Марга Минко - Стеклянный мост
— Найдем что-нибудь.
Я смотрела на его густые волосы и боролась с желанием провести по ним рукой, не затем, чтобы утешить, а просто чтобы ощутить их густоту.
— Я могу лечь на полу.
Он встал и принялся мерить шагами мою комнату, словно выбирая подходящее место.
— Вот два одеяла, у нас с тобой есть два пальто, а на чердаке я нашла плюшевую скатерть, она прекрасно послужит покрывалом.
— Ты не сердишься?
— Сержусь? Напротив, скорей забавно, что за помощью ты обратился ко мне, когда я сама вынуждена скрываться. — Я умолчала о том, как рада вновь увидеть его.
— К Марии Роселир, ты имеешь в виду?
— Ты прав, я совсем забыла.
В последнее время я полностью перевоплотилась в новый образ. Видел бы он, как непринужденно я выкладываю Лине Ретти выдуманные подробности, как вырабатываю новую походку. Хоть Лина и говорила, что в Кадзанде масса "темненьких, вроде тебя", я рисовала себе Марию высокой и стройной пепельной блондинкой. Пружинистая походка и плавные движения — вот что больше всего соответствовало ее имени. Я всеми способами стремилась вжиться в ее образ. Даже перевесила повыше зеркальце над ванной, чтобы заставить себя тянуться вверх. Разговаривая сама с собой, я копировала фламандский акцент.
— Ты испугалась моего звонка?
— Еще бы, в такой час.
— Мы же условились: короткий-длинный-короткий.
— В такую минуту обо всем забываешь.
Трели звонков до сих пор преследуют меня. Они стали вестником несчастья. После войны ни за что не заведу дверного звонка, ни за что.
— Извини, глупая ситуация в самом деле. — На губах его появилась улыбка.
— Я рада, что наконец могу хоть что-то сделать для тебя. Снимай пальто.
Карло устроил на столе соблазнительный натюрморт из принесенных им продуктов. Я принялась хлопотать по хозяйству, и это было очень кстати. Раньше я мечтала, чтобы он задержался, теперь же, когда это случилось, не знала, как себя вести. Я заметила, что он смущен не меньше моего, но старается скрыть замешательство, с преувеличенной озабоченностью разжигая печку.
— Откуда у тебя плетеное кресло и эти подушечки?
— Это все Ретти.
— Она была здесь?
— Да, она часто заходит. Мы вроде как даже друзья. Представляешь, недавно барабанит в дверь. Я страшно испугалась, потому что обычно она подает голос, поднимаясь ко мне. Оказалось, у нее внизу протечка, и она хотела посмотреть, не отсюда ли. Потом она увидела книги на столе и заявила, что дружит со мной, "потому что я такая зубрилка". А немного погодя она принесла мне чаю и вот это кресло с чердака. Когда все наладится, мы с ней съездим на выходные к моим родителям в Малдегем.
— Ты что?
— Мои родители живут там уже несколько лет. По той версии, что я ей рассказала. Должна же я как-то отвечать ей. Я уже выслушала все подробности о ее семейных делах, о неудачном браке и о салоне Ретти на Маасстраат. Между прочим, я могу сделать там укладку по более низкой цене.
Она дала мне еще и запасной ключ от входной двери. "Твоему дружку будет удобнее", — сказала она, подмигнув. Долго после этого в моей комнате стоял запах "Суар де Пари".
Мы ужинали, сидя на подушках перед печкой. Карло свернул очередную сигарету и заговорил о том, что мы совсем ничего не знаем друг о друге.
— Я обязан молчать о многом. Может быть, я чересчур строго придерживался этого правила, каюсь. Но и ты тоже не очень-то распространялась о себе. Наверно, Ретти знает о тебе больше, чем я, хоть ты и рассказываешь ей выдумки.
— Ты тоже зовешь меня Марией?
— Таков уговор. Ты должна привыкать к этому имени.
— И сразу возникает желание сочинять себе прошлое.
— Только не со мной, Мария… — Он улыбнулся и встал. — Я хочу знать, какой ты была раньше, чем занималась.
Он подкладывал дрова в печь, отблеск пламени осветил меня, и я увидела, как на косой стене заплясали и встретились наши тени. Он впервые заговорил со мной так доверительно. И память возвратила меня в другой январский день, давно-давно, когда я каталась на коньках по замерзшему каналу близ нашего дома.
Коньки у меня были плохо пригнаны, я с трудом добралась по льду до тележки, с которой торговали горячим какао, и ухватилась за поручни. Я смотрела на проруби вокруг опор моста, полные желтоватой ледяной крошки, на заснеженную набережную, спускающуюся к морю, на богатые особняки с сияющими окнами, казавшиеся сугубо величественными отсюда, с канала. Мимо проносились нарядные, в ярких костюмах, конькобежцы, некоторые непринужденно обнимали друг друга за талию. От одной группы отделился человек, подъехал ко мне и, встав на колено, закрепил мои коньки. "Ну а теперь поехали дальше", — сказал отец, и, скрестив руки, крепко держась друг за друга, мы помчались к мосту. Несмотря на то что он был высоко над нами, мы ехали пригнувшись, наверху мелькал таинственный свод, я видела плетение ферм, покрытых длинными сосульками. Но вот в глаза ударил свет заходящего солнца, и темнота осталась позади. Мы поехали медленнее и влились в хоровод катающихся.
Так я начала свой рассказ. Карло обнял меня за плечи, и снова, как тогда, в ранней юности, я почувствовала себя под надежной защитой. Должны же быть в жизни такие дни, когда мы полностью становимся самими собой.
12Когда я принялась за письма, зима уже прошла. Изморозь еще покрывала окно, будто слой толстого матового стекла. Чтобы не оказаться в полной изоляции от внешнего мира, я протаивала во льду овальные лунки, но они быстро затягивались вновь. Я утешала себя слышанной от отца поговоркой о том, что в феврале бывает хотя бы один день, когда чувствуешь наступление весны.
На первых порах я не могла пожаловаться на недостаток энергии: я отправлялась в длительные вылазки на поиски угля и керосина, часами простаивала в очереди за продуктами, обставляла свою комнату вещами, которые откапывала на чердаке у Ретти. Смастерила из промасленной бумаги абажур для настольной лампы. Нарисовала вид из своего окна: сплошная стена с одинаковыми окнами, деревья с набухшими почками. Они наливались зеленью с каждым днем. Мне вспомнился тот последний субботний день, когда тетушка с удивлением смотрела на свежую зелень вязов, будто укоряя деревья, что они не забыли о весне. Я перечитала "Войну и мир", два сероватых тома дешевого издания, которые взяла еще у брата перед отъездом, прочитала все книги, оставленные Карло.
Он пробыл у меня неделю, затем решил выйти на связь с товарищами из своей группы. Карло считал это своим долгом, ведь именно сейчас они нуждались в нем. Он надеялся, что особых потерь группа не понесла.
— А ты не можешь подключить меня?
— Нет, слишком рискованно.
— Я могу разносить продовольственные карточки, передавать поручения. Вы же используете девушек-курьеров. Я хочу делать что-нибудь полезное, а то сижу здесь без всякого толку.
— И очень хорошо. Ты ни с кем не связана, квартира оплачена за год вперед, а о том, чтобы у тебя было все необходимое, я позабочусь.
— Не хочу жить тепличной жизнью.
— Придется. Пока иначе нельзя.
Тесно прижавшись друг к другу, мы стояли у двери. Он гладил мои волосы, плечи, потерся щекой о мой лоб. Говорить не хотелось, и все же так много еще нужно было добавить к тому, о чем мы шептались на моей узенькой постели: о наших планах, о том, что мы собирались делать, когда война кончится. Но и тогда он ничего не рассказал мне о своей подпольной работе, не узнала я и его настоящего имени. Он считал, что так будет спокойнее. Да и не меняли ничего наши имена.
— Ты надолго уходишь?
— На этот раз да.
Он прижался носом к моему лицу, и я совсем близко увидела его голубые глаза с темными зрачками.
— Будешь осторожен?
— Постараюсь. Ты тоже следи за собой. Обещай мне никогда больше не делать таких глупостей, как в Харлеме.
Я рассказала ему о своих прогулках возле немецкой комендатуры.
— Считай, что с этим покончено.
— А я обещаю вернуться как можно скорее. До свидания, милая моя Мария.
Он оторвался от меня, взял свой потрепанный портфель и спустился по лестнице. Когда он был уже почти в самом низу, я бросилась за ним, и на крыльце мы снова обнялись.
После того как уехала Лина Ретти, дом совсем опустел; окруженная гнетущим безмолвием, я иной раз вздрагивала от необъяснимых шорохов и странных звуков.
Лина Ретти зашла перед отъездом сказать мне, что закрывает свой салон.
— Качественные составы у меня кончились, не покупать же их на черном рынке за бешеные деньги. Представляешь, что будет с моими клиентами, если я не предложу им ароматный шампунь? Да они мигом со мной распрощаются. — Она собралась к сестре в Оверэйссел. — А ты не поругалась со своим дружком? — поинтересовалась она. — Что-то его не видно.
