Пханишварнатх Рену - Заведение
— Ну ладно, Овечий Дед! А теперь расскажи‑ка, зачем ты тайком встречаешься с Анджу и Манджу? Я с самого начала поняла: все простаком прикидываешься, а сам себе на уме… Ты говорил Бэле, что приходишь по моему поручению?.. Я посылала‑то тебя только один раз. Постоянное разрешение ты получил со вчерашнего дня, а ходишь туда, оказывается, ежедневно, да ещё по пять раз на дню. Зачем? Может, объяснишь?
— Ну, во–первых, не каждый день, а так… в свободное время.
— Предположим, в свободное время. Но всякий раз прикрываешься моим именем. Что ты на это скажешь, старый греховодник?.. Может, собрался жениться на Анджу? Я тебя спрашиваю!.. Ты чего смеешься?
— И женился бы, да не могу… Она — местная.
— А сам ты кто? Уж не английский ли лорд?.. Ну, зачем ходишь к ней?
Сукхмай Гхош молчит, потом с неохотой цедит сквозь зубы:
— Да я тут… немного играю… на свирели. А она знает много песен… ну вот, затем и хожу… Песни слушаю и подыгрываю…
— Ого! — И она смачно ругается.
Госпожа Ананд знает все похабные словечки и сальные анекдоты, все отборные ругательства, какие только есть на трех известных ей языках: хинди, майтхили и бенгальском. И при случае пускает их в ход. Просто так, ради спортивного интереса.
— Так зачем же ты все‑таки ходишь — послушать её или переспать с нею?.. Ну, сознавайся!
Секретарь дёргается, как от удара, и виновато опускает голову.
— Значит, песенки ходишь слушать?.. Так вот, запомни: сегодня же получишь уведомление. В течение месяца должен будешь жениться на ней… Женишься сам, а потом пристраивай своих сестриц. Ясно?.. Теперь ступай!
С посеревшим от страха лицом Гхош падает к ногам госпожи Ананд, обхватывает её колени.
— Не говорите так, госпожа! Сделаю все, что прикажете, только не заставляйте меня жениться. Госпожа…
— Эй, эй! Ты что? Спятил?
Сукхмай с неохотой отпускает её колени: ну и бедра, черт возьми!
— Послушай ты, бес–искуситель! На Бэле не хочешь жениться? Уж она‑то чистокровная бенгалка…
— Кто она — одному богу известно. С местными говорит на местном наречии. С бходжпурцами шпарит на бходжпури. С майтхильцами…
— Ладно, хватит!
Короткий стук в дверь, и на пороге появляется Бэла Гупта.
Войдя в кабинет, Бэла кротко, но с достоинством приветствует их, поднося к груди сложенные лодочкой ладони.
Г оспожа Ананд не удостаивает вошедшую даже кивком — сидит, поджав губы, и смотрит на Бэлу как на пустое место.
Бэла недоуменно застывает у порога. Выдержав паузу, госпожа Ананд небрежно бросает:
— Садитесь, пожалуйста… А ты, Гхош, ступай отпечатай письмо, да побыстрее.
— Я… я мигом. — И Сукхмай опрометью бросается за дверь. Бэла стоит по–прежнему.
— А у меня дело к господину Гхошу, — негромко произносит она.
— Дело, говорите? Я сейчас вызову его сюда. — И госпожа Ананд решительно нажимает на кнопку звонка.
В дверном проеме неслышно возникает фигура секретаря:
— Слушаю вас.
— Гхош–бабу! — громко обращается к нему Бэла. — Пять месяцев назад состоялась выставка новорождённых. Всю выручку от выставки я тогда же переслала вам. Почему вы снова требуете с меня эти деньги?
С хитрым бенгальцем Бэла сейчас говорит на чистейшем хинди. Чтобы собраться с мыслями, Гхош долго откашливается.
— Может быть, вы и передавали, — наконец произносит он, стараясь отвечать тоже на хинди, — но ко мне деньги не поступали.
— Как то есть не поступали? Госпожа сама расписалась в получении.
— Может, и расписалась, но ко мне деньги все равно не поступали.
— Если выручка к вам не поступала, вы должны были затребовать у меня документы. Вы же пишете мне… Вот: «В связи с тем, что вы не внесли…»
— Послушай, Бэла, — вмешивается госпожа Ананд. — Он тут ни при чем, я приказала — он отпечатал. Если нужно что‑то сказать, говори мне… А ты пока ступай, Гхош!
— Нет, пусть Гхош–бабу останется.
— Почему?
— Хочу задать ему один вопрос. Дошли до меня слухи, Гхош–бабу, будто в вашем квартале скоро состоится представление.
— Что вы сказали?
— Вы не знаете или вы не участвуете в спектакле? Ставлю вас в известность, госпожа секретарь, что Гхош-бабу почти каждый день бывает в общежитии, якобы для участия в репетициях. Под этим предлогом, госпожа секретарь, он каждый раз вызывает на заднюю веранду известную вам Анджу…
— Что значит «известную вам»? — Голос госпожи Ананд поднимается чуть не до визга: клокотавшая в её груди ярость находит наконец выход. — Чем занимались Гхош с известной мне Анджу на веранде? Сидели? Или, может, лежали?
Бэла вспыхивает, но берет себя в руки.
— Если так пойдет и дальше, может, именно этим и кончится.
— Уж не с вами ли?
Побледнев, Бэла вскакивает:
— Госпожа Ананд, вы оскорбляете меня!
— Значит, я оскорбляю вас, а вы… вы меня цветочками осыпаете? Берегись, Бэла! Если дело есть, говори прямо…
— Госпожа Ананд, я не позволю разговаривать со мной как с прислугой!
Госпожа Ананд откидывается на спинку кресла: «Сорвалась‑таки…» На лице у Бэлы написана такая решимость, что госпожа Ананд начинает со страху заикаться.
— Т–т-ты, Бэла, ты сама эт–т-той ночью… т–ты сама оскорбила меня. Перед самым моим носом приказала захлопнуть ворота. А мужа моего кто ругал? Не ты, скажешь? Ты, ты, ты!
Бела смеется. Г оспожа Ананд смотрит на неё с удивлением: она ещё смеется!
— Ты затем сюда и пришла? Неужели думаешь, я на колени перед тобой стану?
— С чего вы взяли?
— А почему ты смеешься?
— Надеялись небось, что я заплачу? Напрасно! Вот теперь вы можете идти, Гхош–бабу…
Г оспожа Ананд молча проглатывает унижение. Г хош неслышно выходит.
— Когда я ругала вашего мужа?
— Ты почему допрашивала Абдула, кто вызывает девушек — я или муж? Что это значит? Мой муж, кто он, по–твоему? Пьяница? Бабник?
— О вашем муже, госпожа Ананд, я слова худого не сказала… А спрашивала потому, что он не раз являлся к нам и брал с собою Анджу и Манджу.
— Ты в своем уме, Бэла? О чем ты говоришь?
— Я говорю, что знаю.
— Подумать только! Мой муж, заявляет она, наведывался в общежитие! Да как ты посмела! И брал с собою Анджу и Манджу? Кто ты такая, чтоб указывать, куда ходить моему мужу? Ходил и будет ходить куда захочет! И сто раз, и тысячу! Ну и что? Тебе‑то какое дело?
Бэла опять смеется.
— Ладно, — говорит она примирительно, — я пойду. Работа не ждёт… Но хочу вам сказать напоследок, тетя Джоти… у вас гипертония, и мне кажется, вы не измеряли давление вот уж который день… До свидания.
Дзи–и-нь! Дзи–и-нь! — телефонный звонок.
— Да! Говорите… Нет, вы ошиблись.
Щелк! Г оспожа Ананд с досадой бросает трубку.
Дзи–и-нь!.. Дзи–и-нь!.. — трезвонит опять телефон.
— Хелло!.. Я повторяю вам: вы ошиблись!
Щелк!
…Значит, муженёк снова взялся за прежнее? И опять верх одержала Бэла? Не в первый раз пришлось стерпеть унижение из‑за этого старого развратника. Ну нет, сегодня он у меня не отвертится!
Дзи–и-нь!.. Дзи–и-нь!..
— Опять вы? Я же вам сказала: вы ошиблись… Кто?.. Мистер Баге? Ах, это вы! Извините, не узнала. Я ещё не привыкла к вашему голосу… Может, заглянете вечерком?.. Что? Не можете?.. А завтра утром?.. Договорились… До завтра.
…Баге хочет сообщить ей о чем‑то «строго конфиденциально». Что бы это могло значить?
…Куда же подевался Овечий Дед?
…Овечий Дед? Никакой он не дед, а самый настоящий козёл! Вот так!
IV
В переулке, что напротив общежития — официально он именуется Ганпатсинх–лэйн, — вот уже несколько дней подряд с самого утра и до позднего вечера бушуют страсти: идут соревнования по запуску бумажных змеев. Оттуда доносятся шум и крики. «Ага, так его, так… Подводи! Подводи! Подводи!.. Ура–а-а! Срезал! Среза–а-ал!.. Наша берет!» Каждому хочется, чтоб его змей оказался лучшим.
В узком переулке, примыкающем к общежитию, целый день поют разухабистые песни. Под вечер здесь собирается весёлая компания.
— Эге–е-ей! Ой, сестрица, где ты, где ты–ы-ы?
— Тут я, братец, тут я, тут я–а-а! — откликается из‑за стены девичий голосок.
Компания приходит в дикий восторг:
— О–о-ох! Сразила! Сразила! Наповал!.. Ты приди ко мне, сестрица!
Дружно заливаются трели целой дюжины свистков.
— Эй, Рамратия! Взгляни‑ка там, кто подал голос?
Сердито бормоча что‑то себе под нос, Рамратия отправляется к начальству.
— Сходили бы сами, сестрица, поговорили с ними. Они там что‑то новое затевают. А эти… как их.., ну, практикантки, говорят: мол, кто‑то из начальства разрешил им.
«Кто‑то из начальства» в устах Рамратии означает «начальство, что проживает рядом», а всех вновь прибывших она называет практикантками; хлопот с ними не оберёшься…
