Николай Серов - Символика цвета
Мужчины могут не заботиться о цветах своей одежды, если они обладают харизмой. Роберт Редфорд и Пол Ньюман в фильме «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид», 1969
Например, в красном цвете наш интеллект переоценивает реальное время, а в синем – недооценивает. И когда мы узнаем далее, что красный – «мужской», а голубой – «женский», то, может быть, и осознаем, что мужчина всегда приходит вовремя, а женщина всегда опаздывает – по природе своей, по природе цвета. Гендерные различия существуют почти во всем: как средняя величина сжатия мускулов кисти руки у мужчины составляет 60–70 кг, а у женщины 40–50 кг, так и в «мужском» красном цвете мы становимся значительно сильнее, чем в «женском» синем.
Понятие гендерного диморфизма, согласно работам специалистов, включает меняющиеся в онтогенезе (взросление, старение) различия между женственным (фемининным – f) и мужественным (маскулинным – m) типами характера, которые объективно выражаются в выборе предпочтительных цветов (одежды, интерьера и т. п.), в репрезентативном доминировании левого (у m) и правого (у f) полуполей зрения, которые связаны с типом мышления.
Благодаря эмоциям наш организм быстро оценивает ситуацию, ибо руководствуется самым древним и универсальным принципом всего живого – стремлением выжить. Любопытно, что при отрицательных эмоциях иногда появляется стремление носить одежду более ярких и насыщенных цветов, чем при эмоциях положительных. В последнем же случае можно носить черные, белые, серые тона и даже не замечать этого.
Возвращаясь к хроматическому определению цвета через окраску и эмоции, вспомним, что у мужчин эмоции с детства элиминируются «мужской» социокультурной ролью. Возможно, в силу этого у мужчин и теряется эмоциональная связь между «душой и телом», что может являться причиной функциональных заболеваний и меньшей продолжительности жизни.
Основное гармоничное созвучие – желтый, красный, синий. Любой равносторонний треугольник, соединяющий цвета в круге Иттена, позволяет выбрать гармоничное сочетание.
При описании культурных стереотипов этнологи неоднократно указывали, что даже внутри этноса бытовые различия (включая и цвета одежды) существовали только между половыми и возрастными группами. Это позволяет перейти от личностного смысла гендера к его биосоциокультурному значению для общества. По данным Р. М. Фрумкиной [4], статус цветообозначений в науке сопоставим лишь со статусом терминов родства, что позволило предположить системно-функциональную взаимосвязь родства (продолжения рода) и концептов цвета, которые равнозначно канонизировались всеми традиционными культурами.
Многотысячелетняя воспроизводимость гендерной семантики цветовых канонов по существу являлась объективацией субъективных проявлений интеллекта. С одной стороны, это показывало, что канонизировались личностно-ценностные архетипические (глубинно значимые, связанные с выживанием вида) гендерные параметры оптимизации выбора брачных партнеров. С другой стороны, эти же каноны воспроизводились традиционными культурами в целях оптимизации репродуктивной функции, важнейшим условием выполнения которой являлось физическое и психическое здоровье будущих детей с последующей возможностью их обучения и социализации.
Четыре цвета гармоничны, если они соединяются квадратом (например, желтый, красно-оранжевый, фиолетовый, сине-зеленый).
Очевидно, эти условия полностью могли выполняться только при адекватном выборе друг другом потенциальных партнеров, что предполагало их «любовь» как хроматическую взаимосвязь всех компонентов обоих интеллектов друг с другом. Так, например, фемининный мужчина, согласно цветовым канонам, выбирал маскулинную женщину, которая выбирала его, поскольку этим создавалась гомеостатически устойчивая динамическая система взаимодействия всех компонентов их интеллектов, как это моделируется на цветовом теле по закону гармонии Гёте – Оствальда. Аналогично фемининная женщина выбирала мужчину.
Положим, этот выбор был детерминирован гендерными характеристиками партнеров и создавал оптимальную систему. Тогда возникала и культурная потребность в канонизации качественных свойств гендера в цветовых (не ограниченно-вербальных, а идеально-психологических) концептах. На этом выборе эмпатически могли сказываться и предметные цвета (одежды, предпочтений и т. п.) как маркеры гендерного концепта цвета каждого из партнеров.
Отсюда легко видеть, что эти маркеры могли моделировать партнерам основные компоненты интеллекта друг друга в целях создания прочных связей, то есть взаимообусловленного выживания индивидов (оптимальная рекреация обоих партнеров) и воспроизводства вида (здорового потомства). Иначе так и останется дискуссионным вопрос этнографов о том, почему и зачем задолго до появления одежды архаичные люди раскрашивали свое тело в различные цвета.
Очевидно, разница в цвете могла соотноситься как с гендером, так и с полом человека. Далее мы в этом убедимся.
Итак, методы культурологии, хроматизма, этнологии, психолингвистики, аналитической психологии и психофизиологии позволили сформулировать необходимость выявления семантики и полоролевого соотнесения фокусных цветов с основными архетипическими представлениями коллективного бессознательного.
Цвет и мода
Трудами многих исследователей установлено, что цвет обладает и биологическими, и информационными свойствами энергии. И энергии не только физического поля, но и поля психологического. Иначе невозможно объяснить, почему, например, мы сегодня любим красный цвет, а завтра нам понравится синий; почему вчера мы волновались от вида желтого, а сегодня не обращаем на него внимания. Следовательно, цвет – характеристика нашей личности, нашего интеллекта. Если бы цвет был только объективной стороной нашего восприятия (к примеру, энергией или длиной волны, по Ньютону), все люди одинаково выбирали бы определенные цвета, независимо от возраста, пола, настроения.
Таким образом, цвет – это некая информационная разновидность энергии, которая в зависимости от возраста и условий жизни определенным образом действует на нас практически независимо от его осознания. Иначе говоря, цвет – это некий язык, которого мы не знаем из-за его неосознаваемого характера и отсутствия адекватного обучения.
Цвет одежды воздействует на нас тремя путями. Во-первых, существуют кожные рецепторы, которые передают бессознанию необходимую информацию и специфическую энергию цвета, пропущенную через «светофильтры» одежды. Второй путь – это зрение, воспринимающее цвет уже на уровне подсознания и сознания. И наконец, третий путь – это окружающие нас люди, которые воспринимают цвета и ведут себя с нами в соответствии с этим восприятием и нашим сознанием.
Разумеется, очень многое зависит и от предназначения цвета. Одни цвета мы выбираем для себя, другие – для ребенка, третьи – для гостиной… И все – для внешней среды. А ближайшей внешней средой является, конечно же, одежда. Понятно, что личный выбор ее цветов определяется и социальной, и эстетической, и семантической предрасположенностью.
Черный – выражение максимализма: все поглощать и ничего не отражать. Серый – пассивность и одновременно лучшая адаптация к цветам внешней среды.
Однако, пока мы выбираем свои цвета, общество задает моду на них. Оно приспосабливает цвета большинства людей к своим цветам. Или меняет оттенок моды под цветовым воздействием отдельной личности. Как же научиться чувствовать и понимать цвета? И не просто различать модные оттенки, а выбирать для себя их гармоничное сочетание, чтобы уютно чувствовать себя в окружающем мире, при этом создавая комфорт окружающим. Чтобы создавать прочный микросоциум. Чтобы дети рождались здоровыми, умными, добрыми и красивыми.
Все, наверное, замечали, как бросаются в глаза новые цвета одежды, а при длительном воздействии цвета чувствительность к нему снижается. Этот цвет как бы тускнеет в их глазах. Происходит это в силу свойства нашей души подразумевать под любым из цветов совершенно другой. Противоположный ему. Контрастный. Вызывающий вместе с первым ощущение белого или серого цвета.
На мой взгляд, сущность моды заключается в оппонентности развития культуры. Иначе говоря, радикальное, периодическое изменение цвета одежды представляет собой такую «встряску», благодаря которой человечество и поддерживает свою способность к адекватной адаптации в переменчивом мире социокультурного развития (развития не только научно-технического и/или возрастного, но и гендерного).
Одри Хёпберн в фильме Б. Эдвардса «Завтрак у Тиффани», 1961
