Георгий Граубин - На берегах таинственной Силькари
И вот каратели — в который раз! — пошли в наступление. Встретили их ураганным огнем из окопов. С ближайшего к ним поста дед Шацкий со стариками что было сил закричали «ура». Семеновцы смешались, отступили. Но тут же открыли по селу стрельбу из пушек. Стреляли они зажигательными снарядами и метили точно в штаб: Лифановы дали подробную информацию.
Еще несколько раз в тот день семеновцы поднимались в атаку. Но каждый раз. поворачивали, не выдержав сильного огня. Дед-грамотей стоял на бруствере и кричал вслед отступавшим: «Ну что, выкусили, язви ее? Выкусили?»
Под вечер каратели угомонились, а на другой день все началось сначала. К вечеру партизанам пришлось оставить первую линию окопов. Патронов оставалось совсем мало.
На третий день семеновцы снова перенесли огонь на деревню. Женщины и ребятишки не успевали тушить горящие дома. А ночью лазутчики запалили село с другого конца. К утру половина домов стала головешками и углями, И отстреливаться было уже нечем: патроны кончились. Былыринцы и кулиндинцы с ребятишками, со скотом и имуществом поднялись в сопки, чтобы там дожидаться прихода Советской власти. А алханайский партизанский отряд, разделившись, ушел на Чикой и в станицу Кусочинскую.
…Через несколько месяцев жителей Былыры и Кулинды все-таки разыскал отряд барона Унгерна. Двенадцать мужчин были зарублены, женщины опозорены, оставшиеся дома сожжены.
НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ
Воевали забайкальцы с оккупантами не только в партизанских отрядах, но и в большевистском подполье. У тех и других жизнь каждую минуту висела на волоске. Семеновская контрразведка любого заподозренного в связях с партизанами и подпольем мучила, пытала, бросала в тюрьмы.
В Благовещенске провокатор выдал первого председателя Читинского облисполкома И. Бутина. Его привезли в Читу и расстреляли. Иван Афанасьевич умер достойно. Перед смертью он написал письмо: «Я совершенно спокоен. Смотрю в последний раз на заходящее солнце и благословляю жизнь. Знаю, глубоко верю, что она будет такой же яркой и светлой, как это солнышко».
В Маньчжурии были арестованы бывшие красно-гвардейские командиры Фрол Балябин и Георгий Богомягков. Их этапировали в Благовещенск, и обрадованный Семенов послал туда специальный бронепоезд с приказом перевезти их в Маккавеево и заживо сжечь.
В вагоне смерти был замучен В. Серов, который в свое время отбывал каторгу в Горном Зерентуе. После Октябрьской революции он возглавлял Совет рабочих депутатов в Верхнеудинске. В Урульге был расстрелян командир Копуньского полка большевик П. Атавин, в Чите — член ВЦИКа, комиссар труда А. Вагжанов, старый большевик, командир канского отряда X. Гетоев и сотни других героев.
В Чите подпольщикам приходилось особенно трудно. Здесь была ставка атамана Семенова и весь «цвет» его контрразведки. Здесь чуть ли не каждый житель был взят на подозрение. По улицам шныряли бесчисленные патрули, обыскивая всех встречных. Палач Валяев не расставался с плеткой. Он избивал людей прямо на улице, а иногда и расстреливал походя, просто так. Уже одна его фамилия наводила ужас на население..
Но никакие пытки, никакие расстрелы и тюрьмы не могли сломить духа революционного подполья.
Сейчас трудно установить, кто входил в-эту крепкую и разветвленную организацию. Каждый из ее членов во избежение провала знал только двух-трех человек. И если встречался с ними на улице, не имел права даже здороваться.
Несколько лет назад участник гражданской войны Козлов прислал в Читу письмо. В нем он упомянул об арестованном в те годы большевистском штабе. Так подпольщики впервые узнали, где он находился. Штаб был строго засекречен. Несмотря на это, контрразведка сумела его выследить. Почти все его члены погибли. Сейчас остались лишь некоторые свидетели их ареста.
Историкам еще предстоит шаг за шагом восстановить имена героев большевистского подполья. А пока мы располагаем лишь отрывочными сведениями о нем.
Известно, что подпольной работой в Чите-первой руководили Семен Сетянов, Губаревич (Иван Радо-быльский) и другие. По поручению Дмитрия Шилова для связи в Читу с Амура приходил Иван Вологдин. Медсестры Ксения Загибалова, Марионелла Ворби и Елизавета Куликова доставали медикаменты и передавали их партизанам. Были свои подпольные группы на Черновских копях, в железнодорожных мастерских. Но работали все они разобщенно. Надо было собрать революционные силы в кулак. И вот уже через четыре месяца после вступления семеновцев в город сюда был направлен бывший секретарь областного Совета Александр Петров.
Петров сумел хорошо наладить работу. Он установил связь с Иркутском, Верхнеудинском, Красноярском. К нему на совещания приезжали бывшие командиры красногвардейских отрядов. Он посылал связных в село Верхнюю Талачу, где Иван Бурдинский организовал первый в Забайкалье партизанский отряд.
Петров был опытным подпольщиком. Но семеновская контрразведка обладала поистине собачьим нюхом. Через несколько месяцев после его приезда в селе Татаурово в зароде сена нашли велосипед. Своими его никто не признал, и контрразведка предположила, что на нем приезжали подпольщики Читы для связи. Нашли хозяина велосипеда, жителя Читы-первой, Василия Миронычева. К нему подослали агента-провокатора Куликова. Тот пришел якобы за динамитом для рабочих и увидел постороннего. К вечеру дом был оцеплен. Что было дальше — видно из рапорта начальника семеновской милиции, захваченного при отступлении белых.
«Как только есаул Сипайлов вошел в дом Миронычева, то из темной комнаты в него было произведено несколько выстрелов, после чего милиционеры, оцеплявшие дом, открыли стрельбу, и двумя пулями был убит преступник Петров, бросившийся бежать из дома. Хозяин квартиры — Миронычев был убит в 10–15 саженях от дома одной из пуль. Преступник ранил в щеку помощника Алина. В связи с настоящим делом задержаны жена и две дочери Миронычева…» у О судьбе жены и дочерей Миронычева рапорт умалчивает. А ждало их вот что. Всех троих палачи связали проволокой и спустили в подвал дома, где орудовала контрразведка. Потом спустили туда старшего сына Миронычева — Александра, который пришел разыскивать мать. Через день привели младшего — Василия, ездившего в Татаурово.
Долго их мучили и пытали, требуя выдать читинских подпольщиков. И, ничего не добившись, всех пятерых расстреляли в Сухой пади.
После смерти Петрова подполье продолжало бороться.
В те дни на читинских улицах нередко можно было встретить высокую фигуру военного фельдшера. Это был известный впоследствии хирург Александр Ильич Бурдинский. (Бурдинские, как мы уже знаем, заложили Завитую.) Командир первого партизанского отряда Иван Бурдинский был его родственником. Александр же Бурдинский служил в армии, работал в военном госпитале и особых подозрений не вызывал.
Никто не знал, что у этого фельдшера хранятся десятки чистых бланков с печатями и подписями старост сел Елизаветино, Баян-Дарги и Тыргетуя. Никто вне мог даже предположить, что по ночам в баню Юшина, жившего на Кабанской улице, доставлялись больные партизаны. Оттуда их тайно переправляли в городскую больницу, снабжали фиктивными справками, лечили, а потом таким же путем возвращали в партизанские отряды.
Но нужнее всего в то время были медикаменты. Бурдинский ухитрялся выписывать их, получать на складе, покупать, экономить. И медикаменты все время шли от него к партизанам. Свои люди работали у большевиков и партизан повсюду. Кто-то из них пробрался в больницу, куда положили палача Валяева, и пристрелил его прямо в палате.
Кто-то освободил из Маккавеевского вагона смерти, что было, кажется, совершенно невозможно, комиссара Маккавеевского партизанского отряда Георгия Бурдинского, брата отважного фельдшера, Наутро полковник Тирбах арестовал чуть не половину своих палачей, но ничего не добился. Однако было несомненно, что освободили комиссара не посторонние: охрана вагонов была непробиваемой.
Один раз партизаны проиграли бой, потому что их трофейные патроны не стреляли. Делали эти патроны в Чите для семеновцев — и тут не обошлось без большевистского подполья.
В Чите на улице Красноярской в деревянном домике живет сейчас Михаил Данилович Краснопеев. Мало кто знает, какой это герой: человек он скромный и рассказывает о прошлом очень скудно. А в те времена он выполнял важные поручения и постоянно находился на волосок от смерти.
Михаил Данилович разыскал меня в прошлом году, чтобы рассказать о моем отце. Своим рассказом он лишь чуть-чуть приоткрыл тайны подполья — большего он не знал сам.
Когда в Забайкалье пришли семеновцы, они мобилизовали в свою армию и Краснопеева. Михаил Данилович, как и его отец, был кузнецом. Его определили в оружейную мастерскую старшим. Кроме него, там было четыре солдата и три пленных немца. Солдаты были настроены явно против Семенова. И Михаил Данилович однажды сказал им:
