Анастасия Дробина - Дорогой длинною
Катька оказалась легка на помине. Смазные ворота чуть слышно скрипнули, появилась рука.
– Сюда.
Илья скользнул в образовавшуюся щель. Прикрывая за собой створку ворот, он краем глаза успел заметить какое-то движение в конце тёмной улицы. Но Катька потянула его за рукав, и он тут же забыл об этом.
– Ни стыда ни совести у тебя, антихрист, нет… - привычно бурчала Катька, таща Илью за собой по тёмным коридорам. - Опять с пьяных глаз явился, вонища от тебя на весь дом, как будто не к благородной женщине идёшь, а к мамзельке какой… И так Лизавета Матвевна через тебя снова наплакамшись и валерьянки напимшись. Право слово, никакого…
– Стой! - вдруг сказал Илья, останавливаясь. - Слышишь?
– Чего? - Катька тоже замерла. - Где? У нас?
Со двора донеслись приглушённые звуки. Илья напряг слух и отчётливо различил разговор и скрип колёс.
– Это во дворе, - севшим голосом сказал он Катьке.
– Быть не может… - ахнула та. - Не ждали, ей-богу… Пойду гляну…
– Стой, дура! - прошипел Илья, впотьмах ловя её за руку. Вдвоём они вернулись к тёмной лестнице на первый этаж. Теперь звуки стали ещё явственней. Послышалось ржание лошадей, сонная ругань.
– Гос-по-ди-и… - простонала Катька. - Иван Архипыч с мужиками…
Боже мой, барыню упредить… - и, прежде чем Илья успел её остановить, метнулась по коридору в темноту.
Илья остался один. От страха взмокла рубаха на спине. Сохранить самообладание помогала лишь кромешная тьма вокруг: Илья понимал, что обнаружить его в таких потёмках будет непросто. Но не век же здесь будет темно.
Сейчас станут заносить мешки и вещи, запалят свечи, и куда он денется?
Чёрт же принёс Баташева… С самой Пасхи ждали, ждать устали, - а он, не предупредив, среди ночи явился. Надо выбираться отсюда. Вот только как?
Прижимаясь спиной к тёплым брёвнам стены и прислушиваясь к нарастающему снаружи шуму, Илья перебрал в мыслях все возможные способы.
Выбраться через "чёрную" дверь в сад и дёрнуть через забор, пусть и полуторасаженный, в переулки… Подняться к Лизке и из её окна сигануть опять же в сад… Взобраться по лестнице на чердак и отсидеться там, покуда не утихнет…
Но первый способ отпал сразу: пробравшись на ощупь к "чёрной" двери, Илья убедился, что она заперта. Вдобавок по галерее зашуршали старческие шаги, и Илья едва успел юркнуть под лестницу. Ни о чердаке, ни о Лизкиной спальне теперь уже нельзя было думать. Сжавшись в комок под скрипучими ступеньками, Илья увидел пробирающегося к двери Кузьмича.
– Ваше степенство, Иван Архипыч! - зашамкал он, поднимая свечу в дрожащей руке. - А уж мы не чаяли дождаться, кормилец! Слава богу, слава господу богу всемилостивому!
– Ладно, будет, Филька! - сурово сказал знакомый голос.
Илья увидел в пятне света массивную, взъерошенную фигуру Баташева.
Отстранив старого приказчика, он пошёл в дом, и лестница затряслась под его шагами. Едва сдерживая дрожь, Илья подумал о том, что бог всё-таки есть.
Приди он сегодня в Старомонетный хоть на пять минут раньше - накрыли бы его прямо у Лизки под одеялом.
Как выбираться из дома, Илья не знал. Двор был полон людей, а по их крикам, брани и тяжёлым ударам мешков о землю было ясно, что мужики разгружают подводы. Путь в сад отрезан. Оставался лишь один способ:
подождать, пока скроется луна, и в темноте перебежать через двор к воротам.
Авось не сообразят в суматохе, кто такой. А сообразят - не догонят.
Сердце бухало, как чугунная баба, когда Илья приоткрыл тяжёлую дверь.
Проклятая луна сияла во всю мочь. Её свет заливал широкий, перегороженный подводами двор, спины фыркающих лошадей, суетящихся мужиков. Сти-кивая зубы, Илья дождался небольшого облачка. И бесшумно выскользнул из-за двери, молясь: господи, пронеси…
Не пронесло. Через два шага его окликнули:
– Эй, парень, чего надо?
Илья, уже не прячась, бросился к открытым воротам. Сзади - удивлённый возглас, топот ног, крики "Держи, держи!". Оставалось добежать совсем немного - но кто-то повис на плечах, сбил на землю. "Эх, нож бы…" - отчаянно пожалел Илья, вскакивая на ноги и награждая этого "кого-то" ударом "под дышку". Двор взорвался руганью, воплями. Лежащий на земле мужик выл диким голосом. Отовсюду сбегались люди.
– Робя, да это цыган, кажись…
– Ах, харя черномазая! Красть сунулся?
– Держи его! Держите, черти! Как есть удерёт!
– А-а, нечисть, кусается!
– За хозяином бегите! Да вяжите кромешника, вожжами вяжите!
"Убьют ведь", - подумал Илья, тщетно пытаясь выбиться из кольца мужиков. Спасало его пока лишь то, что, сгрудившись кучей, они мешали друг другу. Сзади кто-то, изловчившись, снова прыгнул ему на спину. Илья размахнулся было, но за плечи его схватили сразу четверо, и он понял, опуская руки, что это - всё.
И вдруг отчаянно взвизгнули створки ворот. Несколько тёмных фигур ворвались во двор, и до Ильи донёсся страшно знакомый, пронзительный голос:
– Чявалэ, чявалэ-э-э! Наших бьют!
Услышав это, Илья - откуда силы взялись? - рванулся из держащих его рук, прыгнул к воротам. Рядом рявкнуло по-цыгански с десяток голосов, луна вышла из-за облака, и в её свете Илья увидел Митро и Ваньку Конакова, стоящих спина к спине и размахивающих цепями. По земле, молотя друг друга, прокатились визжащий по-поросячьи Кузьма и огромный мужик. У ворот шло настоящее побоище, в сцепившемся клубке Илья успел разглядеть лишь чьюто бороду и оскаленную, зверскую рожу Ефима Дерунова. Илья кинулся было на помощь, но страшный удар сзади оглушил его, свалил на землю. Кровь тёплой волной хлынула на глаза, острая боль пронзила голову. "Господи, мама моя!" - взмолился Илья, неожиданно вспомнив давно умершую мать. Сквозь рубаху просочился ледяной холод земли, и луна над головой погасла.
*****– Барыня, Иван Архипыч возвернулись! - завопила Катька, вбегая в горницу. Лиза, сидящая за столом в розовом атласном платье и новой шали, подняла на неё глаза.
– Шутишь? - тихо спросила она.
– Какое! Вот вам крест святой! Внизу уж, подымается!
– А… Илья?
– Сбежал ваш Илья, не волнуйтеся! Что ему, дьяволу, будет! - Катька забегала по горнице, суетливо убирая со стола бутылку вишнёвой наливки, хрустальные стаканы, блюдо с пирогами. Лиза не помогала ей. Прямая, как столбик, она сидела за столом и остановившимися глазами смотрела в угол, на иконы. Катька бросила посуду, кинулась на колени перед Лизой, схватила её за руки.
– Лизавета Матвевна, свет мой, не губите! Стягайте новое платье да в постелю лезьте скорейча! Не ровён час, догадается змей ваш! Что мы с вами делать-то станем? Стягайте платье, барыня, голубушка!
– Змей… - шёпотом повторила за ней Лиза. Словно во сне, встала, позволила Катьке расстегнуть крючки на платье, сама отнесла в комод шаль. Она казалась спокойной, но глаза её по-прежнему смотрели в одну точку, а губы беззвучно шевелились.
Катька, запихнув злополучное платье под кровать, с беспокойством посмотрела на свою барыню.
– Сделайте милость, послушайте меня - ложитесь. Да не забудьте разудивиться, когда сам взойдёт! На шею киньтесь, заголосите, как положено.
А там видно будет!
– Я лягу, Катя, лягу. Поди. - Лиза села на край постели. Катька недоверчиво посмотрела на неё, открыла было рот, но в это время скрипнула дверь.
– Пошла прочь, дура! - раздался из коридора низкий, тяжёлый голос, и Баташев шагнул через порог. Он был сильно пьян, и в горнице сразу запахло сивухой.
– Ну, здравствуй, жёнка, - хрипло сказал он. - Спишь, что ли? Ждала?
Лиза молча смотрела на него. Катька из-за спины Баташева подавала ей отчаянные знаки, но Лиза не шевелилась. Её пальцы судорожно сжимали край шёлкового одеяла.
– Онемела, коровища? - уже сердясь, спросил Иван Архипыч. - Аль не рада?
Шесть месяцов не видались…
– А по мне и ещё бы столько же - не заплакала б… - сквозь зубы сказала Лиза.
Катька ахнула, закрывая глаза. Баташев покачнулся. С угрозой спросил:
– Чего?
– Да чего ж ты явился, кровосос… Кто ж тебя ждал-то тут? - ровно, не повысив голоса, спросила Лиза. Она всё так же не шевелилась, но её пальцы быстро сжимали и выпускали одеяло. Широко открытые глаза глядели куда-то вбок, через плечо мужа. Баташев в упор, изумлённо рассматривал её.
– Кто ж тебя ждал-то? - вдруг тонко, по-птичьи выкрикнула Лиза. Вскочила, и Баташев невольно отшатнулся. - Мучитель, царь Ирод, каторга моя… Когда же смерть ко мне придёт?! Чтоб не видеть мне тебя и не слышать боле! Сдохни сам аль меня убей, не в силах я на тебя смотреть! Сил нету!
– Ах, сука!!! - загремел опомнившийся Баташев. Рывком сдёрнул с плеч сюртук, швырнул его на пол, шагнул к жене, но она первой метнулась к столу, схватила что-то блестящее, острое.
– А-а-а-а, изверг! - пронёсся по всему дому пронзительный визг. Следом – грохот, шум падения, ругань, Катькины вопли: "Иван Архипыч, грех!
