Паола Волкова - Мост через бездну. Великие мастера
Однако, вряд ли можно назвать эту картину портретом Гамлета. Мать Гамлета говорила, что ее сын «тучен и одышлив», и сам он о себе говорил то же самое. Гамлет отличался совсем небогатыми качествами внешности: тучен и одышлив. Но Ипполито Риминальди просто красавец чистой воды, и никаким Гамлетом он не был.
Здесь есть момент несовпадения с самим собой. Это душевный дискомфорт, трагическое несовпадение своего «я» и той функции, которую надо нести. У Шекспира есть и лики, и портреты-маски. У него великолепнейший набор портретов-масок, портретов-характеров, которые он охарактеризовал одним словом. Характер заводится моментом страсти, в основе характера лежит страсть, страсть непреодолимая, которая сильнее человека, сильнее всех его желаний, его побуждений. Он не в силах ничего с собой сделать.
Первые портреты этого типа таковы. Лев Гумилев необыкновенно точно назвал этот тип личности – пассионарный. И когда речь идет о портрете-характере или портрете-личности, то имеется в виду портрет пассионарного знака, то есть страстный портрет. Личность пассионарного типа утрачивает чувство самосохранения, потому что тот ключ, которым заводится эта личность, сильнее всякого чувства самосохранения. Это безрассудство, потому что охранные рамки сняты. А эти рамки в первую очередь срабатывают у маски.
Гумилев замечает, что пассионарная личность отнюдь не положительна, а чаще всего отрицательна, потому что страсть обычно разрушительна не только для личности, но и для окружающей среды, для других людей. Поэтому пассионарные личности – это пестрый народ, подвластный человеческим страстям. Этот мир в литературе изображен намного ярче, чем в искусстве. В искусстве проще показать маску, потому что искусство не работает в системе времени, а работает только в системе одномоментности. Оно имеет все элементы пассионарного характера, а пассионарный характер ломает пространство. Гумилев задается вопросом: что было нужно Александру Македонскому? У него уже все было. Так нет, он вспомнил, что когда-то давным-давно персы обидели греков. Греки уже забыли про эту обиду, не хотели они воевать вообще. И Гумилев говорит: эти люди не нужны обществу. И мы видим, что они ему действительно не нужны. Вспомним Голландию Рембрандта. Нужен ли был Рембрандт обществу? Нет, он не нужен был никому. То же и с Александром Македонским. Он был пассионарной личностью. Сущность пассионарной личности не только в том, что она заводит себя, но и в том, что она переводит стрелки истории.
«Боярыня Морозова» Сурикова – портрет совершенно иного типа. Разумеется, Суриков об открытии Гумилева ничего не знал. Но именно такого типа личность он изображает в своей картине «Боярыня Морозова», именно такого типа личность он изображает в картине «Меншиков в Березове». Трудно сказать, кто был лучшим портретистом – Суриков или Антонис Ван Дейк. Да и на каких весах можно это взвесить? Но совершенно ясно, что Антонис Ван Дейк изображал один тип личности в одном духовной пространстве, а Суриков – в другом, и как раз в том, где идет перевод часов истории, где идет величайший разлом исторического пространства и географической среды. А что в конце концов нужно было боярыне Морозовой? Но ведь она не успокаивалась. Суриков улавливает главное в ее образе: в самой по себе картине, которая есть коллективный портрет того времени, он однозначного отношения к пассионарной личности не дает. Он улавливает главное в ее образе. Вокруг нее два-три нутром сочувствующих или сопереживающих человека, а в основном это равнодушная плотная толпа, которой она, собственно говоря, не нужна. Суриков подчеркивает наплыв пассионарного, но абсолютно целенаправленного, созидательного и разрушительного начала, которое формирует неповторимую человеческую личность, неудобную для общества, очень часто погибающую, не осуществляющую свои мечты. Особенно, нужно отметить, что боярыне Морозовой очень повезло: ведь мы запомнили ее имя, она перевела стрелки своих часов очень удачно. Такие люди для окружающих, для современников – сумасшедшие.
В этом смысле очень удачен портрет Мусоргского, написанный Репиным. Репин – сложный художник и далеко не очень точно оцениваемый. Во-первых, его зацеловали до такой степени, что уже непонятно, что он мог и чего он не мог. Как писал когда-то Максимилиан Волошин, есть два вида смерти: смерть от уничтожения и смерть от канонизации. Вот Репин предпочел смерть от канонизации, а художник он был разнообразный и очень сложный.
Это был один из немногих художников, умевших создать тип личности в искусстве. Портрет Мусоргского очень плохо написан. Если прийти в Третьяковку и начать внимательно всматриваться, то станет видно, что этот портрет с точки зрения живописи написан довольно плохо. Он разделяется на две части: живопись головы и живопись фигуры. В принципе задуман он удивительно: портрет Мусоргского в халате, в рубашке. Никакой личины нет. Этот халат, растрепанная борода – все признаки внешнего небрежения, которых в портрете-маске быть не может. В данном случае это характеризует абсолютную выломанность Мусоргского. В больничном халате – безумный человек. И еще всегда обращают внимание на его красный нос. Это личность Мусоргского. Как говорят алкоголики в утешение себе, обаяние не пропьешь. Но и эту полноту личности, таланта также пропить нельзя. Талант все равно остается, живет, бьется, существует, а оболочка разрушается.
Есть совершенно монолитные системы, а есть раздвоенные, как, скажем, в портрете Ипполито Риминальди – раздвоенность между венецианским дворянином и смятенной душой. У Мусоргского душа еще жива, он еще слышит божественные звуки, а оболочка уже распадается, разрушается. Это движение к гибели. Портреты-характеры очень сложны по своей структуре, по своей сущности, но они обладают, как и портреты-маски, совершенно определенными характеристиками.
У истоков пассионарных портретов находятся два художника – Тициан и Хосе де Рибера. Здесь необходимо сделать одно замечание: если портрет-маска не является личностным, а является стереотипным, то портрет личностный, характерный, построенный на разрыве с маской, создан на неповторимой психической и социальной деятельности личности. Автор, который сам не обладает всеми этими данными, создать этот образ не может, потому что ни один художник не может создать того, что им самим не пережито. Он должен быть выше того, что он должен сделать. Он должен овладеть всем. И если он овладел материалом и может его использовать, то тогда он может творить. Искусство – это овладение, осознание, осмысление. Художник всегда должен быть над материалом.
Чтобы оперировать четырьмя правилами арифметики, надо знать их назубок. Для того, чтобы написать маску, надо ее осознать. Художник должен знать этот материал. А для того, чтобы создать портрет-личность, автор должен уже сам пережить эту страсть. Если она не пережита, то получается ложь, которая всегда видна.
Поэтому очень часто творчество такого типа автопортретно или автобиографично. Просто поразительно: какой должен был нести в себе мир Томас Манн, если он написал такое замечательное произведение? Он же должен был прожить жизнь своих героев. На каком же уровне должен быть писатель, чтобы написать роман «Доктор Фаустус»? Каким должен быть Леонардо да Винчи, если он написал «Джоконду»?
Он должен стоять над всем этим. Поэтому огромное количество портретов пассионарного типа глубоко автобиографичны, то есть они несут в себе элементы той страсти, которая пережита их автором, того огня, которым он тоже опален. Хосе де Рибера был удивительным портретистом. Женщин он писал со своей дочери. Она была необычайно красивая и нежная, и он всем святым придавал ее черты. А мужские образы очень часто наполнял собою, своей удивительной внутренней страстью, своим внутренним горением. Какое нужно стремление к истине, чтобы, будучи придворным художником, взять в руки фонарь Диогена и назвать свой автопортрет «Диоген»! Диогены не имеют места в обществе. И блага, которые общество им дает, абсолютно для них не важны.
Личность обязательно существует в нескольких измерениях мира. Поэтому Томас Манн и писал: «Возьму орден и не поморщусь». Потому что читатели и зрители не могут представить себе тех страданий и страстей, через которые проходят писатели. По отношению к той трагедии, которую мы переживаем, этот орден – ничто, мы обречены на сопричастие к этому трагическому миру. Портреты пассионарного типа (портреты-личности, портреты-характеры), помимо перечисленных элементов, обязательно содержат в себе сопричастность к миру трагического.
В этом смысле очень интересен наш русский художник Врубель. Личность его и творчество необыкновенно между собой совпали. В основе его творчества лежат удивительно глубокие рефлексы. Сам по себе внутренний мир Врубеля очень неоднозначный, очень сложный, такой, как все его картины, похожий на многоцветную мозаику, очень нежный, удивительно дымчатый, сказочный, как в портрете его жены Забелы-Врубель, когда он пишет ее в виде Царевны-Лебедь. На перьях этой птицы лежит какой-то розовый отблеск. Врубель – художник, душа которого была необычайно нежна, он был как ребенок. Он как личность был отзывчив, раним, нежен, бесконечно уязвим и вместе с тем бесконечно одинок, очень трагичен. Но он смог не раствориться в этом, а сделать это предметом исследования. Вот в чем великая его заслуга. Поэтому он так убедительно пишет портрет Мамонтова. Эти вещи очень глубоко личностны. Личность Врубеля здесь имеет большое значение, но сила его как портретиста заключается в том, что он сам себя делает предметом исследования, он сам себя пишет, наблюдая свою болезнь, наблюдая свой внутренний мир. Он рассматривает свой внутренний мир, выходя из него и делая его предметом своего собственного творчества.
