Екатерина Алленова - Валентин Серов
Коровин, который обычно в два- три сеанса заканчивал свои работы, часто досадовал, что Серов чересчур долго «копается» с картинами и «засушивает» их. Но здесь Серов, словно подчиняясь темпераменту друга, пишет размашисто, этюдно, яркими пятнами цвета при великолепной воздушной серебристости общего тона, намеренно стилизуя портрет под живопись самого Коровина. Этой манерой письма передан и «вихлястый», по выражению Серова, характер Коровина, и его «артистическая небрежность»; в то же время Коровин изображен здесь как именно творческая личность, человек искусства: «В небрежно написанной фигуре К. Коровина никто не угадает банкира или ростовщика. Конечно, художника выдают аксессуары, в виде палитры, этюдов, но и без них вы узнаете жреца искусства, ленивого, беспечного, великого в минуты вдохновения и неустойчивого в обычных отношениях жизни», - отозвался о портрете один из рецензентов.
Портрет княгини Зинаиды Николаевны Юсуповой. 1902
Холст, масло. 1 81,5 х 133 см
Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Княгиня Юсупова принадлежала к одному из богатейших аристократических семейств России. Современники были единодушны в отзывах о ней. «Зинаида Николаевна останется для всех ее знавших совершенным типом очаровательной светской женщины... Всякий, кто к ней приближался, невольно подпадал под ее очарование». «Она была не столь красива, сколь прелестна с седеющими с ранних лет волосами, обрамлявшими лицо, озаренное лучистыми серыми глазами...» «Она была не только умна, воспитанна, артистична, но была также воплощением душевной доброты... И наряду с этими исключительными качествами она была сама скромность и простота».
На портрете Серова Юсупова изображена в роскошном модном интерьере, сидящей на атласном диване, где рядом с ней пристроился модный же белый шпиц. Поза княгини нарочито «неудобна» - Серов акцентирует момент позирования «модному» опять-таки художнику. В портрете доминируют извилистые витиеватые очертания и формы. Беспокойна поза модели, капризно и сложно изломаны руки, прихотливы складки платья - и всему этому словно аккомпанируют «тревожно» изогнутые линии спинки дивана, рокайльные завитки золоченых рам и лепнины и цветочные узоры мебели. Хрупкость и грация оборачиваются нарочитой искусственностью. а «очаровательная» улыбка - застывшей маской светской любезности.
Портрет княгини Зинаиды Николаевны Юсуповой. 1900-1902
Нижегородский государственный художественный музей
Портрет, как всегда, потребовал множества сеансов, нескольких месяцев работы. Княгиня с юмором рассказывала князю Щербатову: «Я худела, полнела, вновь худела, пока исполнялся Серовым мой портрет, а ему все мало, все пишет и пишет!» Серову в упрек ставилась чрезмерно тщательная, «замученная» живопись лица, в противоположность эскизно взятому антуражу. Сама же Юсупова считала именно собственное лицо лучшей частью портрета. В какой-то момент Юсуповы даже намеревались вырезать из портрета овал - голову княгини - но, к счастью, этого не случилось.
Живопись портрета отличается красотой и благородством колорита, построенного на игре оттенков, подобных красочным переливам жемчуга или перламутра - розоватый, серебристо-серый, кремовый, сиреневый. Колористически портрет Юсуповой перекликается с изысканными пасторалями Ватто, воскрешая в памяти представление о живописи рококо. Не случайно под впечатлением портрета один из современников писал: «Эта женщина... нежная, изящная, и утонченная, живет именно той жизнью, какой жили когда-то маркизы. Эти белые напудренные волосы, эта странная поза - все это дает право сказать, что это именно маркиза нашего времени».
Петр I. 1907
Картон, темпера. 68,5 х 88 см
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Картина написана по заказу издателя и книготорговца Иосифа Николаевича Кнебеля для репродуцирования в серии «школьных картин» по русской истории.
«Страшно, судорожно, как автомат, шагает Петр... Он похож на Божество Рока, почти на смерть; ветер гудит ему по вискам и напирает в грудь, на глаза. Еле поспевают за ним испытанные, закаленные “птенцы”, с которых он смыл и последний налет барского сибаритства, которых он превратил в денщиков и рассыльных.
Глядя на это произведение, чувствуешь, что... в императора Петра I вселился грозный, страшный бог, спаситель и каратель, гений с такой гигантской внутренней силой, что ему должен был подчиниться весь мир и даже стихии», - писал о картине Александр Бенуа.
«Гений - парадоксов друг» - Серов увидел Петра в том парадоксальном «двуединстве», которое у Бенуа выражено словами «спаситель и каратель» и которое с разительной точностью и лаконизмом сформулировано Пушкиным в Полтаве:
...Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь, как божия гроза.
Картина Серова представляет не только Петра, но и его столь же «ужасное и прекрасное», как и он сам, творение - Петербург. Петр со свитой шествует по необжитой, суровой земле, где бродят коровы, «по мшистым, топким берегам», к которым подступают, «котлом клокоча и клубясь», тяжелые невские волны. На дальнем же плане - панорама города, ряд построек вдоль берега реки, среди которых возносится сверкающий, словно озаренный солнцем, проглянувшим вдалеке во время грозы, шпиль Петропавловского собора. Эта панорама, эта бледно-сиреневая вода, цвет которой столь резко контрастирует с общим тоном картины, напоминают несколько условную театральную декорацию, на фоне которой разворачивается действие. Известно, что строительство Петропавловского собора с его знаменитым шпилем было завершено лишь почти десятилетие спустя после смерти Петра. Зрелище на дальнем плане - прекрасное видение, словно пророчество о будущем великом городе:
Прошло сто лет, и юный град,
Полнощных стран краса и диво,
Из тьмы лесов, из топи блат
Вознесся пышно, горделиво.
Похищение Европы. 1910
Холст, темпера, гуашь, уголь. 80 х 100 см
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Сюжет картины, взятый из древнегреческой мифологии, принадлежит к одному из любимейших сюжетов мирового искусства. Европа была дочерью финикийского царя Агенора. Влюбившийся в нее Зевс явился царевне и ее подругам, гулявшим на берегу моря, в виде прекрасного быка. Девушки забавлялись игрой с быком, украшая его рога цветочными гирляндами (обрывок гирлянды можно видеть и в серовской картине). Наконец, Европа решилась сесть на спину быка-Зевса - тот бросился в море и увез царевну на остров Крит, где она стала женой Зевса и впоследствии родила ему трех сыновей-героев.
Похищение Европы Серова - не столько изображение мифа, сколько его отблеск, эмблема всего мира греческого искусства с его «высокой декоративностью, граничащей с пафосом», как говорил Серов в одном из писем. Часто присутствующий в работах художника момент игры с художественными воспоминаниями явлен и здесь: ритмично ныряющие дельфины напоминают, например, фрагмент росписи килика Диониса, выполненного греческим мастером VI века до н. э. Экзекием, да и бык напоминает изображения быков на древнегреческих сосудах (быть может, отчасти поэтому Серов первый из художников, изображавших миф о похищении Европы, отступил от первоисточника, рассказывающего о белом быке с золотыми рогами - коричневый бык напоминает о росписях краснофигурных ваз). Неожиданно живой и осмысленный взгляд быка- Зевса подчеркивает застылость неподвижного лица-лика Европы - маски архаической коры, своего рода символа всего греческого искусства. Одно из значений имени «Европа» - «широкоглазая», что удивительно созвучно тому изображению лица Европы, которое дает Серов.
Интересно, что Бакст, исполнивший по возвращении из Греции (куда он путешествовал вместе с Серовым) картину Древний ужас, также изобразил в ней статую Коры с ее загадочной «архаической улыбкой» как символ и вечную тайну античного мира.
Серовым исполнены несколько живописных вариантов Похищения Европы, а также (редчайший случай в творчестве Серова) скульптура - небольшая статуэтка, повторяющая композицию картины.
Портрет княгини Ольги Константиновны Орловой. 1911
Холст, масло. 237,5 х 100 см
Государственный Русский музей
Она не могла стоять, ходить, сидеть, говорить без особых ужимок, подчеркивавших, что она не просто какая-нибудь рядовая аристократка, а... первейшая при дворе дама», - писал об Ольге Орловой Грабарь. Судя по отзывам современников, она не отличалась высоким интеллектуальным уровнем, мало интересовалась искусством, но зато была самой элегантной женщиной Петербурга, первой модницей, тратившей целые состояния на шикарные парижские туалеты. Худощавая, высокого роста, Орлова имела в свете амплуа, если говорить современным языком,«супермодели». Тогда как Серов для княгини был только модным портретистом, которого толпа ее поклонников сочла достойным чести увековечить ее облик. Ситуация позирования, «игры на публику» доведена в этом портрете до той черты, где модель уподобляется едва ли не манекену, существующему для того, чтобы на нем демонстрировались роскошные наряды. Княгиня Зинаида Юсупова однажды осведомилась у Серова, почему в этом портрете такую заметную роль играет шляпа, на что художник с улыбкой ответил: «Иначе ведь не была бы княгиня Орлова...»
