Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)
— Не поняла, сосед? — Огулнияз приподняла брови.
— Меня интересует, со сватами вы говорите одна или девушки тоже принимают участие в разговоре?
— Ай, вы меня удивили, сосед. — В голосе Огулнияз прозвучало разочарование. Она замахала руками. — Смотрю, вы хотите взрослую девушку посадить перед сватами? Что это, правительственный прием, что ли? Сваты с одной стороны длинного стола, а мы с дочерьми — с другой? Вах-вах-ей, сосед, как смешно вы рассуждаете! Да я сейчас лопну от смеха! — заверила меня Огулнияз, хотя лицо ее оставалось серьезным. — Ваша голова набита науками, но азбуку жизни вы до сих пор не выучили.
Передо мной сидела женщина, в плоть и кровь которой, как в стены жилья отчаянного курильщика, впитался дым деспотизма, ограниченности, жадности, и ничего с этим, как я понимал, не поделаешь. Она была уверена, что люди, мыслящие иначе, чем она, нарушающие обычаи, неполноценны и не имеют права на существование.
— Самое лучшее качество девушки — скромность, — убежденно продолжала Огулнияз. — Голова у нее должна быть опущена. Когда с честью выдашь дочку замуж, гора с плеч. Тогда муж за нее отвечает. Пусть девчонка делает, что хочет. Выдала замуж — отойди, отдала на учение мастеру — молчи.
— Выходит, с замужеством дочери все заботы матери кончаются?
— А как же иначе? Главное — с честью выдать замуж. Такие мягкосердечные матери, как я, хоть всхлипнут, отдавая дочку замуж, хоть пожелают ей счастья, а другие вздыхают счастливо, что отделались наконец. Честно говоря, отдашь — и на сердце станет легче. Кто-кто, а я хорошо своих дочерей воспитала. — Она помолчала, в лице ее отразилась некоторая борьба, потом она, похоже, отогнала сомнения и торжественно произнесла: — Иди-ка сюда, сосед.
Длинным ключом открыла она гостиную и включила яркий свет. Большая просторная комната была полна ковров. Они закрывали все стены, были скатаны в рулоны и аккуратно разложены вдоль стен, точно приготовлены для продажи.
— Видишь? — шепотом спросила Огулнияз.
— Вижу, — так же тихо, ошеломленно ответил я.
— Девочки выткали. — Огулнияз подмигнула мужу. — Я ведь, сосед, с Мусой тоже не на улице познакомилась, и под деревом не стояла, и не думала, как там устроится моя жизнь. Я даже имени его не знала. А самого увидела утром после первой брачной ночи, из-под одеяла. Смотрю на него, а у него и глаза и щеки улыбаются. Закрываю лицо ладонями, стараюсь понять, покраснела или нет. А тело мое как огонь горит. Нужно стеснительной показаться, как меня мать учила, а мне страсть хочется поговорить. И не выдержала. "Скажи правду, парень, ты действительно старше меня на два года?" — спросила. Он в ответ еще больше заулыбался. Так и дочек замуж выдам. Вай-е-ей, когда переведут тебя за занавеску на приготовленную постель, ох и быстро познакомишься! Слава аллаху, судьбой своей я довольна. Сам видишь эту комнату, а там еще и спальня такая же. Мебель арабская, семь тысяч стоит. Люстра — пятьсот рублей, а та, что в спальне, триста. В серванте — хрусталь, а вон тот кувшинчик — из чистого серебра.
Она замолкла. Стало тихо. Хозяйка явно ждала от меня проявлений восторга.
— Эта комната больше похожа на выставку, — осторожно нарушил я молчание. — Столько вещей, да все новые, неиспользованные…
Не знаю уж, как поняла меня Огулнияз, но испугалась она страшно.
— Типун тебе на язык, сосед-учитель! В самом деле участились кражи. У нас-то всегда кто-нибудь дома, а вы будьте осторожны, — предостерегла она меня. — Оставьте на кого-нибудь квартиру, когда поедете в свою Фирюзу. Мы вот на все двери и окна решетки поставили.
— А ведь верно! — воскликнул я. — Я сперва испугался, увидев вашу железную дверь, подумал, что забрел совсем не туда, куда приглашали.
Огулнияз ласково осматривала вещи.
— На сердце неспокойно, — сказал Муса.
— Вот-вот, — нахмурилась Огулнияз. — Трудно приобрести вещи, но еще труднее их сохранить. Стоит мне задремать, как меня одолевают кошмары, и я просыпаюсь.
— Если бы просто просыпалась, это еще куда ни шло, а то и меня пугает! — обрадовался возможности пожаловаться Муса. — Вчера проснулся от страшного крика. Смотрю, сидит на кровати, глаза закрыты, руками в темноту тянется, будто хочет что-то поймать. А позавчера выхватила из-под подушки нож и ну бегать с ним по квартире!
Огулнияз и впрямь выглядела не особенно здоровой: глаза опухли, видно от бессонницы, и беспокойны, тревожны, точно стремятся увидеть то, что увидеть невозможно.
— И давно у вас так? — с невольным сочувствием спросил я ее.
— Раньше этого не было. Стоит только прикрыть глаза, как меня обступают люди и тащат из дома мои вещи. Я хочу броситься на них, отнять вещи, а не могу: тело немеет, руки-ноги не слушаются. А иногда мне снится, что я дерусь с басмачами. Главное — эта дверь. Как проснусь, так бегу скорее к ней.
— Зачем бегать? Лучше спать прямо в этой комнате, — посоветовал я.
— Если здесь спать, вещи испортятся. Если бы вы знали, что это за вещи. Войду сюда, каждую приласкаю, поглажу. Чем больше глажу, тем теплее и спокойнее становится на душе. Иногда осторожно, чтобы не повредить пружин, сажусь на диван, смотрю. Кто еще смог накопить столько? Вот под нами соседи всего на один день раньше телевизор купили, так, представляете, уже успели дважды отдать его в ремонт. А потому что каждый, от мала до велика, считает себя мастером, крутит-вертит все ручки подряд. А ведь сами знаете, начал ремонтировать вещь, все кончено. Если мастера что-нибудь украдут, и не узнаешь.
— "Под вами" — это Посалак-ага, что ли?
— Они, они самые. Знаете, я уверена, все их имущество можно навьючить на голодную курицу. А разговаривают как! Будто важные особы!
Впервые за весь вечер я искренне улыбнулся:
— Ба! И мы такие же богачи!
— А вам я хочу кое-что сказать, — Огулнияз уперла руки в бока. — Если вы будете столько тратить на еду, вам никогда ничего не удастся приобрести. Как-то пришел от вас Каковджан и рассказывает: "Мама, у них холодильник набит яблоками, виноградом, гранатами. Каждый день курицу жарят или плов варят". Я, конечно, объяснила ему, что вы оба работаете, а у нас только отец. Бедняжка мой говорит: "Я, когда вырасту, буду много зарабатывать!"
— Еда — наше слабое место, — признался я. — После плова с цыпленком хороша спелая сочная дыня! Поешь, и кажется, стало легче, на душе теплее.
Огулнияз оживилась.
— В прошлом году купила на базаре курицу, за семь рублей! Сварила плов. До чего вкусный был! — зачмокала она. И вдруг взяла меня за руку, повела в лоджию.
Только сейчас я заметил, что здесь тоже железная решетка. В углу стояло что-то укутанное брезентом.
— Мотоцикл с люлькой, — важно сказала Огулнияз. — Даже машинное масло не смыто. А у нижнего соседа один только развалившийся велосипед!
Я не смог сдержать раздражения.
— Говорят, велосипед — лучшее средство для укрепления здоровья. Самый лучший вид спорта, уверяю вас.
— Громыхать по улице на сломанном велосипеде — это не спорт, это позор! — воскликнула Огулнияз.
— Вы ездите на мотоцикле? — спросил я.
Подбоченилась Огулнияз, заулыбалась:
— Если у дверей стоит чудесный конь, который ржет от сытости и довольства, на него можно и не садиться. Им нужно гордиться! — Но тут же сникла. — Скоро машину купим, только что делать с ней, не знаем, на лоджии не уместится, а если бы даже и уместилась, то как ее сюда внести?
— Постройте гараж.
— Что вы, что вы! — замахала она руками. — Разве можно оставить машину во дворе и спокойно лечь спать? Помнишь, Муса, по телевизору показывали фильм? Так там подъемным краном подняли гараж, а в машину сели и поехали. Вот вам и гараж!
Больше выдержать я не мог. Вышел из лоджии — и прямиком в прихожую. Хозяева точно обрадовались, заспешили. Я обувался, а они уже распахнули дверь и стояли над душой.
— Здравствуйте, учитель.
Эти едва слышно сказанные слова произнесли Гогерчин и Бике. Я и не заметил, как они обе оказались возле меня.
— Здравствуйте, девушки, здравствуйте, милые! — Очень я обрадовался, увидев их. И обернулся к Огулнияз. — Действительно, дочери ваши прекрасно воспитаны.
Огулнияз шагнула между мной и девушками, оставив мне один путь — на лестницу.
— До свидания, девушки! — крикнул я, но мои слова остались со мной, а те, кому они предназначались, — за крепко хлопнувшей дверью.
3Уф! Ну и семейка! Интересно, достанься Посалаку в жены не тетя Гумры, а Огулнияз, получился бы у него такой славный дом? Сам собой складывался ответ — какова хозяйка, таков и дом. А мой дом, хоть и были мы в ссоре с Акджагуль, был мне приятен, иного мне и не хотелось.
