Светлана Кудряшова - Друзья с тобой: Повести
— Ленка, ага? У меня четверка!
Лена сейчас же повернулась к Кондратьеву спиной. Какое ей дело до его четверки?
Лешка сказал:
— У, ехидина!
Но сердиться сейчас он не мог —очень уж радовался. Он спросил у Тани, что получил Горев, и, узнав, что пятерку, весело засмеялся. Какой удивительный сегодня день! Солнца нет, а кажется, что весь коридор залит солнечным теплым светом. Вот идет Анна Васильевна. Лицо у нее задумчивое. Она еще не видит Лешку. Сейчас увидит и обязательно улыбнется. Но что такое? Она смотрит на Кондратьева строго и неприветливо… Или она забыла, что Лешка получил сегодня первую четверку по арифметике? Может, она его не узнает?
Сердце у Кондратьева сжалось от дурного предчувствия. Зимний день сразу стал серым и скучным.
— Кондратьев, — сказала учительница, — пойдем‑ка поговорим. Таня, позови ты мне и Горева.
Анна Васильевна вместе с Лешкой направилась в учительскую, а Таня отдала Мише замытую куртку и пошла в класс.
Федя сшивал потрепанные листы старой зачитанной книги про Тома Сойера. Сейчас он вместе с Томом плыл к необитаемому острову. Таня сказала, что его ждет в учительской Анна Васильевна.
— Зачем? — удивился Федя. — Зачем в учительской?
Таня пожала плечами.
— Вы не подрались? — неуверенно спросила она.
Нет, они не дрались. И вдруг в карих лучистых глазах зажглась тревога. Не сняв передника, Федя идет мимо Тани, в коридоре он останавливается, о чем‑то думает. Таня подошла, сняла с него передник, спросила шепотом:
— Набедокурили, братья–разбойники?
— Лом собирали.
— За лом не ругают.
Таня подвела Федю к учительской, на секунду задержалась у дверей, затем решительно вошла туда вместе с ним.
Миша и Лена все еще стояли у крана. Когда закрылась дверь в учительскую, они многозначительно переглянулись и со всех ног кинулись в класс. Первый влетел Миша:
— Ну, теперь Лешке будет! И Гореву тоже!
— Почему? За что? — посыпалось со всех сторон.
— Не говори глупостей! — строго остановила Мишу Симочка.
Но Лена с готовностью подтвердила Мишины слова.
Симочка опечалилась. Она так и знала, что Лешка не доведет Федю до добра!
— Может быть, они стекло где‑нибудь разбили? — предположила Надя. — Помните, Мишку тоже в учительскую водили, когда он стекло разбил?
Миша недовольно присвистнул: вспомнила! Уж сто лет прошло! И если бы стекло, Анна Васильевна не смотрела бы на Лешку так строго. Он показал, как смотрела учительница на Кондратьева, — сдвинул светлые брови, вытянул толстые губы.
— Что такое? Разве смешно? Нашли над чем смеяться…
Не смеется одна Симочка — тревожится за Федю. Ей хочется пойти к Анне Васильевне и рассказать, какой он хороший, как много занимается с Лешкой. Но говорить об этом нельзя: Федя запретил.
А между тем в классе идет оживленное обсуждение чрезвычайного события.
— Лешка — что! —-задумчиво говорит маленькая Зина. — Он уже сколько раз в учительской был. А вот Горев…
В светлых Зининых глазах искреннее сочувствие Фединой беде. Даже Надя Асафьева предложила пойти заступиться за него. И только Лена, одна Лена Софронова радуется, что мальчишкам попадет.
— Тебе тоже скоро попадет, — пообещал Коля Сомов, — Придет Лешка и вздует тебя хорошенько. Чтобы меньше болтала.
Лена обиженно надулась, повернулась к Симочке за сочувствием. Но та взяла свой портфель и молча вышла из класса. Лена, обеспокоенная ее молчанием, побежала за ней. Как хочется ей помириться с Симочкой! Как хочется опять вместе учить уроки, читать книги…
— Симочка, подожди! — крикнула Лена.
Та не остановилась, наверно, не слышала. Лена догнала ее в коридоре.
— Пойдем вместе домой? — дружелюбно предложила она.
Но у Симочки холодные, равнодушные глаза. Она отрицательно качнула головой:
— Нет, не пойду.
И быстро сбежала с лестницы, даже не попрощавшись с Леной.
…Очень горько, когда тебя обидит друг. А Лена все еще считала Симочку своим лучшим другом. Она терпеливо ждала, когда Симочке надоест этот рыжий противный Федор. А Симочка… Симочка, кажется, перестала замечать Лену.
Слезы застлали Ленины глаза. Она поспешно отвернулась к окну и долго и печально смотрела, как падают на землю крупные снежные хлопья, как весело играют в снежки мальчишки на белом школьном дворе. Постояла, вздохнула, вытерла глаза и побрела по коридору. Дверь в учительскую была приоткрыта, Лена заглянула туда и увидела стоящих перед учительницей Федора и Лешку.
— Так вам и надо. Так и надо! — прошептала она и притаилась за дверью.
СУД СТРОГИЙ, НО ПРАВЕДНЫЙ
Федор и Лешка стояли с низко опущенными головами. Уныло рассказывал Лешка, как уговаривали они Ермиловну отдать им старые вещи из сарая, как сердито прогнала она Федю и Комара и как он, Лешка, залез в ее дряхлый сарай. Все ее подсвечники, медный самовар, тазы и кастрюли никуда не годились, а для тепловоза были очень нужны. Да, они влезли через забор. Да, отломали гнилую доску от стенки старая. Но ведь не для себя же они старались, не себе же тащили лом! Если бы они знали, что из‑за этих старых железяк Анна Васильевна будет расстраиваться, что Ермиловна будет так кричать, честное пионерское, никогда близко не подошли бы к этому трухлявому сараю!
Анна Васильевна очень огорчена. Нет, она не ждала от них таких дел. Она радовалась их дружбе, просила Тамару Аркадьевну разрешить Феде дружить с Лешкой. Надеялась, что Кондратьев распрощается с двойками и будет вручать тепловоз железнодорожникам, а теперь…
— Что теперь, что? —спросил Лешка, чуть не плача. — Теперь уже и нельзя?!
Он засопел и отвернулся в сторону.
Федя знал, как Лешка мечтал о тепловозе, знал, что ради этого события он даже научился решать задачи на части. И хотя Федя очень тревожился, чем кончится эта история с ломом, и боялся, чтобы не узнала о ней Тамара Аркадьевна, но уж очень ему стало жалко Лешку. Он сказал, что весь лом можно отнести обратно и Ермиловна не заметит, как все снова будет в ее старом сарае. А лому у них теперь много: его друзья сдали за пионерский отряд 4 «А» три тысячи килограммов старого металла. И пусть уж Кондратьев вручает тепловоз, когда они его получат.
У Анны Васильевны посветлело лицо. Лешка заметил, пробормотал, оправдываясь:
— У нас в звене девчонки одни… Они лом собирать не умеют. Вот мы и старались… А отнести, конечно, можем. Хоть сейчас.
— Анна Васильевна, — вдруг решительно объявила Та–ня, — это я виновата. Это я им велела собирать старое железо.
— Батюшки, какие заступники! — воскликнула учительница, — Федя — за Алексея, Таня — за обоих.
И по тому, как она это воскликнула, было понятно, что она больше не сердится. Таня сейчас же подсела к ней и принялась твердить, что мальчишки больше не будут, что они хорошие…
— Очень хорошие! — перебила Анна Васильевна. — Ну и пусть эти хорошие исправят, что натворили! вещи отнесут, сарай починят и, самое главное, получат от Ермиловны прощение.
Федя и Лешка переглянулись: трудное дело! ‘А ну как не захочет она их прощать!
— А если не простит? — осторожно спросил Кондратьев.
— Тогда придется родителей ваших звать, вместе с ними к Ермиловне идти…
— Зачем?! — закричал Лешка. — Никого не надо звать. Мы сами пойдем.
Он взял Федю за руку и сейчас же направился к двери.
— Уже и пошли?, — удивилась Анна Васильевна.
— Пошли, — кивнул Кондратьев. — Вот только мешки свои заберем у Зинки.
У ворот дома Ермиловны сидел Дик, При виде Лешки пес завилял хвостом.
— Ишь, Дикарище, узнал!
Лешка покопался в кармане и вытащил замусоленный кусок сахару. Когда пес сгрыз его, Кондратьев грустно сказал:
— Ну, Дик, зови бабушку.
Дик негромко тявкнул.
— Смотри, — изумился Лешка, — понимает.
Он обнял за шею огромного зубастого пса, прижался головой к его мохнатой морде и замер. Дик скосил черный глаз и осторожно лизнул Лешку в щеку.
Вышла Ермиловна. Лешка храбро направился к ней, волоча за собой по снегу мешок.
— Вот, — сказал он, глядя в сторону, — вот они, ваши железячки. В целости, в сохранности…
Подошел Федя. Положил свой мешок рядом с Лешкиным. Постояли. Лешка шмыгнул носом и сказал, чтобы Ермиловна дала им молоток и гвозди —они будут чинить сарай. Она все это дала, приговаривая ворчливо, что шила в мешке не утаишь, видно, стыд ребятам глаза жжет — не могут они на Ермиловну смотреть.
Лешка сразу взглянул на нее и заявил, что ему глаза ничего не жжет.
Мальчуганы работали очень старательно. Накрепко приколотили оторванные доски. Починили ветхую дверь сарая, расчистили снег во дворе. Ермиловна поверила в конце концов в их искреннее раскаяние и ушла в хату. Но все‑таки поглядывала в окошко.
