На край света (трилогия) - Голдинг Уильям
– Тревожитесь? О чем же?
– Они совершенно измучены, мистер Тальбот. Всякий раз, как они начинают играть в кровати – то есть в койке, в верхней койке, каждая в своем углу… Так вот, они начинают играть, потом появляются слезы, и все заканчивается скверно. Играют они не больше минуты, а после лежат и поскуливают… именно что поскуливают, хотя миссис Пайк не любит этого слова. Ей и самой плохо, сэр. Как нам быть? Миссис Пайк, похоже, верит, что я могу что-то сделать – честно говоря, потому я и сижу здесь. Я ничего не могу, и это больнее всего.
Я припомнил наставления Чарльза.
– Вам, должно быть, приятно, что она в вас так верит, мистер Пайк.
– О нет.
– Я не согласился бы очутиться в другом месте и за тысячу фунтов, скажу я вам.
– Называйте меня Диком, хорошо, мистер Тальбот? Я знаю, нет во мне того, что римляне увидели бы в мистере Боулсе…
– Gravitas. Не стоит беспокоиться, сэр, у кого-то есть, у кого-то нет, но им оттого не хуже. От меня тоже ждали проявления подобных качеств, но это дело природы, а не воспитания. Да, мистер Пайк, я стану звать вас Ричардом, если вам угодно.
– Спасибо, мистер Тальбот. А вам больше нравится Эд или Эдди?
– Мистер Пайк, в такой опа… в ситуации, в которую мы попали, можете называть меня Эдмунд. Итак, воспряньте, дружище!
– Постараюсь, Эдмунд. Только что бы я ни делал, детям моим не лучше…
– Тут я могу вас утешить. Мои младшие братья постоянно разбивают коленки и локти – или и то и другое, причем все сразу. У них не переводятся колики, сыпь и простуды. Так уж они растут, мистер Пайк, то есть Ричард, – дело это, если хотите знать, долгое и тяжкое!
– Говорят, ветер дует не с той стороны. И качка…
– Ветер изменится! Оглянуться не успеем, как понесемся, словно в почтовой карете. Вы же знаете, Британия правит волнами! Я бы и за тысячу фунтов…
– Правда, боюсь, в том…
– …не согласился…
– …корабль погружается…
– Бросьте! Офицеры уверяют, что…
– И они тоже словно погружаются в пучину, ослабевают понемногу, день за днем. Ах, Эдмунд, неужто ничего нельзя поделать? Я так просил врача перевести нас на другой корабль – хотя не знаю, что бы мы делали в Индии, – но он отказал. А это было еще при хорошей погоде.
– Гадкий ветер не продержится вечно. Когда мы войдем в южные воды…
– Но корабль не справляется, так ведь?
– Дойдет потихоньку. Днище очистят от наростов, и скорость увеличится…
Ах, наверное, не стоило ему это говорить!.. Я продолжил:
– Теперь вы понимаете? Нам не о чем беспокоиться, сэр, совершенно не о чем.
– И еще, Эдмунд. Мне кажется, что корабль сидит глубже, чем прежде. Миссис Пайк я о своих подозрениях не сообщал, но сегодня утром все понял по одному ее взгляду! Эдмунд, она думает так же!
Я громко засмеялся, не находя никакого утешения в том, что могу хоть как-то ободрить этого несчастного, измученного человека.
– Какой вы, однако, Пайк. Признаюсь, когда мне было плохо, и я буквально разваливался, мне казалось, что с кораблем происходит то же самое. Но сегодня матросы откачали не больше воды, чем тогда, когда мы стояли на якоре в Спитхеде!
– Я знаю, Эдмунд, все, что вы говорите – правда. Но Бейтс говорит – воды стало больше.
– Быть может, вас заинтересует мнение старшего офицера – он сам сказал мне – воды откачивают столько же, сколько и раньше. Воды на судне прибавилось из-за дождя и брызг. Она в самом низу, помпы туда не достают – это, конечно, докучает, но не опасно! Имейте в виду – шум воды из-за качки кажется сильнее. Там, внизу, с непривычки, пожалуй, решишь, что с одного конца корабля в другой ходит большая волна.
– Говорите – старший офицер сказал? Разумеется, ему нужно, чтобы все сохраняли спокойствие во избежание неприятностей. Но с вашей стороны это очень достойно, Эдмунд, и я частично вам верю и, как смогу убедительно, передам все миссис Пайк.
– Думаю, прежде чем вы вернетесь в свою каморку, то есть каюту… Вы ведь не трус, правда? Налью-ка я вам стаканчик.
– Нет, Эдмунд. Говорю же, я от спиртного глупею, да и горло оно обжигает. Эдмунд, я даже молился, но ничего не произошло. Я все думал про «пустите детей… в Царствие Божие» [78]. Нелегко ведь им, маленьким и беззащитным, правда? Я хочу сказать, им труднее постоять за себя. Как вы когда-то сказали – когда мы думали, что встретили французский корабль, – «они для французов слишком малы». Но мне никак не прогнать из головы мысль, что для Господа-то они не слишком малы! Эдмунд, если им не суждено выжить, я не отправлю их одних в эту дьявольскую пучину, я последую за ними…
– Пайк! Возьмите себя в руки! Ричард! Ричард, я вам говорю! Прекратите истерику. Вы как девчонка, черт побери!
– Несете слово ободрения, мистер Тальбот?
Я неуклюже поднялся. Вошла мисс Грэнхем.
Одну руку она вытянула перед собой, другой придерживала юбки, пытаясь уберечь их от воды. Мисс Грэнхем приблизилась к столу, что стоял возле двери, и опустилась на скамью. Скачок, который сделало судно, швырнул меня вперед, и я сел напротив нее.
– Мисс Грэнхем, вам, право же, не следовало! Даме нельзя… А где мистер Преттимен? Ему стоило бы…
Мисс Грэнхем заговорила измученным голосом:
– Мистеру Преттимену нехорошо, и мне тоже. Вдобавок он еще и упал. Сильно расшибся.
– Чем я могу помочь? Может, навестить его?
Мистер Пайк сквозь слезы хихикнул:
– Эдмунд, навещающий страждущих!
– Это смешно, сэр, признаю. Но в нашей ситуации смех – благо.
Пайк обошел край заднего стола и бухнулся ко мне на скамью. Корабль взбрыкнул, словно мистер Пайк раздражал его так же, как и меня; зигзагообразный горизонт в кормовом иллюминаторе дико перекосился, Пайк полетел по скамье, приткнулся ко мне и, пробормотав извинение, отпрянул. Мисс Грэнхем сочувственно поглядела на него.
– Вашим получше, мистер Пайк?
– Отнюдь нет. Вы к ним придете?
– Позже, мистер Пайк. Кстати, вам следует напомнить миссис Пайк, чтобы она меня пригласила. Я принимаю в расчет ее бедственное положение, но всему есть предел!
– Она очень сожалеет, мисс Грэнхем, и переживает из-за той злосчастной вспышки. Она так и сказала. Умоляю вас!
Мисс Грэнхем вздохнула.
– Я постараюсь, мистер Пайк, но попозже. Мистер Преттимен болен.
– Я ей так и передам. И о ваших словах упомяну, Эдмунд.
Пайк встал; он более или менее держался на ногах и походил на человека, балансирующего на скате крыши в ожидании, что крыша внезапно перекосится в другую сторону. Шатаясь, он вышел и умудрился закрыть за собой дверь.
Мисс Грэнхем откинулась назад, обеими руками сжимая край стола. Из-под опущенных век по щекам катились капли то ли пота, то ли слез.
– Я надеялась попросить немного теплой воды, но голос у меня такой слабый…
– Это моментально можно исправить, мадам, воспользуйтесь моим. Бейтс! Бейтс! Где вы там? Выходите из проклятого чулана – прошу прощения… да не у вас, Бейтс! – еще раз приношу извинения, мадам – Бейтс, тотчас нужна горячая вода!
– Воды нет.
– Добавляйте «сэр», когда мне отвечаете!
– Так Виллер же сказал, сэр, воды нет.
– Ну, это мы посмотрим! Виллер! Виллер! Виллер, где вы там! А, наконец-то! Как вы смеете подавать господам воду, когда дамы сидят без воды!
– Но мисс Грэнхем, сэр, не с моей стороны коридора.
– И я тоже – ведь я поменял каюту.
– Да, сэр, но…
– Горячей воды, Виллер, да поживее! Если нужно, разведите чертов огонь, и скажите, кому следует, что это мой… мой…
– Вы очень добры, мистер Тальбот, но прошу вас…
– Не волнуйтесь, мадам. Виллер, принесете воду в каюту мисс Грэнхем.
– Даже просто горячая вода, сам ее вкус – так согревает! Я всегда столь придирчиво относилась к приготовлению чая, но не думала, что буду дорожить обычным кипятком, даже без заварки!
– Без заварки… Господи, мадам, я истиннейший, самый что ни на есть бестолковый…
