Лион Измайлов - Четыре мушкетёра (сборник)
— Есть все основания предполагать это. Я не слышала, чтобы ты сказал, что любишь.
— Однако, — резонно возразил Жора, — ты не слышала и обратного.
— Казуистика, милый, — многозначительно проговорила Анна Леопольдовна, понятия не имея, что означает слово «казуистика».
— Называй это как хочешь, но причин подозревать меня в чём-то никаких нет. Я по-прежнему у твоих прекрасных ног.
— Жорик, ласточка, — решила поднажать Анна Леопольдовна, — не пудри мне мозги. Ты даже не поцеловал меня.
— Милая моя, — сказал Жора, взяв руку Анны Леопольдовны, — только потому, что не хотел портить причёску. С радостью обниму тебя, как только это будет возможно, как только у тебя будет больше времени. А растравлять понапрасну тебя и себя… — Жора многозначительно посмотрел на Анну Леопольдовну и даже подпустил в глаза томности.
Анна Леопольдовна сделала вид, что тут же расчувствовалась, но Жора предупредил её движение вперёд вопросом:
— Ты привезла то, что будет согревать мою душу в разлуке с тобой?
— Естественно, пупсик, ты даже не представляешь, чего это стоило. Когда он хватится, то просто убьёт меня.
— Думаю, что он тебе только спасибо скажет.
— С чего бы это? — удивилась Анна Леопольдовна, будто и не предполагая, о чём идёт речь.
— Ну как же, — потупившись, сказал Жора. — Всё-таки я тебе отваливаю восемь кусков.
— То есть ты хочешь сказать — номинальную цену.
— Номинал, чтоб вы не забывали в дальнейшем, — Жора почему-то вдруг перешёл на «вы», — пять кусков.
— Вы имеете в виду ту цену, которую назначил наш товаровед?
— Вот именно, ту самую, которая стоит в ценнике.
— Я что-то не понимаю, разве нечего выпить, — вдруг переключилась Анна Леопольдовна, загнанная в тупик, но ещё не сдавшаяся.
Она вообще имела такую привычку говорить «я что-то не понимаю», если чего-то не понимала. Сейчас она не понимала, как выйти из создавшегося положения. А такая формулировка всегда выручала её. Например, если она видела, что её, Анну Леопольдовну, уже загнали в угол, ну, выдала она чей-то секрет и её в этом уличили, то, честно глядя в глаза обвинителю, говорила: «Я вас просто не понимаю».
Тот, естественно, останавливал поток красноречия и спрашивал: «Как это не понимаешь? Ты же меня выдала с головой. Жена теперь знает про любовь нашу» (к примеру).
А Анна Леопольдовна своё: «Просто даже не могу понять, о чём вы говорите», — и всё. Хоть ты лопни, не может понять — и точка.
Так вот, выпив ликёру и сделав пару затяжек, Анна Леопольдовна справилась с собой и сказала:
— Поцелуй меня, дорогой, и пусть тебя не волнует моя причёска.
И когда Жора уже наклонился к ней, сделав безумнострастное лицо, она, обнимая его, произнесла:
— Номинал этот назначил наш товаровед. — Анна Леопольдовна сделала сильное ударение на слове «наш».
Жора так и остался в пяти сантиметрах от губ Анны Леопольдовны, как тигр, раненный в прыжке, как птица, сбитая влёт. Страстное выражение ещё не сошло с его лица, и руки ещё совершали обманные движения, а губы уже произносили слова:
— А товароведу вашему сидеть тоже неохота. Он что в каталоге увидел, то и написал.
— Не в каталоге, лапонька, а в прейскуранте. Какие у тебя прекрасные волосы. Зачем тебе такие кудри?
— Отдай их мне. — В её голосе слышно было глубокое чувство — во всяком случае, ей казалось, что кому-то оно может показаться глубоким.
— Любимая, — наконец выдавил из себя Жора. Он чувствовал, что она ещё не всё сказала. — Девять кусков.
— Так вот, ни в одном каталоге, ни в одном прейскуранте этой вещи нет. Так что, извините, оценка шла законная, по договорённости со сдатчиком. А раз её нет в каталоге, то, представьте себе, эта старинная вещь может стоить значительно больше. Вещь-то редкая.
— Скажите ещё, что это подвески французской королевы.
— Не знаю какой. Но вещь королевская.
— Вы имеете в виду своего мужа?
— И себя тоже.
— Знаете, — стал возмущаться Жора, — никто вас за руку не тянет. Вы предложили — я пошёл на это.
— Я рискую, Жора, я рискую, а ты торгуешься.
— Чем вы рискуете? Чем?
— Тем, что он и не собирался её продавать, а я тебе её отдаю.
— Что значит «не собирался»? А для чего он её взял? Может, вам на Восьмое марта подарить?
— Всё может быть, — сказала Анна Леопольдовна. — А вы себе не представляете такого подарка?
Она попала в самую точку. Таких подарков Жора не только не мог позволить себе, но и не простил бы никому из знакомых. За долгую жизнь красавца Жора привык больше получать подарки, чем дарить их. И уже сейчас, имея максимум материальных благ, как ребёнок радовался любому, пусть даже незначительному подарку любивших или посещавших его женщин. То есть какой-нибудь испанский галстук делал его счастливым на целый день. А за бритвенный прибор фирмы «Жилетт» Жора буквально готов был целовать ноги. Если, конечно, ноги были красивые. И дело даже не только в том, что Жора был жаден, хотя, конечно» и это в нём было, но скорее в том, что подарки говорили ему о его неотразимости, То есть льстили его мужскому самолюбию: он чувствовал себя не только мужчиной, победителем, но одновременно и женщиной, которой поклоняются.
А тут ситуация не прояснялась никак. Жора был человек деловой и не мог оставить сделку незавершённой.
— В конце концов… — начал Жора. Он хотел сказать, что у него есть клиент, но сказать этого не мог, так как гнул совсем другую линию. — Знаешь, — произнёс он совершенно другим голосом, — если твой муж действительно хочет подарить подвески тебе, то это другое дело, тогда и не надо было этот разговор начинать. Я не набивался. Забыли о подвесках — и дело с концом.
Он положил обе руки под палантин, уткнулся в мех норки и попытался забыться. Всё-таки приятно забыться, уткнувшись носом в десять тысяч рублей. Но забыться ему не дали.
— Что значит «забыли»? Я зачем сюда приехала? — В планы Анны Леопольдовны не входило оставлять подвески у себя. — Ты просил вещичку на память, я тебе организовала. Котик, — угрожающе произнесла она, — не надо со мной шутить. В конце концов и я должна что-то оставить себе на память. Меня тоже должно что-то согревать в твоё отсутствие. Я что, за каких-то паршивых три куска должна выдерживать скандал от Короля? Да если он оставит себе эти подвески, так, ведь ты понимаешь, он возьмёт за них больше, чем… ты можешь дать.
— Ну хорошо, хорошо. Пятихатка.
— То есть десять кусков.
— Да.
— Пупсик, дай я тебя поцелую.
— Я это сделал только для тебя.
— Я это только так и расцениваю. И будь осторожен: что-то начали крепко интересоваться.
Анна Леопольдовна передала Жоре небольшой ларец.
— А это ещё что такое? — удивился Жора.
— Не пугайся. Это мой подарок тебе, дорогой.
— Но за этот подарок тоже надо платить?
— А как же, милый, обязательно надо. Но не сейчас, потом, когда вернёшься.
Жора с облегчением вздохнул и заулыбался. Всё-таки свою безделушку он получил. И ничего, что безделушка стоила в два раза больше месячного оклада инженера, недавно взятого Жорой на работу в минраз-пром, — с этим Жора мог смириться. Он с чувством взял Анну Леопольдовну за руку и поцеловал её туда же.
Анна Леопольдовна почувствовала, что силы оставляют её.
— А деньги? — едва прошептала она.
— Да, чуть не забыл, — сказал Жора и стал отсчитывать десять пачек. — На, держи и ни в чём себе не отказывай. Я вернусь, — добавил он и пошёл.
— Возвращаться — плохая примета, — заметила она, пересчитывая пачки, и, подумав, добавила: — Любимый.
Глава 12
Гражданин Бонасеев
Однако нам надо вернуться на некоторое время назад, для того чтобы проследить за поведением ещё одного если не героя, то, во всяком случае, действующего лица. Именно оно, это действующее лицо под фамилией Бонасеев, отправилось в сопровождении двух милиционеров. Причём инициатором ухода из квартиры был сам профессор Бонасеев. Он сам, и никто другой, позвонил «куда надо» и сам же попросил аудиенции…
Уважая учёных, а тем более профессоров, представители министерства внутренних дел отправили за профессором машину, на которой тот благополучно доехал до здания, находящегося «где надо». Далее два вежливых милиционера проводили его «куда надо» и через полчаса с ключами профессора отправились на квартиру вышеназванного Бонасеева. Ибо личности, встреченные там, показались им подозрительными и, кроме того, кое-какие сведения, полученные от «кого надо», говорили о том, что неплохо бы за этой квартирой понаблюдать. Остальное, связанное с квартирой и личностью Кати Бонасеевой, читателю известно, но что связано с профессором Бонасеевым, известно пока только авторам. Этими скудными сведениями авторы и спешат поделиться с читателем.
