Анатоль Имерманис - Смерть на стадионе
— Я благодарен вам за замечание. — Фу Чин опять церемонно поклонился. — Оно лишний раз подтверждает мою правоту… Вам, как всем практикам, свойствен слишком лобовой подход. А ведь психологическая сторона ситуации не менее важна… Представьте себе, к вам приближается какой-то субъект. Вы его не знаете в лицо, тем более не знаете, что он собирается вас убить. Если он перед этим дружески помашет рукой, это вас психологически обезоружит. Вам не придет в голову быть начеку, и этим вы намного облегчите ему работу.
Арнольд Силверберг согласно кивнул. Он не любил перегружать свой мозг техническими деталями, но такой подход, когда чисто человеческий аспект превалировал над механическим, ему импонировал.
— Ну а теперь поближе к делу… Боб, будь так любезен, покажи гостю, что ты прячешь под накидкой, — и Фу Чин опять нажал на какую-то кнопку.
Электронный манекен плавным движением правой руки перекинул пончо через левое плечо. Наискосок через грудь на ремнях, прикрепленных к широкому, опоясывающему шею ремню висела модифицированная автоматическая винтовка системы «Армстронг» с обрезанным дулом и вдвое укороченным прикладом.
— Я сначала попробовал другую систему крепления, но, подсчитав, что стрелок потеряет при наводке одну-две секунды, остановился на этой… Мой всегдашний принцип — удобства плюс скорость! — не без гордости заметил Фу Чин.
Ещё одно нажатие кнопки — и закинутая за левое плечо рука манекена привела накидку в прежнее положение. Широкие складки на груди и животе также приняли прежнее положение и застыли, лишь спадавшая ниже колен бахрома слегка покачивалась.
— А теперь, Боб, внимание! — Указательный палец Фу Чина приблизился к центральной кнопке. В отличие от остальных, окрашенных в черный цвет и снабженных соответствующей цифрой, эта была красной. — Раз, два, три!.. Выстрел!
Красная кнопка вжалась в гнездо, правая рука манекена молниеносным движением исчезла под накидкой, из разреза пончо выглянул самый кончик оружейного дула. Все это происходило почти одновременно и заняло не более пяти секунд.
— Вы довольны? — спросил Фу Чин с напускной скромностью.
После утвердительного кивка клиента он привел манекен в исходную позицию.
— Вы неплохо поработали, — вспомнил указание начальства Арнольд Силверберг, что поощрять рвение руководителей лаборатории никогда не лишне. К тому же он в самом деле одобрял и принципы Фу Чина, и некоторую модернизацию той технологии, которой придерживался прежний руководитель «примерочной».
— Сущий пустяк! — притворно отмахнулся от комплимента явно польщенный Фу Чин. — Под такой накидкой носи хоть ручной пулемет!.. А вот неделю назад мне действительно попался твердый орешек. Надо было вмонтировать малокалиберный пистолет в бюстгальтер. Трудность заключалась в том, что «мишень» была близко знакома с носящей бюстгальтер дамой. Нельзя же было допустить, чтобы у «мишени» создалось впечатление, что эта грудь внезапно увеличилась в размере на три номера… Это было бы подозрительно, как вы полагаете?
И Фу Чин, словно рассказав пикантный анекдот, плотоядно хихикнул.
В тот же день некоему Рольфу Шнедеру, жившему в городе Майами под именем Свена Даниэльсена, позвонили по телефону и сообщили, что для него опять есть подходящий товар.
Спускаясь на лифте вниз, Свен Даниэльсен вежливо раскланялся с соседом. Со своими соседями он не поддерживал близких отношений, ограничиваясь случайными встречами в лифте или на улице. Поскольку Свен Даниэльсен время от времени уезжал на несколько дней, среди обитателей дома бытовало мнение, что он торговый агент.
Настоящая его профессия не была известна никому (по крайней мере, в течение последних шести лет), кроме одного человека, от которого Свен Даниэльсен получал заказ. После соответствующего звонка с обусловленной фразой насчет приготовленного товара Свен Даниэльсен спускался к своему почтовому ящику.
В нём он обычно находил конторский конверт из плотной бумаги с вложенными в него паспортом (имя, фамилия и гражданство каждый раз менялись), авиабилетами (город, куда Свену Даниэльсену предстояло лететь, мог находиться в любой географической точке) и деньгами — аванс за работу. Сумма никогда не менялась — Свен Даниэльсен работал по твердо установленному тарифу.
Дальнейшее происходило по раз и навсегда принятой процедуре. Когда Свен Даниэльсен прилетал в город, обозначенный на авиабилете, его там встречал человек (каждый раз новый).
Неизменным было лишь то, что Даниэльсен никогда не был знаком с встречающим его человеком. Зато тот знал его в лицо и безошибочно называл именно ту фамилию, на которую на сей раз был выписан паспорт.
Бывало, задание Свен Даниэльсен получал тут же. Иногда ему лишь вручали новый авиабилет и отправляли в другой город, где в аэропорту повторялась та же процедура.
Ни во время телефонного звонка, ни после Свен не задавал лишних вопросов. Их Даниэльсену запрещала задавать профессиональная этика, по которой самым большим грехом считалось проявление излишнего любопытства. Даниэльсену были известны многие случаи с коллегами по ремеслу, которым за любознательность приходилось расплачиваться жизнью. А он, оценивающий чужую жизнь ровно в ту сумму, какую ему за неё платили, весьма высоко ценил свою собственную.
На этот раз Свен Даниэльсен нашел в почтовом ящике, кроме аванса, паспорт на имя подданного Республики Панама Хорхе Гонсалеса и авиабилет на рейс № 1256-бис компании «Панам» Майами — Богота.
Как и прежде, Свен Даниэльсен понятия не имел, от кого на сей раз исходит заказ — от частного лица, мафии или одной из многочисленных секретных служб. При особом желании он мог бы, как было условлено, позвонить по секретному телефону лицу, через которое передавался заказ. Свен Даниэльсен несколько раз встречался с ним и полагал, что тот и сейчас не откажет ему во встрече. Однако он был убежден, что звонившее ему по телефону лицо даже при самом большом желании не смогло бы удовлетворить его любознательность.
Свен Даниэльсен не ошибался. Звонивший ему человек был посредником. Он и сам не подозревал, что господин с явной латиноамериканской наружностью и сильным испанским акцентом, который представился членом правоэкстремистской подпольной организации перуанских офицеров, имеет отношение к секретной службе.
Прилетев в Боготу, Свен Даниэльсен, после того, как без всяких инцидентов прошел таможенную и паспортную проверку, с легким чемоданчиком в руке направился к обычному месту встречи — стоянке такси. Как только он вышел из здания аэровокзала, к выходу подкатил черный «крайслер». Из машины выскочил человек и, быстро сверившись со спрятанной в ладони фотокарточкой, радостно приветствовал Свена Даниэльсена:
— Сеньор Гонсалес, наконец-то! Мы вас давно ждём. Всё уже приготовлено для вашего приятного пребывания в Боготе.
Местом «приятного пребывания» оказался расположенный в тридцати километрах от Боготы особняк с большим садом.
Сад не особенно благоухал, зато был отделен от всего мира высокой каменной оградой, ворота которой тщательно охранялись.
Первым делом Свена Даниэльсена ознакомили с «виолончелью», после этого повели в сад, где была установлена мишень. Обведенное мелом место, куда поставили Даниэльсена, находилось на определенном расстоянии и под определенным углом к мишени.
Свен Даниэльсен был знатоком своего дела. Спустя полчаса он, несмотря на модификацию полуавтоматической винтовки системы «Армстронг», отсутствие снайперского прицела и не совсем обычный угол, стрелял так, как будто всю свою жизнь пользовался именно этим оружием. Последние десять пуль точно попали в центральный черный кружок.
После перерыва, во время которого он успел принять ванну и плотно позавтракать, Свена Даниэльсена повели в комнату, оборудованную кинопроектором и экраном. Свен Даниэльсен без конца просматривал фильм, смонтированный из отдельных кадров.
На кадрах были запечатлены то улица, то кафе под открытым небом, то закрытое помещение, в котором происходило какое-то собрание. Менялись попавшие в кадр люди, однако во всех присутствовал один и тот же человек с волевым лицом и умными пристальными глазами, внимательно глядевшими сквозь стекла пенсне.
— Этот? — почти сразу же догадался Свен Даниэльсен.
Его инструктор кивнул.
— Жалко, — пробормотал Свен Даниэльсен.
— Чего жалко? — не понял инструктор.
— Знаете, моя профессия тем и хороша, что «мишень» всегда намечают другие, а не я сам… И всё-таки как-то легче работается, когда тот, кого убиваешь, тебе неприятен. Не думайте, это не сентиментальность. Просто профессиональная привычка использовать для работы своё внутреннее состояние. Если эмоции, в данном случае отрицательные — не нравится мне этот тип! — помогают делу, я даю им волю. В противном случае — подавляю. Вот и всё!
