Александр Мусин - Церковная старина в современной России
Вид восстанавливаемых из руин храмов сегодня вызывает умиление даже у думающей части российской интеллигенции и порождает комплименты в адрес московской патриархии. Но такое «восстановление» памятников сродни их новому разрушению, разве что более циничному. Представьте себе, что некто взялся восстановить разрушенный вандалами памятник на могиле близкого вам человека. В конце концов вы приходите на могилу и видите, что надгробный камень вроде похож, но на нем – либо другое лицо, либо заменено имя, либо искажена фамилия… Вместо благодарности «восстановителю» в вас просыпается возмущение. Сегодня церковный ремонт столь же мало похож на настоящее восстановление порушенных святынь, как сегодняшняя церковная жизнь – на подлинное восстановление христианских традиций. И то и другое нацелено на создание новодела-симулякра, имитирующего и симулирующего духовную жизнь и продавливающего в общество новую редакцию Русского Православия как варианта национального быта и идеологии.
РПЦ демонстративно молчалива по поводу разрушения церковной старины руками ее духовенства. Только в 2001 г. появилась церковная брошюра, где на доступном массовому прихожанину языке говорилось «о грехе небрежения и об истинном отношении к иконам»[404]. Здесь подчеркивалась оправданность музейных требований к обращению с иконами, описывались необходимые условия их хранения и писалось о вреде непрофессиональной реставрации. Положение с обучением реставрации даже в серьезных богословских учебных заведениях отражает общецерковное отношение к этой материи. При этом «церковная реставрация», пренебрегая соборным обсуждением, зачастую является воплощением индивидуальной вкусовщины, характерной для заказчика – архиерея, игумена, настоятеля, провинциальное происхождение которых определяет их культурный уровень. В результате свойственные им представления о «благолепии» навязываются и общине и обществу. Подобная «приватизация» «красоты церковной» не только служит задачам примитивного самоутверждения, но и целиком подчиняет облик памятника индивидуальному контролю, что может рассматриваться с точки зрения канонического права как восхищение богослужебных предметов для личного употребления.
«Неудача» церковной реставрации, подменяемой ремонтом или сопровождаемая уничтожением старины, сродни неудачам социальных и образовательных проектов сегодняшней РПЦ. Это связанно не только с «модернизацией» церковного сообщества в сторону фундаментализма, но, как отмечают эксперты (и в частности Б. Кнорре), с традиционным менталитетом и стереотипами поведения, присущими православной субкультуре. Отсутствие установок на интеллектуальное и культурное развитие, заниженная самооценка, «комплекс жертвы», патернализм и инфантилизм, декларативное отвержение бытового комфорта как предлог к всеобщей нетребовательности, наличие двойных стандартов в подходах к внецерковному обществу – все эти глубинные черты религиозного характера, выдаваемые обыкновенно за «духовность», препятствуют формированию социально-ответственной позиции, необходимой как для сбережения религиозных святынь и культурного наследия, так и для активной социальной деятельности Церкви. Преодоление таких «субкультурных» комплексов возможно лишь в результате целенаправленной проповеди, однако ни приходское духовенство, ни иерархия не готовы начать подобную борьбу – что в силу подверженности подобным же недостаткам, что в силу боязни посягнуть на «традиционные ценности».
Характерно и «чувство хозяина», свойственное некоторым представителям церковного руководства. Бабушка, вспоминая эпизоды коллективизации в Архангельской губернии конца 1920-х гг., рассказывала щемящую душу историю. К власти пришла голытьба и пьянь, известная всему крестьянскому миру. Лошадей, объявленных общественной собственностью, с деревенских дворов согнали в общее стойло. Это не мешало «бывшим» хозяевам приходить каждый вечер в конюшню, чтобы с заботой и лаской вычесать своих любимцев, равно как не мешало новым «хозяевам», проезжая верхом мимо «бывших», демонстративно рвать узду, раздирая лошадям рот до крови. Для «комбедовцев» кони так и остались навечно чужими, а для хозяев – своими навсегда.
Что-то похожее происходит сегодня между некоторыми представителями духовенства, властвующими над памятниками церковной старины, и хранителями и реставраторами, которые оказались лишены возможности хранить и реставрировать.
Возвращенные патриархии храмы и святыни сегодня зачастую переделываются не только без рекомендаций и надзора специалистов, но и вопреки этим рекомендациям. За этим, как и за требованиями тотального возвращения памятников церковной культуры в ведение патриархии, кроются настроения реваншизма, стремление отомстить бывшим хозяевам, делая «больно» их любимым памятникам. Дух «любоначалия» и «самовластных страстей» из гимнографии Великого Поста перемещается в современную церковную жизнь.
Для выборгского архиерея музейная интеллигенция является «еретиками-иконоборцами». Для ярославского архиерея консультации и согласования со специалистами унизительны. Для рязанского архиерея соблюдение температурно-влажностного режима является вздором. Для новгородского архиерея отказ от археологических раскопок по меркантильным соображениям оборачивается «закапыванием» истории собственной епархии. В свое время митрополит Ленинградский Никодим (Ротов; 1929–1978) говаривал этому будущему князю церкви: «Хороший ты человек, но погубит тебя твоя шляхетская спесь». Пророчество начало сбываться…
Происходящее свидетельствует, что вместо настоящего хозяина в церковные памятники приходит временщик, стремящийся выжать из святыни максимальную пользу, подминая памятник под себя. Такое отношение четко прослеживается в судьбах заброшенных сельских церквей, которые епархиальная власть отнюдь не спешит брать «в собственность». За последние 15 лет патриархия и епархии не перечислили ни копейки на их консервацию и сбережение. Эти храмы – «чужие» для церковных чиновников, так как у них нет ни прихода, ни дохода. Тема сохранения культурного наследия активно проникает в церковную лексику только, если нужно добиться передачи памятника старины в пользование патриархии. Тогда в нерациональном, корыстном или халатном обращении с памятниками обвиняются конкретные учреждения культуры, для чего используются иногда реальные, иногда выдуманные случаи ненадлежащего обращения с объектами культурного наследия. В других случаях патриархия молчит, поскольку указать на бедственное положение храмов, находящихся в собственности государства, значит поссориться со своим главным спонсором. В Великом Новгороде местная епархия ни разу не выступила в защиту разрушаемого культурного наследия даже тогда, когда бульдозеры фирмы «Деловой партнер» уничтожали древнее кладбище Свято-Духовского монастыря. Это и понятно: фирма – деловой партнер областной администрации. На защиту церковных гробов встало лишь общественность.
Вместе с тем, пренебрежение культурным наследием в Русской Церкви, обладая своей спецификой, является лишь проекцией общего для страны отношения к памятникам культуры. Нельзя не отметить, что одной из причин деградации бережного отношения к культурному наследию является демографическая политика коммунистического режима и усиление миграционных потоков в результате распада СССР, что вызвало резкое изменение «культурного фона». Новоприбывшие мигранты зачастую не ощущают местную культурную традицию и ее памятники как свои собственные и оказываются безразличны к их состоянию и разрушению. Речь идет даже не столько о «гастарбайтерах», используемых церковными организациями на своих памятниках, сколько о гражданах, вполне «православных по рождению».
Стремление увидеть в остатках прошлого «ненужную рухлядь» свойственно и современной бюрократии, и значительной части общества. Сегодня церковный ремонт использует ту порочную практику, извращающую суть реставрации и восстановления «связи времен», которая сложилась в середине 1970-х гг. Тогда, с ведома органов охраны памятников, активно начали внедряться в жизнь «разборка с восстановлением», снос с заменой сгораемых конструкций на несгораемые, сохранение фасада и т. д. Стремление придать памятнику «целостный вид» в соответствии с собственными вкусами может быть охарактеризовано как «реставрационный» тип отношения к культурному наследию, который является типом архаичного, по сути, первобытного сознания. Для него не существует истории, а ощущение древности подменяется привычной глазу свежестью красок и завершенностью формы. К сожалению, именно такое отношение к памятнику характерно для большинства наших соотечественников, которые любят не древность, а свои представления о ней. Им противостоит «консервационный» тип сознания, относящийся к любым материальным останкам древности и старины как к святыне и стремящийся их сохранить, законсервировать как возможность подлинного приобщения к истории. Необходимости именно такого отношения к древности в церкви сегодня противостоит прагматизм и себялюбие «новых православных»…
