Александр Слонимский - Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)
Утром 31 декабря к генералу Роту в Житомир явился юный поклонник Вольтера и Руссо, ротмистр Ушаков, и представил пачку воззваний, полученных от Муравьева. Рот ужаснулся, развернув воззвания и посмотрев, что там написано.
— Я очень рад, — сказал он ротмистру, — что вы хоть и молодой человек, однако сумели не поддаться обольщению. Я вас не забуду.
Генерал Рот потерял всякое доверие к своему третьему корпусу и только спешил отвести подальше от мятежного полка те части, которые были в соприкосновении с ним и могли подвергнуться муравьевской заразе.
— О, бедный корпус! — жаловался генерал Рот князю Горчакову, своему начальнику штаба. — Я так горько в нем обманулся!
Между тем в Василькове, как только удалился Муравьев, все пошло по-прежнему. Улицы приняли обычный вид. Вместо наполнявших улицы дворовых людей, мужиков и мелких торговцев появились все те, кто сидел при Муравьеве взаперти по домам: помещики в медвежьих шубах, толстые барыни, чиновницы в шляпах, чиновники с бакенбардами.
Утром 1 января в Васильков прибыло с десяток порожних троек, присланных из Киева по распоряжению губернатора для перевозки Гебеля со всем семейством.
Здоровье Гебеля быстро поправлялось. Он мог даже сидеть и сам пожелал ехать в сидячем положении.
Когда лошади тронулись, он сказал жене с самодовольной улыбкой:
— Я полагаю, что теперь получу полковника и, может быть, даже орден Святого Владимира третьей степени.
— О, ты заслуживаешь! — восторженно отвечала Христина Федоровна. — Ты герой, Густав!
Майор Трухин и жандармы были выпущены Муравьевым из-под ареста перед выступлением в поход. Щепилла был против этого, но Сергей возразил ему, нахмурившись: «Что же мне с ними делать?»
В тот же день бывшие арестанты поспешили в Киев, в штаб четвертого корпуса, чтобы поведать о своих злоключениях.
Они приехали в Киев в ночь на 1 января. В городе была тревога. Солдаты разных полков в полной походной амуниции сновали по улицам. Били барабаны. В губернской канцелярии толковали о том, что поймали трех переодетых черниговцев одного офицера и двух рядовых.
Это были отправленные Сергеем из Василькова прапорщик Мозалевский и два солдата, переодетые в крестьянское платье.
…Полковник Набоков, квартировавший со своим Кременчугским полком в Брусилове, получил предписание от генерала Рота привести свой полк в Житомир.
«За всякую медленность, — говорилось в приказе,_равномерно и за всякий беспорядок, который случится в вашей команде, вы будете непосредственно отвечать по всей строгости законов».
Полковник Набоков был очень доволен, что этот приказ избавляет его от необходимости выступить против Сергея Муравьева, его друга и бывшего однополчанина.
Тут же, в Брусилове, стояла пятая конная артиллерийская рота, на которую возлагал такие надежды Бестужев. Командир роты капитан Пыхачев не мог успокоиться после своего свидания с Бестужевым. Он все ходил по комнате и нервно сжимал кулаки.
Тогда в Лещине он от всего сердца произнес свое обещание «первому выстрелить за свободу отечества». Это казалось так просто и так красиво. Притом же все были взволнованы, и он был взволнован. Теперь же, когда он запирался в своем кабинете, он начинал чувствовать, что едва ли сможет исполнить свое обещание. Ведь он до сих пор не знает, каково настроение его солдат, понимают ли они, что такое «свобода отечества». А между тем генерал Рот рассылает приказы, уводит полки подальше — и все видят, что правительственная машина в порядке.
«Пора, пора!» — говорил себе Пыхачев.
Он несколько раз призывал к себе фельдфебелей и унтер-офицеров, собираясь открыть им все и призвать к восстанию, но каждый раз терялся, начинал в смущении ходить взад и вперед, натыкаясь на вещи, которыми был заставлен его кабинетик, и наконец, сердито махнув рукой, говорил:
— Ну ладно, ступайте!
Маленький, взъерошенный, он был похож на сердитого петушка.
В конце концов Пыхачев в отчаянии стал мечтать о том, чтобы его поскорее арестовали. И, когда пришло приказание от генерала Рота покинуть Брусилов и передвинуться со своей ротой в местечко Паволочь, подле Бердичева, он почти что обрадовался.
«Ну и ладно!» — твердил он про себя.
В Мотовиловке, когда туда вступил Сергей, были уже собраны две роты: первая гренадерская под командой капитана
Козлова и первая мушкетерская под командой капитана Вульферта.
Капитан Козлов до прихода Сергея успел уже кое-что внушить солдатам, так что те были в сомнении. В случайных беседах то с тем, то с другим он упоминал, как будто вскользь, о мерах, принятых правительством, о войсках, которые двинуты против Муравьева. Стороной намекал на те награды, которые ожидают солдат, если они сохранят верность присяге, и тут же прибавлял с жалостным видом:
— Офицерам что, а расплачиваться будут солдатские спины.
Обе роты, выстроенные за околицей на снежном поле, замерли, когда приблизился Сергей. Сергей сразу заметил что-то странное в лицах: недоверие и даже враждебность.
Капитан Козлов, как полагается, почтительно рапортовал о благополучии своей команды. После этого Сергей обратился к солдатам.
— Солдаты! — сказал он с оттенком грустного чувства. — Я надеюсь, что вы не оставите своих товарищей, что вы готовы вместе с ними победить или умереть. Но я не принуждаю вас следовать за полком. Поступайте по вашей воле. Желаете разделить с черниговцами их славу и труд?
Гробовое молчание было ответом. Капитан Козлов стоял опустив глаза и только пожал плечами, как бы говоря: ничего не поделаешь.
— Солдаты, неужели вы ничего не скажете? — настойчиво, с каким-то раздражением спросил Сергей.
Снова ни звука. Те же недоверчивые, враждебные лица.
— Это штуки Козлова! — яростно зашептал подскочивший к Сергею Щепилла. — Дайте я его арестую — и тогда мы увидим.
— Довольно насилия! — с загоревшимся взором вполголоса ответил Сергей. — Да это было бы и без пользы.
Щепилла сердито махнул рукой и отошел.
Сергей снова обратился к неподвижно стоявшим солдатам.
— Я понимаю ваши мысли, — сказал он громким голосом, в котором задрожала гневная нотка. — Вы нам не товарищи. Можете возвратиться на свои квартиры!
Капитан Козлов с тем же выражением пожал плечами.
Обе роты выстроились в колонну и двинулись в путь, но не на место прежней стоянки, а прямо в дивизионную квартиру, в Белую Церковь.
…Сергей отдал приказ, в котором объявлял, что в Новый год будет дневка. Офицеры были недовольны. Щепилла морщился Кузьмин надулся. Вечером под Новый год все собрались у Муравьевых. Офицеры притащили из полкового обоза вино. Пили, но как-то невесело.
— К чему эта дневка? — ворчал Кузьмин.
— Надо осмотреться, проведать, какие полки против нас, — спокойно ответил Сергей. — К тому же я жду известий от Мозалевского.
— А пока нас голыми руками возьмут, — буркнул Щепилла.
Вступился Матвей.
— Медленность необходима, чтобы предотвратить кровавое столкновение, — сказал он мрачно и решительно. — Даром пролитая кровь ляжет на нашу совесть.
— Это все красноречие, — раздражительно заметил Кузьмин. — Приберегите его для кого-нибудь другого. Нам никаких поучений не нужно!
Кузьмин давно таил раздражение против Матвея, а теперь под влиянием вина оно прорвалось наружу.
— Свобода не должна быть запятнана кровью! — сказал, озлившись, Матвей.
Кузьмин вспыхнул.
— Так может говорить только белоручка и барич! — крикнул он в бешенстве.
Матвей вскочил. Ипполит схватил его за руки. Соловьев и Сергей успокаивали Кузьмина.
— Его надо удалить из отряда! — негодовал Кузьмин. — Он только помеха!
— К черту фрачника! — гудел Щепилла.
— Унывать рано, — примирительно говорил Бестужев. Если даже солдаты прочих полков не пойдут с нами, то стрелять в нас тоже не будут. Выпьем, друзья!
…В пятницу, 1 января, утром к Сергею прибежали в волнении Бестужев и Щепилла. Они сообщили, что ночью куда-то исчезли шесть офицеров: подпоручики Рыбаковский, Кондырев, Войнилович и молоденькие прапорщики князь Мещерский, Белелюбский и Кегич-Апостол. Некоторые так торопились, что удрали в шлафроках, оставив верхнюю одежду.
— Презренные трусы, заплаканные мальчишки! ругался Щепилла.
— Как бы их бегство не произвело на солдат дурного впечатления, — беспокоился Бестужев.
Сергей распорядился собрать разошедшихся по деревне солдат за околицей после полудня, а сам сел на лошадь и поехал объезжать караулы.
Был теплый солнечный день. По дороге валил в праздничных нарядах возвращавшийся из ближней церкви народ. Крестьяне останавливались и снимали шапки. Они собирались толпой вокруг Сергея, так что он должен был задерживать лошадь.