образ вашей дружбы. В итоге получится «компания» для вас и вашего внутреннего художника. Этот альбом, подобно дневнику-ежегоднику, будет напоминать о хороших временах и общих мечтах.
Ушедшие друзья не умерли – они ушли вперед, на шаг опередив тебя на том пути, по которому пойдешь по их следам и ты.
АристофанВнутренняя экология
Парк утопает в свежей зелени. По воде скользят лебеди. Из тростника на нас глазеет целая флотилия уток. Стоит на одной ноге белая цапля. В Черепашьем пруду кишат черепахи, крупные и мелкие, высовывают головы из воды, вынюхивают подачки. Я стою на берегу пруда и беседую с известной писательницей. Мы говорим, как важно для писателя каждый день давать себе передышку и подпитывать свои силы.
«Как хорошо, что у нас есть этот парк, – начинает писательница. – Он словно окно в мир природы, а когда настроишься на природу, писать становится легче. Дома я много езжу на велосипеде. Я каждый день вывожу велосипед и еду вдоль берега. Могу проехать 30 километров. А потом возвращаюсь домой и пишу».
Быть способным на прочную дружбу или длительную любовь – значит быть человеком не только большого сердца, но и сильного разума.
Уильям ХэзлиттРоманы этого автора примечательны тем, что она скрупулезно исследует все доступные материалы и тщательнейшим образом выстраивает фактическую основу. Неудивительно, что человек, так сильно любящий природу, тяготеет к точности и неизменно пользуется мелкими выразительными деталями.
«Когда я работала над последней книгой, случилось нечто любопытное, – продолжает она. – Мой внутренний писатель сказал: “Хватит все исследовать!” Я встревожилась и подумала, что, наверное, он хочет сказать, будто я ленюсь. “Правда хватит?” – спросила я. “Уж поверь, – ответил он. – Я знаю куда больше, чем ты думаешь. Ну так послушайся меня хоть в чем-то”. Я послушалась и написала книгу, почти не изучая факты. Я опиралась в основном на воображение и изобретала вещи, которые обычно беру из жизни. Это было трудно и весело. Мне теперь хочется сделать так, чтобы это веселье стало частью моей работы».
Стиль работы этой популярной писательницы сложился под влиянием сногсшибательных успехов, которых она добилась. Но теперь он начал ее утомлять. Ей предлагают контракты на еще не написанные книги и каждую ждут с нетерпением. Она не может не писать, и не только потому, что служит людям, но и потому, что служит своей Музе. «Я должна писать, – говорит она. – Когда не пишу, мне плохо. Когда мне хорошо пишется, все встает на свои места. Я как собака, которая крутится на месте, стараясь улечься поудобнее. Я тоже кручусь-верчусь, пока не втянусь в рабочую рутину. А как только втянусь, мне сразу становится хорошо».
Раз в год она выпускает толстый роман. Чаще всего ее книга немедленно занимает первую позицию в списке бестселлеров The New York Times. Писательница работает дома. На ее время и внимание посягают многие. Чтобы иметь время и силы писать, ей приходится отражать одну атаку за другой. Она выставляет мир за дверь и живет своей работой.
«Сейчас я начала писать новую книгу. Отношения у нас с ней пока довольно официальные. Я каждое утро встаю и аккуратно одеваюсь. Так я выказываю книге свое уважение. Потом, когда мы познакомимся получше, я буду выпрыгивать из постели за стол прямо в пижаме, но пока так нельзя».
Писательница нагибается над перилами и рассматривает проплывающую мимо вереницу утят. Порхающая рядом бабочка садится мне на руку. «Ах, посмотри!» – с придыханием говорит моя спутница. Ей явно нравится все, что дарит природа. Шесть дней в неделю писательница ходит в спортзал. Там она в одиночестве занимается целый час, заставляя свое тело выполнять одно тяжелое упражнение за другим. В результате она легка и стремительна – в точности как ее проза. «Я поняла, что мне нужны эндорфины», – объясняет она. Но не добавляет, что пишет о вещах мрачных и потому нуждается в эндорфинах больше, чем кто бы то ни было. Чтобы сохранять положительный настрой, ей приходится бережно о себе заботиться. Она обнаружила, что лучше всего это получается, когда все свои сильные эмоции она выплескивает на бумагу.
«Когда не пишу, то создаю хаос, – смущенно усмехается она. – Я устраиваю кучу шума, только чтобы отвлечься от мысли о том, что не работаю. Могу продать или купить целый дом. Я выдираю сама себя с насиженного места – и все только потому, что недостаточно хорошо поработала».
