Елена Куличкова - «Бархатное подполье». Декаденты современной России
Впрочем, полно об одежде…
Денди – это, разумеется, особый тип интеллектуала. Читать Пелевина сегодня модно или нет? За ответом на животрепещущий в опрос вы кидаетесь к Интернету или прислушиваетесь к лепету диджея на модной радиоволне? Тогда вы точно не денди.
А вот если музыканта, случайно услышанного вами в небольшом кафе, вы для себя безоговорочно называете открытием года, а спустя месяц-два, год он зачарует и программных директоров ведущих радиостанций, и главных редакторов толстых журналов, и циничных музыкальных критиков – есть что-то, что выдает в вас денди. Человека, не просто обладающего изысканным вкусом, но и умеющего тонко чувствовать актуальность культурной ситуации.
Если вы между прочим высказываете друзьям за чашечкой кофе оригинальное мнение о новом фильме (ну, к примеру, о фильме Франсуа Озона, который видели намедни на Берлинском фестивале), а не ждете, что напишут через неделю-другую об этой киноленте авторитетные кинокритики, – вы, несомненно, денди. Или невзначай достанете невиданный пока в родном отечестве аксессуарчик – последнюю модель IPod, которая пересечет таможенный коридор в родные заснеженные широты только через месяц-другой, – и меланхолично заметите, что ее усовершенствованный интерфейс каким-то чудом удивительно гармонирует с вашим текущим внутренним состоянием, связанным с изучением китайской «Книги перемен», мы, пожалуй, назовем вас современным денди.
Разница между денди и модником в истории моды примерно такая же, как между хипстером в современной городской субкультуре и випстером, новой социокультурной прослойкой, имя которой вошло недавно в обиход с легкой руки интернет-колумниста Филиппа Миронова.
Если современный хипстер – это молодой продвинутый горожанин, который манифестирует собственную независимость (другое название хипстера – инди-кид, от indie – независимый) и пытается следовать всему самому-самому модному в одежде, прическе, музыке, кино, литературе, чтобы быть, как мы уже сказали, в тренде, то випстер – это тот, для кого хипстер является целевой аудиторией. Скорее всего, он – главный редактор глянцевого журнала, владелец или арт-директор модного клуба, программный директор рейтинговой радиостанции, независимый дизайнер, владелец галереи. Тот, кто тренд создает. Разница между випстером и денди, однако, в том, что первый задает новые тренды отнюдь не только из любви к чистому искусству. Они для випстера – источник дохода. Глянцевых журналов, как мы уже знаем, такие люди не читают – они их издают. А издавать журналы себе в убыток – нонсенс. Значит, випстеры – все же не совсем денди, ибо денди делают все прежде всего из любви к чистому искусству, и именно в этом их притягательный шарм.
Три правила настоящего денди
Знаменитая исследовательница дендизма Ольга Вайнштейн формулирует эти принципы поведения настоящего денди так. Во-первых, это правило «заметной незаметности» (conspiсuous inconspiсuousness), которое, кстати, легло в основу современной эстетики мужского костюма. Первым идею неброской элегантности придумал, разумеется, Джордж Браммел и с успехом воплощал ее в жизнь.
Второй принцип, который также восходит к Браммелу, – продуманная небрежность. Можно потратить уйму времени на туалет, но далее необходимо держаться так, как будто в костюме все сложилось само собой, в порядке случайной импровизации. «Педантическая тщательность» представляется денди вульгарной, потому что не скрывает предварительного напряжения и, следовательно, выдает новичка, который, потея, постигает науку прилично одеваться. Вот почему умение завязать элегантно-небрежный узел на шейном платке стало высоко котироваться именно в эпоху денди.
Что касается манер и способов себя преподнести в обществе, то основной кодекс дендистского поведения в обществе можно свести к следующим правилам: «Ничему не удивляться», «Сохраняя бесстрастие, поражать неожиданностью», «Удаляться, как только достигнуто впечатление».
Большинство российских гламурных селебрити, не сходящих с полос светской хроники и не вылезающих из телевизора в своей попытке быть скандальными и оригинальными, просто дети по сравнению с великим предшественником по части того, сколь виртуозно владел Браммел искусством светского поведения. Манеры его строились на искусном соединении сухости и непринужденности, почтительности и остроумной дерзости. Именно эти качества закрепились в истории как отличительные черты поведения денди.
Как-то на бал, устроенный некоей миссис Томпсон, Браммел явился без приглашения (как случалось с ним нередко). Однако в дверях дотошная хозяйка потребовала его предъявить пригласительный билет. Денди не упустил возможности для светского скандала. Браммел долго обыскивал все свои карманы и наконец извлек пригласительный билет на другой прием, устраиваемый некоей миссис Джонсон. Когда рассерженная хозяйка указала ему на ошибку, он холодно произнес: «Боже мой, какая незадача! Я очень сожалею, но видите ли, Джонсон и Томпсон – звучит настолько похоже… Желаю вам приятного вечера!» И, элегантно поклонившись, он неторопливо покинул комнату под шепот и смешки знакомых. Тем самым ему удалось публично унизить хозяйку, акцентируя ее простую «незапоминающуюся» фамилию, указывающую на незнатное происхождение. Это примерно то же, если бы сегодня, придя на редкий концерт популярной певицы, сказать: «Земфира… Эльвира… Недолго и перепутать». Нарушив светский этикет, денди одновременно указывает на формальность его отдельных составляющих.
На все слова, жесты, особенности одежды денди ложится большая смысловая нагрузка. Он молчит – это знак, он делает пасы рукой – это знак, он удалился – это тоже знак.
Зачем нужен был весь этот кодекс «ужимок и прыжков»? Был ли он только блажью праздных богачей, не знающих, как развлечь себя? Конечно же, нет. Изначально в XVII веке дендизм явился реакцией аристократов на привычки и манеры все более набирающих вес и влияние в обществе буржуа (не случайно на это же время пришлась и череда буржуазных революций в Европе). Буржуазия всеми силами стремилась стать подлинной элитой общества, а не только финансовой.
Кстати, желанием буржуа сократить дистанцию между своим социальным классом и родовой аристократией обязан происхождением и гламур – попытка создать образ предельного красивого, рафинированного мира, безмятежного края удовольствия, неги и роскоши. Этим же, кстати, объясняется и то, почему философия дендизма и, в свою очередь, тема гламура обретают новую актуальность в России в наши дни. Нарождающаяся буржуазия пытается самоидентифицироваться и соотнести себя с представителями элит как настоящего, так и прошлого. Но, c другой стороны, любая элита стремится всеми силами уберечь свой круг от проникновения в него посторонних – иных по происхождению, уровню интеллекта, воспитания и т. д.
От денди до стиляг
Узнаваемыми чертами дендизм прошествовал через XX век, наиболее ярко выразившись в молодежной субкультуре. Так, по-своему переосмыслили дендистские традиции в 1950-х годах в Великобритании тедди-бойз, которым было свойственно пижонство в одежде и хулиганство в поведении. Эти молодые люди носили облегающие брюки, галстуки-бабочки, удлиненные пиджаки с бархатными обшлагами и замшевые туфли на толстой подошве. Первоначально идолом тедди был британский монарх Эдуард VII, имевший репутацию завзятого денди. Собственно, и название «тедди» возникло как уменьшительное от имени Эдуард. А позднее, в 1960-е, предваряя движение хиппи, на берегах Туманного Альбиона появились моды. В отличие от обеспеченных тедди-бойз, многие из которых являлись представителями золотой молодежи, моды были выходцами из рабочего класса. Однако они также делали культ из своего внешнего вида, обожали ходить по магазинам, а передвигались на мотороллерах, что стало своего рода прообразом верховой езды, которая культивировалась среди денди XIX столетия.
В одежде модов очень важную роль играли мелкие детали, понятные только посвященным (вспомним знаменитый дендистский принцип «заметной незаметности»).
В России дендизм отразился, конечно, в отдельных ключевых фигурах Серебряного века (выразителями традиции можно признать Северянина, Гиппиус, Стенича). В 1960-е свой дендистский нонконформизм через особенности манер и одежды выражали стиляги (или «штатники»). В советской рок-музыке 1980-х дендизм по части антуража нашел выражение в творчестве групп московской школы. В первую очередь это относится к таким коллективам, как «Браво», «Оберманекен», «Николай Коперник». Определенное западничество (в том числе и в одежде, манерах) воспринималось тогда как вызов господствующей государственной системе.
В наши дни мы наблюдаем новый всплеск интереса к дендизму. Свежие тенденции моды указывают на возвращение на актуальную арену мужских шейных платков, смокингов. Очевидную актуальность дендизма в наши дни подчеркивает художественное движение «Бархатное подполье», возникшее в столичном артхаусе в середине 2000-х и с тех пор дающее о себе знать ежегодными фестивалями. Апологеты «Бархатного подполья» именуют новый, проповедуемый ими стиль куртуазным декадансом. Это попытка перенести на современную почву традиции декаданса и эстетизма – течений европейской культуры XVIII–XIX веков, неразрывно связанных с дендизмом (ярчайшими выразителями эстетизма были О. Уайльд, Т. Готье, Барбе д’Оревильи). Роль музыкального законодателя мод в области дендизма и декаданса взяла на себя рок-группа «Бостонское чаепитие», известная первой в России песней про Интернет («Новый эскапизм») и декадентской композицией «Последнее танго в Париже», ставшей своего рода гимном «Бархатного подполья». Апологеты нового течения называют себя «бархатные» и держатся особняком, устраивая закрытые салоны.
