Наталья Парыгина - Отдых у моря
У-ух! У-ух!
Кто-то говорил Люсе, что приятно спать под шум моря. Может быть, если море плещется легко и благодушно. А под этот грозный гул может спать лишь такой бесчувственный человек, как Костя.
— Люся, ты не спишь?
Нет, оказывается, не бесчувственный.
— Не сплю.
— Шторм?
— Да. Я думаю, каково сейчас морякам на кораблях.
— Морякам сейчас трудно, — соглашается Костя.
— Как ты думаешь, успокоится оно к утру?
— Вряд ли.
К утру море не успокоилось. Но теперь, днем, шум моря уже не казался таким таинственным и грозным, и Люся больше не испытывала к морю никакого сочувствия, а, напротив, на него злилась. Надо же было ему разбушеваться ни раньше, ни позже! Ведь штормы обычно бывают осенью. А тут еще вчера стояла такая хорошая погода, и вот, пожалуйста, любуйся на эти огромные валы, слушай их заунывный гул. Час хорошо посмотреть на шторм, ну, два часа, но не сутки же!
Вера Григорьевна еще с вечера уехала на турбазу, где она по совместительству работала уборщицей, и до сих пор не вернулась. Наверно, будет там жить, пока не утихнет шторм, — ведь она добирается на глиссере, а какие теперь глиссеры.
День выдался прохладный, солнце изредка проглядывало из-за густых облаков и опять пряталось, так что и загорать было невозможно. Костя после завтрака взялся за книжку «Старосветские помещики», которая неизвестно почему валялась без корочек на окне: Вера Григорьевна была малограмотна и книг не читала. Люся села с Николкой за стол складывать карточные домики.
Часа через два ей это надоело, и она отобрала у Кости «Старосветских помещиков» и заставила его развлекать Николку.
Но за книжкой Люсе вдруг полезли в голову некурортные мысли о работе. Она вспомнила конструкцию последнего редуктора, который выполнила для новой машины. На семнадцатой странице слова вдруг потеряли смысл, расплылись, и на их месте возникали контуры сборочного чертежа — ее последней работы перед уходом в отпуск. И Люся ясно увидела, что она выбрала неудачный, усложненный вариант… Можно было сделать проще и надежнее.
Люся отложила книжку и вскочила с кровати.
— Костя, я — бездарь, — объявила она.
— Ничего, — утешил Костя, — бездарям тоже иногда везет в жизни. Ты вот, например, очень удачно вышла за меня замуж.
— Костя, я — серьезно.
Костя не был настроен на серьезные разговоры. Он учил Николку играть в дураки и как раз обдумывал, как лучше ему поддаться, потому и замедлил с ответом.
— Почему ты молчишь? Тебя не интересуют мои душевные переживания? — крикнула Люся.
— Переживания интересуют, а капризы нет.
— Ах, капризы, — окончательно разобиделась Люся. — Конечно, по-твоему, это капризы.
— Ну, вот, я дурак, — объяснял Костя сыну.
— Я давно это заметила, — сказала Люся, придав Костиному сообщению более широкий смысл.
Костя пристально поглядел на нее и отложил карты.
— Люся, что с тобой?
— Извини меня, Костя, — сказала Люся, прижавшись щекой к его груди. — Этот шторм… И потом я сделала слишком сложный корпус редуктора, там можно было обойтись без приливов.
— Но они, возможно, еще не сдали чертеж.
— Ты думаешь? У нас нет ни клочка бумаги.
— А вот, — Костя поднял с полу кусок серой бумаги из-под сыра. — Иван Петрович говорит, что в войну они выполняли все чертежи только на такой бумаге.
— Давай. И карандаш… Николка, где твой карандаш?
— Он под кровать закатился.
— Достань! — крикнула Люся.
Николка достал карандаш. Костя очинил его перочинным ножом. И Люся уселась за столик с камышовыми ножками чертить упрощенный вариант корпуса для редуктора, а Костя стал вполголоса читать Николке «Старосветских помещиков». Но Николке повесть не понравилась.
— Давай лучше еще поиграем в дураков, — предложил он.
11
Сделав эскиз чертежа и сочинив письмо главному конструктору, Люся помчалась на почту. Она захватила с собой и авоську, пообещав зайти на рынок и принести чего-нибудь вкусненького. Костя в ее отсутствие немножко вздремнул, строго-настрого приказав Николке ни на шаг не отлучаться со двора.
— Ладно, — благонравно пообещал Николка, — я никуда не пойду, я с Женей буду играть.
— Ну, смотри, — угрожающе сказал папа. — И разбуди меня, когда увидишь маму.
Николка убежал во двор играть с Женей, который приехал со своим папой из Ленинграда и жил в доме напротив. Этот папа научил их играть в чижики, и Николка так увлекся, что прозевал мамино возвращение.
Костя спал в этот раз чутко, он сам услыхал Люсины шаги, тотчас же схватился за книжку и лениво отвел руку с книжкой в сторону, как бы по случаю Люсиного прихода. Однако он тут же прекратил свою демонстрацию бодрствования и с удивлением уставился на Люсины покупки.
В авоське не было ничего неожиданного: помидоры, яблоки, картошка. Но в другой руке Люся держала довольно большой ящик со щелями и с кожаной ручкой — в таких ящиках возят фрукты.
— Костя, — весело заговорила она, прежде чем он сумел сформулировать свой вопрос относительно этого ящика, — ты знаешь, что я придумала? Мы увезем в Москву килограммов двадцать яблок. Понимаешь, так удачно получилось: прихожу на базар, а там продают эти ящики и за ними чуть ли не очередь, очень быстро разбирают. Но я все-таки успела ухватить.
Глаза у Люси так и светились самодовольством, она ужасно гордилась своей практической смекалкой и, кажется, этого же ожидала от Кости.
Но он молчал. Люсю уязвило это молчание.
— Все везут с юга яблоки, — добавила она еще один убедительный довод. — Их отправляют в посылках.
— Куда везут? — спросил Костя с выразительным ударением на слове «куда». — Куда отправляют?
— Ну, я видела на Сахалин отправляли, — простодушно объяснила Люся. — В Иркутскую область, в Вологду…
— Вот именно, — перебил Костя, — в Вологду. На Сахалин. А ты собираешься везти яблоки в Москву, где их и так полно в магазинах.
— Ты просто ничего не понимаешь в таких делах, — отбрила Люся. — В магазинах они дороже. И нам ведь не придется платить за пересылку, мы повезем их с собой.
— Правильно, — согласился Костя. — В чемодан набила двадцать килограммов тряпок, в ящик наберешь двадцать килограммов яблок. Не тебе таскать.
— Ты сегодня просто несносный, — с раздражением проговорила Люся.
Вероятно, размолвка зашла бы далеко, если бы в этот довольно критический момент не прибежал с улицы Николка.
— А Женька с отцом пошел на Ежик гулять, — не без намека сообщил он.
Костя охотно воспользовался громоотводом.
— Пойдем, Люся, и мы погуляем, — как ни в чем не бывало предложил он.
Но Люся посчитала себя невинно пострадавшей и потому так легко не сдалась.
— Идите вдвоем. Я останусь дома.
— Но почему… — Костя явно раскаивался в том, что разочаровал Люсю в ее затее: так и так придется ему таскать эти яблоки. — Может, я и не прав. Действительно, здесь дешевле.
— Я устала, — чуть мягче сказала Люся. — Идите вдвоем, я немного полежу.
Косте пришлось принять этот вариант. Он взял Николку за руку и отправился на Ежик.
Они прошли немного по улице, возле ресторана свернули налево и вскоре оказались на мосту. Здесь постояли и полюбовались на речку Джубгу. Густые заросли из ивы и орешника тянулись по обоим берегам, и зеленые их кудри живописно свешивались над водой и отражались в ней. Недалеко от моста речка круто поворачивала в сторону и как будто обрывалась, теряясь в зелени изогнувшегося дугой леса. По самой середине Джубги плыла стая белых птиц с горделиво выгнутыми шеями.
— Пап, это лебеди? — спросил Николка.
— Нет, гуси.
— Да нет, я же видел в зоопарке, лебеди бывают такие.
— Не совсем такие, — сказал Костя. — Пойдем дальше, — предложил он и потянул Николку за руку, уклоняясь от продолжения дискуссии на тему гуси-лебеди.
Николка позволил себя увести, но все время оглядывался — благо, можно было не смотреть под ноги, держась за папину руку.
Спустившись с моста по лесенке на берег Джубги, Костя и Николка пошли к Ежику через парк санатория. По пути Косте пришлось объяснять, как называется это дерево и то, и то (хорошо, когда попадались дубы и клены, а другим деревьям Костя и сам не знал названия), и кто поставил здесь белую статую, и зачем построили зеленую беседку. Все время Николка задавал вопросы, и Костя ему механически отвечал, а сам думал о Люсе: как это нехорошо, что у них получаются какие-то недоразумения. И все ведь из-за пустяков. Неужели нельзя быть выше этих пустяков?
Стоя на вершине Ежика и глядя в необъятное и грозное морское пространство, Костя окончательно понял, что можно и надо быть выше пустяков.
Море все гонит и гонит к берегу желтые валы с белоснежными гребнями. Кажется, всю жизнь не надоест стоять здесь и смотреть на эти торопливо нагоняющие друг друга тяжелые волны… Даже Николка притих, захваченный разбушевавшейся стихией.
