Дэвид Лэнг - Древний Кавказ. От доисторических поселений Анатолии до христианских царств раннего Средневековья
С увеличением числа материальных свидетельств более ранние упрощенные теории в какой-то мере утрачивают силу. Эволюция ранней закавказской культуры в целом была сложнее, чем предполагалось изначально. Один из выводов автора[78] о том, что вначале существовала удивительная однородность материальной культуры (это подтверждает факт наличия керамики в обширной зоне – от Малатьи до Кавказа и от Эрзинкана до озера Урмия), остался в силе. Так же как и общее утверждение, что эта однородность имела тенденцию распадаться на региональные варианты, хотя она отчетливо проявилась только в третьем периоде трехчастного хронологического разделения. Так что вполне мог существовать период быстрого и широкого заселения этой горной зоны пришельцами, за которым последовал более длительный этап культурной стабильности, при этом переход занял несколько столетий.
Большой интерес историков и филологов к приходу индоевропейцев, особенно хеттов, на Ближний Восток через Кавказ около 2000 г. до н. э. и позже предполагает изменение материальной культуры на рассматриваемой горной территории, по крайней мере в Закавказье и Восточной Анатолии. Тем не менее нарушение непрерывности вовсе не является очевидным. Важные перемены, произошедшие в третьем культурном периоде, явившиеся результатом прогресса в металлообработке и торговле, представляются заслугой местного населения, а не индоевропейских пришельцев, археологических следов которых найдено крайне мало. Более того, ранняя закавказская культура, продолжившаяся в разной степени в начале 2-го тыс. до н. э., оказала глубокое влияние на последующие культуры.
Объяснить долговечность и высокую приспособляемость ранней закавказской культуры можно по-разному. Но, как подчеркивали советские археологи, в результате была достигнута экономическая стабильность, основанная на земледелии и скотоводстве. Где эти средства существования изменились во 2-м тыс. до н. э., там была нарушена непрерывность оседлой жизни. Но в тех местах, где земледельцы и скотоводы сохранили образ жизни своих предков, культурные традиции продолжились, хотя и модифицировались, так что со временем перестали быть узнаваемыми в артефактах.
Попытка поместить население ранней закавказской культуры в контекст Древнего Ближнего Востока, где письменные документы начали давать скудную историческую информацию, представляется вполне уместной. Физическая антропология не помогает, так же как и записи из самой высокогорной зоны до IX в. до н. э. – Урарту. Единственное исключение – стела, установленная Тиглатпаласаром I в долине возле Буланика, расположенного в верховьях Мурата (Арсании). Известно, что язык урартов был родствен хурритскому, причем настолько, что его вполне можно считать потомком хурритского языка, хотя, вероятно, не все филологи со мной согласятся.
Таким образом, есть основания считать урартов принадлежавшими к роду хурритов. Этому выводу не противоречит их широкое расселение в Северной Сирии и Месопотамии во 2-м тыс. до н. э. Таблички из Нузи и Алалаха – источники, свидетельствующие о хурритском присутствии в центральной части Плодородного Полумесяца[79]. Хеттский царь Мурсили I, совершивший успешное молниеносное нападение на Вавилон, датируемое по «средней хронологии» примерно 1595 г. до н. э., положил конец династии Хаммурапи. Он же позволил касситам, народу индоевропейского происхождения, постепенно проникавшему на равнины с Загроса, установить контроль над Вавилоном, который они сохраняли четыре столетия. По пути домой Мурсили угрожали хурриты – на территории, по которой с добычей шла его армия[80].
Хурриты также обосновались на средиземноморском побережье, где такие финикийские города, как Арвад, и в последующие века сохранили свои хурритские названия. Они продвинулись дальше в западном направлении – в Киззуватну (впоследствии Киликия), где оказывали доминирующее влияние на хеттский двор. Роль хурритов на Ближнем Востоке во 2-м тыс. до н. э. оказалась чрезвычайно значительной. Хотя понятно, что в Сирии и Северной Месопотамии они были пришельцами, где смешались с разными группами семитов, среди которых политически господствовали амориты[81]. Тем не менее хурритский элемент населения Киззуватны вторгся на равнину, где уже жили индоевропейцы из числа лувийцев, вероятно родом с северо-запада Анатолии, и их прибытие (2300 г. до н. э.) ознаменовало собой начало киликийского раннего бронзового периода III[82]. По прошествии примерно двух столетий (в 2100 г. до н. э.) в Киззуватне появилась раскрашенная керамика, совершенно отличная от продукции раннего бронзового периода III, имеющая несомненное сходство с керамикой Алалаха и других поселений Северной Сирии. Происхождение этой раскрашенной керамики из ранней закавказской подпровинции III региона Элязыг – Малатья представляется возможным, хотя влияние могло распространяться в другом направлении – из Сирии на север в долину Верхнего Евфрата[83]. Киликийский средний бронзовый век начался с появления этой раскрашенной керамики, при этом источники хеттов отмечают там культурное господство своего народа на несколько веков позже, в позднем бронзовом веке. Никакая промежуточная дата прибытия хурритов в Киззуватну не представляется правдоподобной. Вероятнее всего, они все же начали селиться там около 2100 г. до н. э. До этого они присутствовали в северной части Сирии, откуда и явились.
Таким образом, хурриты могут причисляться к элементам цивилизации Ближнего Востока за пределами высокогорной зоны до 2000 г. до н. э. Поддерживает эту гипотезу наличие хурритских личных имен на табличках аккадского периода (2340–2180 гг. до н. э.) в Чагар-Базаре, расположенном на реке Хабур[84]. Их появление на этом судоходном притоке Евфрата означает, что хурриты уже тогда начали получать доступ к богатой торговле Месопотамии, расширявшейся при посредстве военных и торговых экспедиций Саргона Аккадского и его преемников, в первую очередь его внука Нарам-Сина. Эти экспедиции, хотя и имевшие, по крайней мере частично, традиционные цели, открывали новые рынки и вполне могли облегчить создание ассирийской торговой колонии в Канеше (Кюль-Тепе), что в центральной части Анатолии, после чего были созданы и другие подобные колонии[85]. Они находились скорее на хеттской, чем на хурритской территории. Но важный путь в Центральную Анатолию проходил через Элязыг, позднее известный хеттам как Исуа, чье население было (через связи с Северной Сирией), вероятно, хурритским, по крайней мере к началу третьего периода ранней закавказской культуры. Рост месопотамской торговли, особенно в аккадский период и при Третьей династии Ура, очень вероятно, стал магнитом, притягивавшим хурритов на юг, в Сирию.
Все сказанное выше предполагает некую родину, откуда хурриты вторглись на окружавшие их территории – к югу и западу. Эта родина могла быть только в горном районе. Тогда кто, кроме хурритов, мог оставить после себя раннюю закавказскую культуру? Ни одна теория о том, что они могли прийти из-за Кавказских гор и преодолеть их, не оставив ни малейшего следа, не выдерживает критики, хотя, конечно, кочевники могли передвигаться незаметно. Существовавшая в 3-м тыс. до н. э. общая культурная целостность высокогорной зоны, о которой уже говорилось, подразумевает этническую стабильность, хотя и не доказывает ее. Очевидный вывод – население было хурритским и оставалось таковым с конца 4-го тыс. до н. э.
Возражение этой теории этнической целостности может быть выдвинуто на основании того, что сокровища Майкопа, большого кургана в долине Кубани, и Алаки, богатого кладбища на плато Центральной Анатолии, указывают на культурное и этническое вторжение из северных степей до самой Анатолии. Это предположение, вероятно, частично основано на убеждении, что украшения в виде животных, самые ранние проявления которых встречаются в Майкопе (вопрос спорный), были творением кочевников северных степей. Один ученый даже нашел индоевропейские родственные черты в Майкопе и Алаке, связав последнюю с теми хеттами, которые поселились в излучине реки Галис[86]. Это утверждение можно считать необоснованным. Люди Алаки были хаттами, имевшими малоазиатские, а не индоевропейские корни. Они населяли и контролировали часть Анатолийского плато, к западу от территории хурритов. Культурное влияние распространялось из Алаки и окрестностей, вероятно через Хороз-Тепе и поселения, расположенные возле понтийского побережья и на нем, к Майкопу, а не обратно. Это можно рассматривать как еще одно проявление ближневосточного влияния через Кавказ и соседние степи, последовавшего после контактов между горцами и населением северного края Плодородного Полумесяца. Но то, что небольшой класс воинов индоевропейской расы возвел курганы раннекубанской фазы и добрался до Алаки, не повлияло на формирование родственных черт населения Алаки и Майкопа, равно как и на расовый состав его большинства.
