Наталья Парыгина - Отдых у моря
— Надо подождать, еще люди подойдут.
— Сколько можно ждать!
Но дежурный остался непреклонен и начал перекличку в восемнадцать ноль-ноль.
Сразу же возник конфликт: вычеркивать тех, кто не пришел, или не вычеркивать? Дежурный не хотел вычеркивать, а только ставил вопросительные знаки. Но многие курортники требовали изгнать из списка беспечных, которые не явились на проверку. Поскольку дежурный был в данных обстоятельствах руководящей персоной; и к тому же часть публики его поддерживала, то его мнение оказалось решающим: неявившихся оставили в списках.
Домой Костя и Николка возвращались берегом моря. Желтогрязные волны, пенясь, набегали на мокрый песок. Древесный мусор, принесенный морем, валялся на пляже. Впереди, за Ежиком, чуть-чуть просвечивала сквозь облака алая полоска вечерней зари.
В чебуречной продавали чебуреки. Костя занял очередь и послал Николку к матери за деньгами. Люся пришла сама, принесла деньги и тарелку под чебуреки.
— Завтра обещают хорошую погоду, — сказал Костя.
— Ну да?
— Один парень был на метеорологической станции.
— Тогда мы останемся до третьего, незачем уезжать раньше срока.
— Как хочешь, — без воодушевления согласился Костя. — Все равно.
Он хотел добавить: «Я ужасно устал», — но вовремя спохватился, что он на отдыхе и, стало быть, это «устал» прозвучит противоестественно.
Они стояли за чебуреками тридцать пять минут. Когда до Кости осталось три человека, чебуреки кончились. Пришлось взять свиной шашлык.
14
Косте снилось, что он в поезде и возвращается в Москву. Лежит на полке, его слегка покачивает, стучат колеса. Он счастлив. И вдруг его блаженное состояние прервал сокрушительный грохот. Костя моментально проснулся, но не сразу понял, что он не в поезде, а в комнате, и в голове молнией пронеслась страшная догадка: крушение! Костя, наконец понял, что это не милый стук колес, а вздохи разъяренного моря и сплошной гул тропического ливня. Сравнение «дождь лил, как из ведра» совершенно сюда не годилось. Дождь был такой, словно все Черное море взметнулось в небо и теперь возвращалось обратно на землю.
Ослепительные молнии врывались в окно и тотчас гасли. Грозно раскатывался над горами гром. А море ухало с неукротимой и грозной силой. Казалось — вот еще немного, и оно хлынет на поселок многотонными валами и смоет Джубгу.
Люся лежала тихо, но Костя чувствовал, что она не спит, и злился на нее за это. А если бы она спала, он все равно бы злился. Просто у него теперь все время было скверное настроение. «Прикидывается спящей, — думал он раздраженно, — как будто можно спать в таком столпотворении».
— Ну, как погодка? — не выдержал наконец Костя.
— Проси билеты на самый ближайший день, — отозвалась Люся. — На самый ближайший.
— Еще как дадут. Записались-то на третье.
— Кто же знал? — вздохнула Люся.
«Теперь она вздыхает, — язвительно думал Костя. — Непременно надо было к морю. Вот — и наслаждайся, куда ж торопиться».
— Что-то Николка ненормально спит, тебе не кажется? — обеспокоенно проговорила Люся.
— Нет, мне не кажется, — огрызнулся Костя. — Это тебе вечно что-нибудь кажется. Надо было Николку отправить с детским садом на дачу, а ты потащила его сюда.
— Почему я? — возмутилась Люся. — Мы же вместе…
— Я давно уже делаю то, что делаешь или приказываешь ты! — орал Костя. — С тех пор как я женился на тебе, я окончательно утратил свою волю. Я стал тряпкой!
— Ты злишься, — сквозь слезы сказала Люся. — Все время зли…
Очередной удар грома заглушил конец ее фразы. Море так шумело, словно в глубине его тоже заблудился гром и все пытался и не мог прорваться сквозь волны.
— Злюсь, — подтвердил Костя, — потому что мне все это надоело.
Если бы Люся дала себе волю, из глаз ее полились бы слезы столь же обильные, как бушевавший за окном дождь. Но Люся не хотела показывать слабость этому черствому человеку, который по какой-то нелепой случайности столько лет был ее мужем. Она сумела справиться с собой и твердым, почти твердым голосом сказала:
— Что ж, если мы тебе так надоели, можешь нас оставить… Я не буду хватать тебя за штаны и не побегу жаловаться в партком, как другие бабы. Я знаю, что любовь силой не удержишь. Ты меня не любишь, ты меня никогда не любил, только прикидывался неизвестно для чего. Не понимаю, зачем ты на мне женился. А я, дура, поверила твоим лживым клятвам.
— Люся!
— Что — Люся? Что — Люся? Скажи, разве это неправда, что ты меня ненавидишь? Да, именно ненавидишь! Как ты на меня вчера посмотрел? Ты думаешь, я ничего не понимаю? Я все понимаю! Ты всегда меня ненавидел, только раньше скрывал, а теперь не хочешь или не можешь скрывать.
— Дура! — крикнул Костя. — Идиотка!
Люсина кровать заскрипела так пронзительно, что за этим скрипом на миг пропал шум дождя и шторма.
Люся села, спустив с кровати ноги.
— Да, да! — со злорадным удовлетворением подхватила она. — Ты всегда считал меня дурой и идиоткой. Ты еще в институте помогал мне делать курсовые проекты, потому что считал меня идиоткой. Думал, что я сама не справлюсь.
— Ах, так! — оскорбленно воскликнул Костя. — Ты даже за это меня упрекаешь? За то, что я ночами слепнул над твоими чертежами?
Семейный скандал достиг высокого, штормового балла. Костя почувствовал, что лежачее положение сковывает его, мешает с полной энергией давать отпор этой отвратительной женщине, и тоже вскочил, причем кровать его не заскрипела, а завизжала, как собака, которой наступили на хвост.
— Ты и сейчас считаешь меня идиоткой, — продолжала Люся, стараясь перекрыть шум дождя и моря. — Ты думаешь, я не заметила, как ты пялился на пляже на эту длинноногую выдру?
— На… какую выдру? — опешив от неожиданности, осведомился Костя.
— На какую! Он не знает, на какую! В красном цветастом купальнике, с рыжими волосами. Вот на какую!
Обвинение было настолько нелепым, что Костя даже не обиделся и попытался все перевести в шутку.
— Никогда не видел купальников с волосами, ни с рыжими, ни с какими, — сказал он.
Сверкнула молния. Громыхнул гром. Буйство стихий как будто воодушевило Люсю.
— Не прикидывайся! — крикнула она, окончательно вскочив с кровати и подбегая к Косте.
Разгневанный Люсин голос никак не соответствовал ее коротенькой фигуре в широкой ночной сорочке, но Люся и Костя не были настроены на юмор, а других зрителей не было: Николка как-то умудрялся спать.
— Не прикидывайся! Я все, все знаю! Тебе еще Славка Голубцов не советовал на мне жениться, потому что я маленького роста. Нинка Потехина мне передавала.
— Но ведь я все-таки женился! — попытался оправдаться Костя.
— Да, ты женился, а сам все время раскаиваешься. Если бы не Колька, ты давно бы от меня ушел, выбрал бы себе какую-нибудь жердь. Николку любишь, а меня не любишь! А я больше так не хочу жить. Можешь уходить. Можешь даже не платить алименты. Обойдусь. Другие не считают меня дурой и идиоткой, как ты.
— Потому что они не знают тебя так близко, как я, — выйдя из терпения, рубанул Костя.
— Ах, вот как! — особенно зловеще сказала Люся и отступила шага на два назад, словно была больше не в состоянии так близко находиться возле этого страшного злодея. — После этого между нами все кончено. Все! Этого я тебе никогда не прощу. Никог-да! Как только вернемся, — ищи себе другую квартиру.
— И найду! — пригрозил Костя. — Хорошо, что мы приехали на этот проклятый курорт, а то бы я так и не узнал твой мерзкий характер.
— У тебя зато не мерзкий! — выкрикнула Люся.
— Дурак я, что не утопился в море, — сказал Костя.
— Еще не поздно, — утешила Люся.
— И утоплюсь! — пообещал Костя.
Люся, зарыдав, упала на кровать.
Сверкнула молния. Ударил гром. Дождь наддал с новой силой.
15
Он лил всю ночь напролет. Серый рассвет едва пробился сквозь небесный водопад. Гром утром уже не гремел, но дождь не стихал ни на минуту. Казалось, он никогда не перестанет. Может, это уже начался второй всемирный потоп, о котором когда-то говорила Люсе бабушка?
Скорчившись под двумя тощими покрывалами, Люся смотрела на сползавшие по стеклу дождевые струи и мучилась угрызениями совести. Конечно, Костя дрянной человек, это теперь совершенно ясно, но все-таки как он пойдет за билетами под проливным дождем без плаща? А все из-за нее. Зачем ей были нужны эти яблоки? В Москве всегда есть яблоки.
Три плаща. У Кости серый, у нее и у Николки черные. Не ахти какие элегантные, но совершенно непромокаемые, совершенно! У кого есть такой плащ, тот чувствует себя племянником короля в любую погоду. И Костя сейчас мог бы спокойно, не горбясь, не боясь простудиться, идти за билетами. Она бы даже сама могла пойти за билетами.
