Валерий Кукушкин - Химеры урочища Икс
В этот день мы решили поесть с шиком. С работами, несмотря на шедший дождь, можно было успеть. Поэтому мы и постановили покончить с полуголодным существованием и, свалив вместе содержимое сэкономленной банки рыбных консервов и остатки крупы, которую в сухом виде нам все равно было не угрызть, сварить много супа. Понимаете, много. Чтоб хватило на обед и на ужин. Эх поедим!.. Горяченького… Да чайку после… Я проглотил слюну и вонзил лопату в грязь. На завтра у нас были оставлены одна банка консервов и чуток хлеба, а также НЗ, подаренный Смирновым — банка сгущенки. Этого должно было хватить до прибытия в Ярославль — до восьми вечера.
Через час "акватория" расширилась основательно. Форма вырытой здесь когда-то ямы, а точнее — одной стороны ее, просматривалась хорошо. Яма была глубокой: если ее рыли в 44-м, то водохранилище тогда лишь продолжало заполняться и до грунтовых вод оставалось еще далеко. Вот они и вырыли такую.
"Они" — я остановился от неожиданности. Это значит — зеки? О Боже. Они же были здесь, рядом. За колючей проволокой. Жили в бараке: Гусев рассказывал. Охраняли их. Не понравился — пуля в лоб. Концлагерь… И женщина эта, как ей фамилия? ах да, Высокосова. Так вот по чьим следам я иду Где же вы, сердешные? Безвинно осужденная, талантливая совесть нации. Многие ли вышли отсюда? Иль порешили вас? Ах тоска, тоска. И день такой серый. Все идем по чьим-то следам. Что ни ком земли — то история. Мы — с этой стороны, а они с той.
Я вылез из ямы и направился к домушке. Если сегодня как следует поработать, то завтра можно и уехать. Завтра, хм… И не верится даже. Поодичали мы, однако, Почернели. Обросли. Оголодали. Вот супчик — отрада души.
— Кто это там опять? — Борис показал на две фигуры.
Я всмотрелся. Это были ребята, уже приходившие сюда. Встретились мы, как старые знакомые. Мимолетный, но красноречивый взгляд, брошенный пришельцами на котелок с супом, выдавал в них товарищей по несчастью и вызвал наше искреннее расположение.
— Садитесь, ребята, — Мы завели парней в избушку, усадили за стол и налили по миске супа. — Ешьте, только вот хлеба у нас маловато.
Чтобы не смущать гостей, мы с Борисом вышли на улицу и сели на бревнышко возле костра, поесть вместе мы не могли: чашек и ложек было лишь по две.
— А вон еще двое идут, — сказал Борис.
Точно! Я подошел к пришедшим.
— Здравствуйте! — Те приветливо поздоровались. — Вы, должно быть, двоих парней ищете? — Ребята закивали. — Так они вон в избушке сидят. Едят.
Глаза пришедших сверкнули знакомым нам блеском.
— Проходите, ребята, садитесь. Посуду мы сейчас сполоснем.
Мы вновь наполнили миски.
— Ешьте.
— Да нет, что вы.
— Ешьте, ешьте. Хлеба вот только у нас маловато.
Мы пошли к костру и присели на бревнышко: вид людей, с апппетитом поглощавших такой вкусный суп, вызывал дрожь в коленях. Первая партия отобедавших уже спускалась по песенке.
— А где наши девушки? — крикнули они приступившим к трапезе.
— Сейчас придут, — был ответ.
Мы вцепились в бревно.
Девушки были очаровательны. Мы сполоснули миски и опять заполнили их супом.
— Ешьте, пожалуйста. Только вот с хлебом у нас.
Мы снова уселись на бревнышко.
— Идут ли… — начал Борис.
— А?! Где???
— …дела с раскопом?
— Нормально… Сегодня кончим.
Девушки поели, попили чаю. Все шестеро поблагодарили нас за угощение и ушли. Мы доели суп и остаток хлеба. Все отлично! Главное — не ударить лицом в грязь.
Борис полез в яму. К вечеру раскоп мы закончили. Уже в полутьме я зарисовал и замерил срезы. Усталость одолевала. Около девяти часов вечера, завершив дела на осарках, мы спрятали некоторые вещи и часть оборудования в укромном месте, кое-что забросили на чердак избушки, отмыли топоры и лопаты. Затем долго отмывались сами, черпая воду прямо из луж.
Уже при свечах я набил полное ведро упакованными в бумагу находками.
Утром, наведя порядок в домике, мы отправились в дорогу. Сидевшая в корзине Мушара протестовала.
15Вот город. Я будто бы увидел его впервые. Асфальт вместо травы. Чистота. Вылизанность. Раскрашенные девицы. Искусственность. Подделка. Здесь алчут развлечений, не зная, как убить время. Многие, желая видеть себя героями, создают в качестве фона надуманные трудности, но именно такие, которые они в состоянии преодолеть. Вон этот, сломя голову, мчится на мотоцикле — куда? А достижением всей жизни этого, вероятно, является умение поднимать железяку под названием "гиря". Иные счастливы от умения вдарить головой по мячу или продать свое тело, а тот не прочь затеять ссору "просто так".
Зачем создавать придуманные трудности, если есть настоящие?
Зачем бессмысленно истреблять ресурсы мира и плоды чужих трудов в преодолении искусственных барьеров?
Откуда сама эта жажда разрушения, ведь ей одержимы лишь дикари?
И из глубины сознания вылезает и вылезает — и я ничего не могу с этим поделать! — жестокая в своей справедливости мысль, дающая один ответ на все вопросы разом: если в концлагерях истребили добрейших и лучших, тогда… Нет, добро и чистота еще не убиты на Руси полностью. Но баланс между добром и злом нарушен.
Мы долго стоим на остановке, не зная, как с рюкзаками забраться в автобус. Наконец это удается. С ярких губ раскрашенной красотки летят брызги. Злоба. Ненависть. Русь 1991-го.
И на душе становится гадко.
Но продолжать трудиться мы будем. Как под землей, какие бы разрушения, хаос и беззакония ни творились на ее поверхности, продолжают невидимо ото всех двигаться ручейки и реки, так и мы, средь наступающей озлобленности и продажности, будем всю зиму поддерживать в напряжении каналы нервной системы, связывающей все уголки города, соединяющей преданных идее стремления к Истине, не пораженных заразой разрушения, озлобленности и алчности.
Мы будем готовиться к четвертому полевому сезону. И к пятому, и к шестому.
Русь живет. Истинная, богатая, одухотворенная. Трудятся честные рабочие и крестьяне, ученые, поэты, художники, изобретатели. Народ продолжает творить, мыслить. Но пока это государство еще скрыто под волнами грязи и страха перед грядущими голодом и бесправием. Его час еще не наступил. Но Возрождение близится.
Шар желаний
— Что вы слышали о Золотом шаре? — спросил вдруг господин Лемхен.
— Золотой шар есть легенда, — скучным голосом доложил он [Валентин] Мифическое сооружение в Зоне.
А. и Б. Стругацкие. "Пикник на обочине".Владимир Праздников был в отъезде, а больше никто из археологов помочь нам не мог. Я планировал, пробыв сутки дома, тут же ехать в экспедицию № 10 последнюю в этом сезоне. И самую легкую — это уж точно.
Судьба раскопанных нами остатков постройки, сразу же начавших окисляться, как только мы освободили их от слоя угля, беспокоила нас всех очень сильно. Что мы нашли? Насколько это ценно для науки? Сколько постройке лет? Что за настил и "дощечка" в "кратере"? Можно ли по срезам почвы определить происхождение "кратера"?
Целей у предстоящей экспедиции было несколько. Затащить на осарки археологов — это полдела. Совершенно необходимо было поработать более основательно в библиотеке зоны, еще раз поговорить со старожилами. Нужно было выполнить и обещанное — прочитать лекцию по проблеме АЯ. Но имелась еще одна, особая задача. Я намеревался съездить в соседнее село к тому самому летчику, у которого, по рассказам Гусева, хранился шар. Эта миссия должна была носить особый характер. Сделать все следовало осторожно и в высшей степени тактично. Поэтому я и решил ехать к летчику один. Но, к сожалению, я до сих пор не знал его точный адрес. Гусев знал, как пройти к его дому, но адреса назвать не мог. Да и был ли адрес? Ведь этот человек, по рассказам, не жил постоянно в деревне, а приезжал туда как на дачу в конце лета… Тем не менее нужно было попробовать найти его.
Однако непредвиденные обстоятельства в который уже раз ставили подножку. Археологов не было, еды дома — тоже, купить ничего было невозможно, деньги кончались, отпуск — тоже, а 22-го, в четверг, уже надо было встречать возвращающуюся из отпуска жену с сыном.
В пятницу, 16-го, выехать не удалось. Все, чего я смог добиться, так это обещания сослуживцев Праздникова передать ему мою просьбу прибыть в зону, если он успеет вернуться с раскопок к моменту моего отъезда. Теперь уж ехать имело смысл лишь в понедельник, 19 августа…
Утром я был на вокзале. Всегда бы так ездить в экспедиции. Мое "снаряжение" составляли цивильный костюм и сумка, где, правда, лежали и резиновые сапоги. Археологов на вокзале не было. Но зато толкалось довольно много милиционеров. Я купил билет и отправился один.
Хотелось спать. Но как назло — черт бы их побрал! — включили радио. Всегда у нас так! Принудительное радиовещание: хочешь или нет — слушай. Диктор бубнил про какой-то "комитет". Сквозь полусон я выслушивал одно и то же сообщение, раздражаясь все более. Через пару часов до меня дошло, что кто-то намеревается навести в государстве порядок. Наконец-то! Апатия среди пассажиров была полнейшая. Обещания всем давно надоели. Краснорожий горластый бодрячок-здоровячок напротив меня рассказывал товарищам, как, будучи моряком, он пил в Греции "в кабаке" вино и закусывал его "просто мясом". Компания завороженно слушала. Ни поспать, ни подумать о своем не удавалось: диктор бубнил как заведенный, вокруг все толковали о ценах и вспоминали прошедшие времена.
