Владимир Карпенко - Тайна одной находки
В ноябре мы были уже в Москве. Долго еще Васе все мерещились на московских улицах и площадях город Лхаса и храм Потала, а каждый порыв осеннего ветра отзывался в моих ушах воем бурь тибетских нагорий. Долго еще мы «привыкали» к Москве. В конце ноября специальная комиссия из представителей Метеорологического комитета Академии наук, советских и китайских астрономов, среди которых были наши старые знакомые Чжэн Фу и Тин Ли, а также специалисты Артиллерийской академии, приступила к вскрытию цилиндра. Приглашены были и я с Васей.
«Космит» — так был назван сверхпрочный металл посланца из космоса. Не стану останавливаться на мерах предосторожности, которые были приняты во время его вскрытия. Невозможно передать жгучее любопытство, охватившее всех, кто присутствовал на артиллерийском полигоне в этот пасмурный ноябрьский день. Было любопытно и, скажу откровенно, — жутковато. Нескончаемо тянулись минуты, пока смельчак-капитан из Артиллерийской академии возился вдали от нас с молотком и зубилом над цилиндром, стараясь выбить донце. Двадцать, примерно, человек, опасливо спрятавшихся в укрытии, стояли в безмолвном оцепенении…
— И вдруг сейчас взрыв и нас разнесет на куски! А ведь нам с тобой весной ехать в Саяны, — слышу я около уха шутливый вздох и шепот Васи.
Но все обошлось благополучно… И вот мы уже бежим по подмерзшей земле к капитану. Вырвавшийся вперед Тин Ли подбегает первым и с помощью капитана извлекает из полости цилиндра продолговатый сверток буро-коричневого цвета. Проворные пальцы Тин Ли осторожно срывают мягкую, похожую на фольгу, обертку. Под ней — катушка. На металлическом серебристого цвета стержне идеально-ровными витками намотана узкая, меньше толщины спички, лента, отливающая всеми цветами радуги. Мы сбиваемся в кучу вокруг капитана и Тин Ли, кто-то отделяет конец витка, развертывает его, все мы смотрим… Видны разноцветные пятнышки, едва различимые простым глазом черточки, штришки… Это не что иное, как гибкая, наподобие шелковой ленты, цветная кинопленка.
Возгласы нашего удивления покрывает срывающийся от волнения голос академика Косарева, астронома Пулковской обсерватории:
— Товарищи! Если верить моим старым глазам, служившим мне верой и правдой шестьдесят пять лет, сейчас перед нами прямое доказательство обитаемости какого-то из миров — Марса, Венеры или другого. Это мы узнаем только тогда, когда просмотрим ленту.
…Сконструировать специальный аппарат для необычной кинопленки оказалось делом несложным. Пусть изображение на экране было меньшим, чем на экране узкопленочного аппарата. Пусть на ленте из космоса не было отдельных кадров, а изображение давалось сплошным, незаметно переходящим одно в другое. Не важно, что эту ленту, лишенную перфорационных отверстий, приходилось просто протягивать, перематывая с одной катушки на другую, перед линзами объектива. Судя по расплывчатым краям изображения на экране и некоторым особенностям пленки, специалисты кино утверждали, что для ее демонстрации должны применяться там какие-то особенные, неизвестные здесь, на Земле, киноаппараты и экраны и что, вероятно, изображение должно получаться стереоскопическим. Пусть все это так. Но то, что видели мы, советские и китайские астрономы, инженеры, ученые, корреспонденты, собравшиеся в начале января в Астрономическом институте Академии наук, превосходило всякую фантазию. Необычайная четкость изображения на срединных участках экрана, не поддающаяся никакому описанию, тонкость цветовых нюансов, потрясающее содержание кинодокумента из Вселенной, — нет, не шесть часов длилось оцепенение сотни людей, шесть мгновений смотрели мы на несколько тысяч метров фантастического кинофильма.
…Бесконечно далекий, неведомый мир раскрылся перед нами. Я не могу передать, как менялись цвета и оттенки неба, суши, моря, гор, предметов. Какая-то волшебная феерия красок — розовых, пурпуровых, нежно-голубых, аквамариновых, оранжевых, — сменяясь и наплывая одна на другую, создавала недоступную никакому художнику гамму. Небо было то васильковое, то золотисто-огненное, то багровое, то сине-зеленое. Сказочный, неземной пейзаж — уступы гор и обрывистые скалы в голубом озарении — сменялся равнинами, залитыми то малиновым, то лиловым светом. Мы видели деревья с красными, похожими на страусовые перья, густыми кронами, видели колышущуюся, вероятно от ветра, траву странного фиалкового цвета. Потом увидели небо, на котором сияло… четыре солнца: одно — апельсиново-желтое, огромное, пылающее, как раскаленный уголь, другое — красное, третье — горящее, точно лучистый бриллиант, голубое, и, наконец, четвертое — белое. А на следующих «кадрах» уже развертывалась водная гладь. Фиолетовые волны накатывались на берег, покрытый, вперемежку с камнями, зонтикообразными цветами пестрых раскрасок.
Но самым изумительным был закат: кроваво-красное и желтое солнца почти касались воды. Выше их, над горизонтом, голубым огнем пылало третье. А рядом с ним, почти наползая на голубой лучистый диск, висело горящее, как магний, белым светом четвертое. Никакому описанию не поддаются ни расцветка неба, ни пылающие радужными огнями волны.
На минуту мелькнула «ночь» — черное небо в миллионах крупных звезд, и внезапно на экране в нежно-зеленом озарении появились постройки. Величественные кубы зданий, конусовидные и цилиндрические башни, уходящие ввысь купола. Их стены с круглыми и квадратными «окнами», расположенными с едва уловимой симметрией, почти до самого верха увивали гирлянды растений с багровой и иссиня-лиловой листвой. Сквозь листву проглядывали кое-где барельефы каких-то фигур, похожих на фантастических птиц или бабочек. Это был город с широкими проспектами и площадями, усаженными по краям деревьями, напоминающими своей листвой перистые вайи наших папоротников. Фонтаны перед многими зданиями разбрасывали во все стороны сверкающие струи. Летающие аппараты, похожие на наши вертолеты, носились в воздухе над постройками, опускались на плоские крыши или уносились куда-то вдаль. И вдруг дружное «ах!» и возгласы удивления вырвались из груди зрителей: мы увидели живых существ.
Да, это были обитатели далекой неведомой планеты. Они двигались по проспектам города, выходили из летательных аппаратов, которые то и дело «приземлялись» прямо на улицах. Они передвигались на двух ногах и по внешнему облику напоминали людей. У них были несколько большие головы, мощные лбы и густые, темных оттенков, волосы. Цвет лиц, имеющих сходные черты с лицами людей, — темно-фиолетовый. Глубоко запавшие огромные глаза почти всегда прикрывались веками. Однако, когда веки приподнимались, мы видели пытливые взоры, обладающие какой-то гипнотизирующей силой.
Фигуры их крепкие, гибкие, в походке и осанке чувствовалась величавая медлительность. Руки их, непропорционально длинные, заканчивались ладонями с семью пальцами. На них были надеты широкие, наподобие греческих хитонов, плащи самых разнообразных расцветок.
Один из обитателей, выйдя из опустившегося на площади летательного аппарата, откинул плащ, и мы увидели прикрепленный к его боку черный ящичек. Нажав кнопку одной рукой, он вынул из ящичка серебристую пластинку с рукояткой. Пластинку он поднял к лицу. Губы его двигались, видимо он что-то говорил. И вслед за тем на пластинке появилось чье-то лицо.
В следующее мгновение фильм перенес нас в просторное круглое помещение, уставленное непонятными предметами самых разнообразных форм и размеров. У стены комнаты полулежал другой обитатель в ярко-изумрудном хитоне. Его пальцы бегали по аппарату с клавиатурой, и длинная гибкая лента со значками и черточками выходила из аппарата, наматываясь на катушку в виде свитка. По волнистым пепельным волосам мы сразу узнали того обитателя, лицо которого несколько секунд тому назад появилось на пластинке уличного незнакомца. Перед ним на стене вспыхнул желтоватый огонек, «пепельноволосый», отняв руку от клавиатуры, нажал под огоньком кнопку, и на стене появилась знакомая нам серебристая пластинка с лицом незнакомца.
— Соединение радиотелефона с телевизором. Здорово! — пробормотал сидевший рядом со мной инженер (позже я узнал, что его фамилия была Капитохин и работал он в энергетическом институте).
А дальше развертывался пейзаж, снятый, вероятно, с летящего на небольшой высоте самолета. Медленно проплывали пурпуровые и лиловые равнины, группы деревьев, безупречно ровные, уходящие к горизонту ленты каналов. Повсюду виднелись какие-то сооружения, башни, огромные, повернутые в небо зеркала на подставках с непонятными кубическими зданиями рядом с каждым из них.
— Вероятно, гелиоустановки, — прошептал мой сосед Капитохин.
В воздухе на разной высоте над «землей», как рассеянные ветром стаи птиц, носились летательные аппараты
