Журнал «Искатель» - Звезда Сириама
Орудуя двумя ладонями, Ла Тун стал подробно нам объяснять, как и почему происходит сближение.
— Зачем им нас убивать? — возразил Хаген. — Гораздо выгоднее назначить выкуп.
— А кто будет платить? — спросил Бени. — Может быть, ЮНЕСКО?
— Или Интерпол? — ехидно заметил Зо Мьин.
— Иными словами, — продолжал свое Ла Тун, — ехать туда на катере мы никак не можем.
— Даже днем? — разочарованно спросил Тимофей.
— Даже днем, — метнув на студента убийственный взгляд, отрезал Ла Тун и в сердцах прибавил какое-то бирманское слово, заставившее Тимофея задуматься. Бени нахмурился, но больше никак не отреагировал на это словечко: возможно, его «семейный язык» имел свои пределы. — Нас сейчас же отправят назад, и плыть в Тавой придется ночью.
— Тут-то нас и поймают пираты, — поддакнул Бени.
— Ну хорошо, — не унимался Хаген. — Но там, в Маумагане, нам будет позволено кататься на лодке?
— Надеюсь, — с облегчением отвечал Ла Тун. — Но только недалеко и если разрешат местные власти.
— Разрешат! — с уверенностью сказал Тимофей. — Никто не может запретить нам поехать ловить рыбу.
— О, ловить рыбу! — умилился Бени. — Это замечательно!
— Меня рыбалка мало интересует, — сказал Хаген. — Я предпочел бы сплавать к островам. Там множество островов, если верить карте.
— А почему к островам, профессор? — подозрительно спросит Ла Тун.
— Видите ли, такин, — сказал Хаген, — я по натуре агорафоб, питаю слабость к замкнутым пространствам. Всю жизнь мечтал приобрести островок в теплом море, построить там замок, окруженный толстой стеной, высокую башню с зубцами…
— А змеи? — напомнил Зо Мьин.
— Пусть будут змеи!
И Хаген принялся пространно рассуждать о прелестях островной жизни. Даром красноречия его бог не обидел, и мне самому захотелось приобрести хоть какой-нибудь завалященький островок.
— Господа, — сказал я, улучив паузу в профессорском монологе, — господа, вспомним, кому мы обязаны реализацией этих планов. Кто постарался подумать о программе наших развлечений в Маумагане?
Хаген недоуменно посмотрел на меня, потом морщины на его лбу разгладились, лицо просветлело.
— Коллега Зо Мьин! — воскликнул он. — Как это любезно с вашей стороны!
Зо Мьин снял очки, старательно протер их лоскутком черной замши, мельком взглянул на меня — и, право же, в его взгляде я не прочитал благодарности, в нем было холодное спокойное любопытство оценщика.
— Джентльмены, — проговорил Ла Тун, тяжело поднимаясь, — а не настало ли время лечь спать? День у нас завтра будет трудный.
Предложение поступило своевременное, и минут через пятнадцать я остался на веранде один. Я взял блокнот и принялся делать краткие записи о событиях сегодняшнего дня; этим записям я доверял больше, чем памяти или слайдам. Трудился примерно полчаса, потом за спиной моей послышались легкие шаги босых ног, я обернулся — в дверях номера стоял герр Боост. Он был в плавках, в руках держал бутылочку с аэрозолем. Некоторое время герр Боост, шумно вздыхая, опрыскивал спину, грудь, бока и даже подошвы ног. Запах у аэрозоля был приятный, но, к сожалению, по крепости своей намного превосходил тонкий аромат ночных цветов.
Покончив с этой процедурой, Хаген присел к столу, дружелюбно протянул мне флакон:
— Не желаете ли освежиться?
Я отказался.
— Дневник? — показав взглядом на мой блокнот, осторожно спросил Хаген.
Я кивнул.
— И, надеюсь, мое скромное имя тоже войдет в историю?
— Профессор, — прочувствованно произнес я, — на этих страницах вы займете достойное место.
— О, эти русские! — со вздохом произнес Хаген. — Вы всю свою жизнь превращаете в литературу.
— А вы литературу не любите? — спросил я.
— Не очень, — добродушно признался Хаген. — Детективы, сайнсфикшн… но вы, наверное, думаете, что это не настоящая литература.
Я не большой любитель названных жанров и потому несколько покривил душой, сказав, что этот вопрос не решается однозначно.
— А я люблю фантастику — англоязычную, конечно. — Хаген сел в кресло с намерением всласть поговорить. — Совсем недавно читал одну книгу… название, конечно, не помню. Представьте себе человека нашего времени, попавшего на рубеж шестнадцатого и семнадцатого веков сюда, в Нижнюю Бирму, в королевство Сириам, когда там правил португалец дон Фелипе де Бриту… Бирманцы взяли его в плен и распяли на кресте — за то, что он грабил пагоды. Кстати, вы знаете, что наш Зо Мьин — наполовину португалец, потомок короля де Бриту?
Нет, этого я не знал. А в самом деле, в лице Зо Мьина было что-то европейское. Более того, ему очень пошла бы короткая португальская бородка — при условии, что он откажется от привычки носить поляроидные очки. Но почему герр Боост счел за благо об этом мне сообщить?
Я открыл было рот, собираясь спросить, при чем тут Зо Мьин, но Хаген не дал мне говорить.
— Если бы эту книгу писал ваш литератор, его герой пошел бы к простым людям и возглавил их освободительную борьбу. А по моим понятиям, этот человек из нашего времени прежде всего должен был сохранить свою голову, выжить любой ценой — для пользы угнетенных — и подняться наверх, завоевать себе место в камарилье. Тогда возможности делать народу добро существенно увеличатся. Разумеется, придется взять на себя часть ответственности камарильи за ее преступления и пороки, иначе — гибель. Не так ли?
— Почему это вас так волнует? — спросил я.
Хаген закинул ногу на ногу, обхватил колени сцепленными пальцами.
— А я тоже человек из будущего, попавший на четыреста лет назад. Что должен я делать, чтобы открыть вам известное только мне? Прежде всего — выжить, ибо мертвые никому не нужны А во-вторых: кто меня заметит, даже живого, кто будет меня слушать? Единственный способ заставить, чтобы тебя слушали миллионы, — это самому иметь миллионы. Долларов, франков, ваших рублей…
— Это далеко не единственный способ, — возразил я. — А кроме того, миллионы не могут быть заработаны честным путем.
— Отчего же? — снисходительно, как малому ребенку, улыбнулся мне Хаген. — Счастливая находка, удачная идея, изобретение, гениальная книга, наконец…
— Что-то я не слышал, чтобы гениальная книга принесла автору мил пионы. Бестселлер, может быть, но бестселлер — это уже обман.
— Хорошо, допустим. Тогда остается находка.
— А что такое находка? — спросил я. — Это чья-то потеря, не так ли?
Хаген подумал, одобрительно засмеялся, похлопал меня по плечу, и мы отправились спать.
10
Меня разбудили петухи. В Тавое они орали, как в деревне. Я блаженно потянулся, проверил наличие рядом с собою Инки (разметавшись, она крепко спала, и ее щечки, искусанные за ночь москитам, ярко алели) — и тут какое-то тягостное ощущение заставило меня замереть. Первой мыслью было, что в номер наш заползла ядовитая змея. Приподнявшись, я огляделся. Все друзья мои мирно спали. За ночь Хаген, я слышал, несколько раз вскакивал и, бормоча проклятья, принимался орудовать аэрозолем. Вообще ночь была ужасна. По всему городу выли собаки, с крыши что-то сыпалось, за перегородкой в душевой слышалось шуршание, по телу ползали крупные и мелкие насекомые: что толку в сетках на окнах, если в комнате нет потолка? Один только Бени оказался предусмотрительным: он спал в тренировочном костюме и в носках, даже лицо его было накрыто просторным носовым платком, слегка шевелившимся от дыхания. Может быть, я забыл упомянуть, что все мы спали на полу, «вповалку», как говорят у нас в деревне, поскольку в номере не имелось ни одной кровати.
Никакой змеи, разумеется, не было, но смутное беспокойство не проходило. Я откинулся на спину и спросил себя: «Ну, что такое? Нервы?»
На перегородке душевой, аккуратно пристроенный на пластмассовых плечиках, висел костюм Зо Мьина. В номере было уже светло, и я отчетливо разглядел на спине пиджака след зацепа. Чувствуя себя виноватым перед Зо Мьином, я заставил себя не смотреть на костюм: что такого, человек вполне мог зацепиться, когда лазил под рингом. Ниже, на полу, стояли ботинки Зо Мьина. Какое-то время я меланхолично рассматривал этот изысканный образчик сапожного мастерства, и тут неподалеку за окном глухо бухнул деревянный монастырский колокол, и я отчетливо, как на вспыхнувшем диапозитиве, увидел Зо Мьина, шагающего по рыбным рядам: элегантный, сияющий каждой ниточкой своего «тропикаля», полыхающий поляроидными очками, при темно-вишневом галстуке и в синих парусиновых туфлях. Да, я вспомнил, я четко увидел, как легко и беззвучно эти синие туфли на коричневой нейлоновой подошве ступают по замусоренной белой бумагой земле. Во г. оно, противоречие в одежде ювелира, которое я тогда не осознал.
Значит, коллега Зо Мьин вышел из гест-хауза в одной обуви, а вернулся в другой. Странная манера переобуваться на улице, странная даже для такого франта, как Зо Мьин. Впрочем, подождите-ка: что же, он носил запасные ботинки под мышкой’ Нелепость, не в карманы же он их запихал. А зачем ему носить ботинки с собой? Зо Мьин взял их уже здесь, в номере, чтобы сбить нас с толку. А парусиновые туфли выбросил, поди их теперь найди.
