Ю. Бурлаков - Восходитель
Обзор книги Ю. Бурлаков - Восходитель
Бурлаков Ю.Б.
Восходитель
Повесть о Михаиле Хергиани
ГЛАВА I. КОРОЛЬ ЛАГАМСКОГО СВИФА
Чхумлиан
«Я родился в Местии, в крестьянской семье» находим мы в его записях.
23 марта 1932 года в семье Виссариона и Фацу Хергиани родился третий ребенок. Виссарион хорошо запомнил тот день. Было солнечное утро, звонко, по-весеннему кричали петухи, по узким кривым улочкам Ланчвали, увлекая щепки и комья навоза, скатывались ручьи в мутную речку Местиачалу.
Мартовский воздух был еще прохладен, но лицо, руки, спина чувствовали то приятное припекание, после которого недолго уже сереть остаткам снега на огородах, недолго дремать нехитрому крестьянскому инвентарю, сохам, лопатам, граблям. Два тягловых быка, истосковавшихся по сочной траве, которая вот-вот появится на гривах и обочинах, нетерпеливо переступали в мачубе, со свистом втягивая ноздрями прелые запахи.
Ланчвали один из поселков Местии, в которую входят помимо пего еще Сети, Лехтаги, Лагами.
Виссарион расположился под яблоней и колол дрова, когда распахнулась калитка и во двор вошла его мать Мамял, проделывая движения, весьма похожие на танец. «Что это с ней?» подумал Виссарион, продолжая орудовать с чурками.у моего сына родился сын сказала Мамял.
Бросай топор, беги к Фацу, отблагодари.
После первых двух девочек, Керикмез и Евы, мальчик большая радость в семье.
Да, действительно, что же он мешкает? Хоть это и непривычно куда-то бежать: со всеми повивальными делами раньше управлялись у себя дома. Третьего ребенка принимали в государственном роддоме-новости для Верхней Сванетии.
Потом оп стоял у Окна роддома и смотрел на круглолицое сморщенное существо в руках Фацу, которое крутило головой, гримасничало, щурилось на солнце и упрямо не хотело замечать пальцы, барабанившие по стеклу. Мальчику дали древнее имя Чхумлиан.
За сыном вновь пошли дочери. С перерывами в два года родились Ира и Тина.
Характер Чхумлиана стал проявляться рано. Долгие зимние вечера семья обычно коротала около железной печи. Девочки усаживались поближе к теплу, звали к себе Чхумлиана. Но тот упорно отказывался: он не неженка. Чхумлиан настоящий мужчина, - поощрял отец.
А вот полазить он любил. С пяти лет уже путешествовал по шатким лестницам старой башни, при этом часто падал. За шалости крепко влетало от матери.
«В детстве я был принципиальным мальчиком: хотел все делать только по-своему». Его так и дразнили упрямец.
В ланчвальском доме проживали три семьи, объединенные в одную общую. К концу тридцатых годов эта общая семья насчитывала пятнадцать человек. Старшим по возрасту, а стало быть и по положению, был Антон. Дедушка Антон и его жена бабушка Тэрро располагались в комнате первого этажа. В левой маленькой Комнате второго этажа жили Виссарион, Фацу и пятеро их детей, в правой, такой же по размеру, сын Антона и Тэрро Алыксандр, его жена Марьямул и их дети старшая дочь Маро, сыновья Филипэ и Бидзина и младшая дочь Додо.
С шести лет Чхумлиан помогал старшим но хозяйству. Отец брал его в Лагунвари, на поливные луга. Мальчик особенно любил поездки за сеном. Лежишь себе на широкой доске сава, узких сванских саней, у самых: ног бредущих быков, а мимо проплывают зеленые леса, белые вершины. Красиво. Оп помогал отцу увязывать сено, то и дело юркая под сав, чтобы найти застрявшую между полозьями веревку, обирал граблями не захваченные вязью травинки. Потом приводил бьков, пасущихся невдалеке, помогал надеть на них деревянное ярмо. Когда сани с сеном выводились со склонов на ровную дорогу, Чхумлиану доверяли управлять бьками. Мальчин, брал в руки повод налыгач и шагал впереди быков. Хать, хать, покрикивал он на животных. Горячими струями дышали в спину быки, в руку с налыгачем тькалась упругая мокрая подушечка носа. Вот, нанонец, и поселок, но мальчик не жалуется на усталость, он будет вести быков до самого дома. Прижимаются к стенкам повизгивающие свиньи, в щелях каменных заборов мелыкают серые хвосты убегающих ящериц. Останавливаются сельчане, чтобы перекинуться словом с возчиком. Магвайт хари (как поживаешь)? Хочамд хвари (хорошо живу), отвечает мужичок с ноготок
Еще любил маленький Чхумлиан веселую молотьбу Она начиналась в солнечный день в конце августа, когда от Лайлы дул устойчивый летний ветер. Спокойные, волы медленно волочили по кругу загруженную камнями молотильную доску навир. Чхумлиан со сверстниками и ребятами постарше запрыгивал на доску, стараясь подольше удержаться на ней. Взрослые не ругали за эту игру, а, наоборот, поощряли: чем больше народа стоит на молотилке, тем лучше она молотит. Всем хочется про ехать на такой бесколесной колеснице, особенно малышам. Неноторые подолгу семенят рядом снавиром, пытаясь сесть на его краешек. И, конечно, кто-то упадет в мягкую солому, кто-то порвет рубашку или штаны, оцарапается или набьет шишку. Крики и смех звенят на току с утра до вечера.
Но не толыко чисто крестьянскими делами жила семья. Среди различных вещей в доме, глубоко врезавшихся в детскую память Чхумлиана, были дедушкин кинжал в серебяных ножнах (его потом носил дядя Александр), охотничье ружье и не совсем понятный инструмепт, похожий одновременно и на нирку, и на тяпку, альпинистский ледоруб, с помощью которого, как позже объяснил отец, рубили ступеньки во льду, страховались и выполняли массу других полезных дел.
Уходя на охоту, дедушка Антон брал с собой ледоруб. Но чаще всего ледорубом пользовался отец: он был известным альпинистом.
Альпинистсние разговоры в семье были едва ли не первыми после разговоров об урожае. А когда в доме собирались сподвижники отца, Чхумлиан пристраивался поближе к столу: было интересно послушать увлекательные рассказы главного заводилы богатыря Габриэля, дельные предложения отца, страстные вькрики молодого Бекну, обстоятельные объяснения дяди Максима, замечания осторожного Чичико или бесстрашного Годжи Зуребиали, альпиниста из Мулахи.
Иногда в разговоры встревала мать, что, впрочем, бывало редко. «Язык, как мед, такая вежливая», отзывались о ней местийцы. Она говорила, что было былучше, если бы мужчины больше думали о семьях, чем о вершинах. У нее были на этот счет свои взгляды.
Чхумлиан вел знакомства со многими ланчвальскими и лехтагскими ребятами: Марленом, Шамилем, сыном Кадерби: Михой, Табеком, Шалико, Бавчи, Ноем, Карло. Особенно близок он был с Марленом. Они любили угощать друг друга. Чтобы никто не мешал, устраивались под навесом, где лежали плетеные корзины для перевозки мелкого сена, разворачивали прихваченные из дома свертки. Здесь было все: кусочек сулгуни, хачапури, лепешки, печеный картофель, ломтик сот с медом, зеленый горох в стручках, местные горьковатые вишни. Чужая еда уписывалась с большим аппетитом.
А сколько побродили они и вдвоем, и вместе с другими сверстниками. Бывало, нагрянет во двор целая ватага и хором просит родителей Чхумлиана отпустить его в горы за гэхом. Ребята отправлялись вверх по ущелью, где в провале белели снега Лекзыра, переходили морену ледника Чалаат, пока, наконец, не выбирались на склоны Далла-Коры. Там рос гэх.
По пути устраивали ночевку под большим нависающим камнем, разводили костер, пекли картошку и, укрывшись старыми отцовскими пиджаками, коротали ночь. А утром, слегка перекусив, разбредались по склону, рубили длинными, как шашки, ножами высокие сочные стебли, напоминающие конский щавель. И первые ошкуренные прутки гэха, миновав сумки, попадали в рот. Мякоть была сочная, кисловатая, вкусная.
Часто приходилось пасти коров. Навсегда остались в памяти эти пастушьи выходы. День начинался с первыми петухами. Скрипели ворота со всех дворов выходили сонные коровы, сбиваясъ в узком проходе между заборами, позвякивая колокольчиками. Стадо выягивалось лентой и так шагало до тех пор, пока, наконец, не кончались посевы картофеля, кукурузы и ячменя, а вместе с ними и заросшие крапивой каменные и штакетные ограды. Вырвавшись на простор, коровы разбредались, щипали траву. Размахивая палками, носились пастухи, сгоняя упрямых животных в плотный косяк, чтобы гнать выше на верхние пастбища.
- Хоу, хоу, жях, гай-гай... У начала пастбища коровы предоставлялись самим себе. Целый день они будут пастись на стыке леса и альпийских лугов, где есть все, что им надобно: трава, тень, вода.
Коровы спокойно пасутся, и пастухи чувствуют себя свободными от забот. Можно и самим чем-нибудь заняться. Например, жвачкой. У старых елей, в местах, где сбита кора, выступают смоляные сгустки. Есть мягкие, прозрачные, как вода. Это писе молодая смола, ее не жуют. Но есть твердые, кан намень, и желтые, как янтарь. Это нашк. Когда нашк начинают жевать, он рассыпается на зубах на мелкие кусочки, обдавая язык мучной пудрой. Потом постепенно мягчеет, розовеет, становится податливым, как воск. Жевать его приятно. От нашка зубы делаются чистыми, нан зерна белой кукурузы.
