Дмитрий Евдокимов - За давностью лет
Ватага захохотала, приветствуя остроумие своего атамана. Ванька понял, что, говоря о милостыне, тот намекает на разбой.
Атаман продолжал:
— По правде тебе сказать, так у нас здесь только пыль и копоть, а иногда и нечего лопать!
Разбойники начали собираться на дело, с ними пошел и Камчатка, а Ивану велели отдыхать, указав на сено в углу.
...Он проснулся от первых солнечных лучей. Никого в сарае еще не было: видно, члены шайки задержались в городе. Ванька вскочил, отряхнул сено с господского кафтана, горделиво прошелся, ощупывая в кармане тяжелый кошель. «Эх, пройтись бы в таком виде по Красной площади, показаться бы девчатам, каков он, Ванька, вольный сокол!» И, забыв про запрет атамана, Ванька заспешил в город.
Красная площадь обрушилась на него веселым ярмарочным гомоном, разноцветным морем товаров. Вот идет Ванька вдоль рядов — иконного, седельного, нательного, суконного, лапотного, кружевного, серебряного, скобяного, свечного, замочного, фонарного... Остро пахнет пряностями и гнилью от рядов со съестным — селедного, лукового, чеснокового, семянного, орешного, рыбного, масляного. А меж рядами идет торговля как попало — на ларях, рундуках, в коробах, на скамьях и ящиках. Толкается разный народ вокруг — от почтенных купчих, приценивающихся к жемчугу и золоту, до бродяг в грязном тряпье, среди которых Ванька углядел кое-кого из знакомой ватаги. Толпятся люди и у харчевен да шалашей, где можно вкусно и недорого поесть.
Остановился было Ванька у очага, где жарили рыбу, но, сглотнув слюну, решил потерпеть, сходить для начала в сагайдачный ряд, присмотреть кинжал поострее.
Не хоронился Ванька, а зря: приметил его дворовый человек Филатьева Семен, первый доносчик и палач, который не раз нещадно драл Ваньку. Брать один беглого не решился, шепнул оказавшемуся поблизости полицейскому десятнику.
И охнуть не успел Ванька, как навалились на него сзади караульные, заломили руки, повязали и потащили на суд к хозяину.
Вышел Филатьев на крыльцо, не скрывая радостного глумления, уставился на Ваньку:
— А что, Ваня, кафтан мой тебе не велик?
Иван, потупившись, молчал.
— Снять с него одежу и обыскать! — рявкнул Филатьев.
Караульные прислужливо кинулись исполнять, оставив на Ваньке одни порты. В кармане кафтана нашелся и кошель.
— Не успел, значит, потратить, а, Ваня? — прищурился хозяин. — Значит, «пьешь, как гусь, ешь, как свинья»? Ну что же, теперь попостишься у меня. Посадить его на цепь с медведем вместе и ничего не давать — ни пить, ни есть! А мы пока подумаем, как его получше наказать, чтоб на всю жизнь охоту бегать отбить.
Приковали к Ванькиным ногам цепь, а второй конец — к столбу. Подошел медведь, обнюхал, но не тронул — раньше Ванька часто ему гостинца подкидывал.
— Если кто ему воды или хлеба даст, запорю! — еще раз зычно крикнул Филатьев и, довольно похохатывая, дескать бог шельму метит, ушел в дом. Разошлись и дворовые по своим делам. Лежит Ванька скованный, голову печет, а укрыться негде. От жажды пересохло в горле, помутнело в голове...
...Очнулся он, когда нетерпеливо заурчал, звеня цепью, косолапый. Это дворовая девка, которую Ванька не раз безделушками одаривал, принесла медведю жбан с пойлом. Ванька хотел окликнуть ее, но из горла раздался лишь какой-то сип. Нюрка сама догадалась, вроде ненароком подвинула ему бадейку с водой, а сама начала возню с медведем, загораживая Ваньку от хозяйских окон. Когда он наконец утолил жажду, сунула ему тайком хлеб:
— Сейчас не ешь, потерпи до темна, а то увидит господин ненароком. Правда, ему сейчас не до тебя. Тут давеча, пока ты по кабакам шлялся, зашел к нам во двор ландмилиции солдат и чего-то надерзил хозяину. Тот этого не любит, сам знаешь. Велел поучить солдата маленько. Да переусердствовал Семен, что тебя брал. Ударил солдата палкой по голове — тот и помер. Бросили его в колодец, что на огородах, а теперь не знают, что и делать...
...Двое суток продержал Филатьев Ваньку на цепи. Наконец велел привести его для «душевного» разговора. Предвкушая развлечение, пригласил Филатьев к этому моменту в гости друга своего, важного господина, полковника Ивана Ивановича Пашкова.
— Быть тебе сегодня, Ваня, битым, как никогда. Благодари бога, если выживешь. Уж Семен постарается — видишь, какие кошки[6] для тебя приготовил, от первого же удара кожа сойдет, одно мясо останется. Однако для начала скажи: отчего эту дерзость совершил — мало того, что удрал, так на мое добро руку поднял?
Понял Ванька, что терять ему нечего, потому ответил, нахально посмеиваясь:
— Я для того тебя немножко попугал, а покравши, бежал, чтоб ты долее моего не спал!
Филатьев побагровел, выпучил глаза и, хватая ртом воздух, лишь только махнул Семену. Но в этот момент Иван вдруг властно сказал:
— Назад, холоп! Имею сказать «слово и дело» государево.
Филатьев недоуменно тряхнул головой, а Ванька снова громко произнес:
— Слово и дело!
Страшными были эти слова, особенно при Бироне, в царствование императрицы Анны Иоанновны. Если любой человек, пусть даже вор или разбойник, произносил «слово и дело», нужно было немедленно переправлять его в Тайную канцелярию. Малейшее препятствие тому грозило страшною карою, вплоть до смертной казня.
Поэтому, когда Филатьев бросил повелительный взгляд на Семена, желая приказать заткнуть глотку строптивому холопу, поднялся с кресла гость, полковник Иван Иванович Пашков, и молвил:
— Не шути с огнем, Петр Дмитриевич! Вдруг кто донесет случаем. Холоп наверняка напраслину возводит, но за это ему сторицей воздастся. Однако вызывай караульных, пусть тащат в Тайную канцелярию. Там у нас есть свои люди, разберутся.
Неосторожный намек этот намотал Ванька на ус. Без всякого промедления взяли его караульные и с обнаженными шпагами провели по всей Москве в село Преображенское, где располагалась Тайная канцелярия. На вопрос секретаря, по которому пункту он может доказать «слово и дело» государево, Ванька предерзко ответил:
— Я ни пунктов, ни фунтов, ни весу, ни походу не знаю, а о деле объявлю главному сего места члену, а не вам...
Напрасно взбешенный секретарь лупил нещадно Ваньку линейкой по щекам и голове, тот упрямо молчал. Наконец секретарь утомился, велел заковать Ваньку в кандалы и бросить в тюрьму, а сам рапортовал о случившемся в тот же день главному московскому градоначальнику Семену Андреевичу Салтыкову.
Наутро его сиятельство прибыл в канцелярию, велел привести в застенок, где производили пытки, Ваньку, чтобы лично его допросить.
— Ну ты, подлый раб, пошто меня обеспокоил, почему дело моему секретарю не изложил? Если шутки шутить изволил, так пеняй на себя...
Ванька бросился графу в ноги:
— Милостивый государь! Может, мое дело и небольшое, однако, по моему разумению, немаленькое. Я ничего вашему сиятельству донести не имею, как только что господин мой, Петр Дмитриевич Филатьев, — смертоубивец!
— Вот как? — заинтересовался Салтыков. — Небось только и делов, что холопа насмерть запорол. Велика ли беда. Эй, палач...
— Никак нет, — заспешил Ванька. — Убил он в своем доме ландмилиции солдата.
— Доказать можешь? — враз насторожился граф. — Убийство солдата — преступление государственное.
— Могу. Тело по его приказу в рогожный куль завернули и тайно бросили в сухой колодец, куда бросают разный сор.
— Ну а почему секретарю о нем не объявил?
— Боялся, ваше сиятельство. Секретарь — он моему господину приятель. Я часто его видел у Филатьева в гостях. Думал, как бы он по дружбе к Филатьеву моего бы объявления не уничтожил...
— Снять кандалы! — приказал Салтыков. — С пристойным караулом ближе к ночи, чтоб людей напрасно не пугать, поведешь к хозяину. Коли правду сказал, получишь от меня вольную.
По наступлении темноты Ванька с караульными подъехал к дому Филатьева. Поставив посты вокруг всего двора, чтобы никто не смог убежать, начальник караула властно застучал в ворота. На стук вышел подлый прислужник Семен. Ванька бросился вперед и яростно схватил его за грудки:
— Теперь ты мне за все ответишь. Вяжите его, это он по приказу хозяина солдата убил.
— Показывай, где колодец! — прикрикнул на него капитан.
Ванька уверенно зашагал в темноте, обходя постройки:
— Вот тут.
Караульные полезли в колодец и вскоре на веревке подняли рогожный куль, от которого страшно смердило.
Когда мешок разрезали, при свете факела увидели солдатскую форму.
— Взять Филатьева! — загремел приказ, и ухмыляющийся Ванька наблюдал, как тычками гнали в повозку его бывшего хозяина.
А наутро Ваньку вызвал к себе Салтыков, подробно выведывал, откуда Ванька узнал про убийство, и точно ли, что убит солдат по приказу Филатьева. Ванька твердо стоял на своем.
Граф сдержал свое слово: за правый донос Ванька учинен был вольным и дан был ему от Тайной канцелярии для свободного житья абшит — паспорт.
