Снежок - Леттс Элизабет
В 1920-х, 30-х и 40-х годах механизация прогрессировала, и спрос на лошадей продолжал падать. По мере того как уменьшалось количество гражданских покупателей, к 1940 году армия США стала крупнейшим потребителем лошадей. К этому времени за породистого мерина армия платила двести долларов, одну пятую цены нового автомобиля.
«Ремонтные» жеребцы распределялись по стране и спаривались с породистыми кобылами, здоровыми и подходящими для участия в программе. Владелец кобылы платил всего десять долларов, а жеребенок принадлежал хозяину кобылы с условием, что армия оставляет за собой право выкупить его. Поскольку нужда в рабочих лошадях уменьшалась с каждым десятилетием, крупные коннозаводчики получали свои прибыли в основном благодаря армии.
Однако Вторая мировая война – первая война с масштабным применением техники – поставила крест на роли армии в разведении лошадей. В 1940 и 1941 годах армия закупала десятки тысяч лошадей. Но времена изменились. Сражаться можно было и без лошадей, и в 1942 и 1943 годах армия начала распускать кавалерийские подразделения и продавать коней. После войны, в 1948 году, «ремонтная» программа была отменена. «Ремонтных» жеребцов, специально выведенных для того, чтобы быть лучшими, отдали в частные руки, и они стали доступными любым коннозаводчикам.
Но не только благодаря «ремонтной» программе улучшилась стать американской лошади. В XIX столетии, продавая лошадей в Европу, американские фермеры также импортировали лучшие европейские породы – першеронов, бельгийских тяжеловозных, шайров, тоже приносившие свое потомство. Тяжеловозов скрещивали с другими видами, чтобы вывести лошадей более легких, чем их гигантские предки, – ими было бы проще управлять, проще за ними ухаживать, и обходились бы они дешевле. Так и появилась типичная рабочая лошадь без родословной или признаков породы на аукционе в Нью-Холланде в 1950-х годах – за неприглядным экстерьером скрывалась кровь предков. В ней могла течь кровь тяжеловозов, выведенных для обработки полей, или чистокровных верховых, ценящихся за скорость и побеждающих на скачках с препятствиями, или боевых лошадей, крепких и отважных.
К тому времени, как Гарри купил Снежка в 1956 году, любые подробности о том, где родилась лошадь и кем были ее родители, были утеряны. Никто не мог вспомнить большого серого мерина со шрамами от хомута и умиротворенным взглядом. Никто не объявился, чтобы признать его своим. Скорее всего, он был зачат, родился и был выкормлен где-то в глубинке, в амманитском сарае, в покрытом сеном стойле для жеребят. О том, что случилось после этого, можно только догадываться.
На амманитских фермах, как и везде, жеребята остаются с матерью до тех пор, пока не достигают возраста шести месяцев. После этого их разлучают с матерью. В этом возрасте за жеребятами еще легко ухаживать. Жеребенок привыкает к людям – вначале к прикосновению, затем к недоуздку, а потом к уздечке. Лошадей, достигших возраста одного года, выпускают на выпас вместе с ровесниками, и весь последующий год они свободно пасутся и играют. Дрессировка начинается на третий год. Амманиты первым делом обучают коня голосовым командам: «марш» для начала движения, «стой» для остановки и «смена» для смены аллюра.
Когда лошадь начнет понимать команды, ее приучают к упряжи – сначала к веревке на шее, потом к поводьям и наконец к оглоблям. Здесь нужно действовать постепенно, дожидаясь, пока лошадь станет подчиняться безропотно. После этого приступают к основным тренировкам. Фермер следует за лошадью на расстоянии четырех-пяти метров, обучая ее ходить, останавливаться и поворачивать по команде. Затем фермер привязывает позади лошади большую тракторную шину, чтобы та привыкала тянуть груз. К концу третьего года лошадь уже может работать, хотя пика формы она достигает в пять лет.
Сейчас при должном уходе прогулочная лошадь может оставаться в форме и в двадцать лет, но в те времена, когда лошадей использовали, чтобы тянуть тяжелый груз, это было не так. Жизнь рабочей лошадки была коротка – около десяти лет. До пяти лет ее выкармливали и выхаживали для потенциальной продажи. После десяти лет ее рабочая карьера была завершена. Коня, более не пригодного к работе, продавали или убивали.
Лошадь считалась «живой машиной», а не разумным существом, их разводили из экономических соображений. Как сказал однажды художник К. В. Андерсон: «Многие сейчас тоскуют по старым денькам, сетуя на то, что лошадь отошла в прошлое. Но сейчас, когда лошадей заводят только те, кто их любит, самим лошадям живется куда лучше». Когда конь был лишь средством передвижения, никто не проявлял по отношению к нему сентиментальности. Лошадь, которая уже не могла работать, списывалась со счетов.
Различные болезни могли ускорить это. Самой распространенной была хромота, за ней следовали инфекционные заболевания и несчастные случаи. Лошади сталкивались с повозками и автомобилями, они поскальзывались на льду, они пугались и убегали, путаясь в упряжи, натыкаясь на фермерские орудия или других лошадей, шедших с ними в одной упряжке.
Часто лошадей продавали вместе. Большинство людей предпочитали лошадей одной масти, неверно полагая, что одинаковый цвет говорит об одинаковом характере. Лошади в одной упряжке должны быть равны по размеру, силе и темпераменту. Они стадные, легко привязывающиеся существа, и лошадь может начать упрямиться, если ее поставить в одну упряжку с незнакомым животным, а если с ее партнером что-то случится, лошадь, привыкшая ходить в упряжке, станет почти бесполезна. Но каждая лошадь, даже мертвая, имеет свою цену.
В XIX веке, когда конь умирал на улице, его просто оставляли лежать там, пока не приходил мясник и не забирал его. Часто на фотографиях конца XIX – начала XX столетия можно увидеть детей, играющих на улице неподалеку от трупа лошади.
Тех же, что не умирали на улицах, обычно подвергали эвтаназии – утилизация лошадиных трупов была важной частью экономики. Больных, хромых и старых лошадей привозили на консервный завод, где убивали пулей из пневматического пистолета. В ветеринарном справочнике середины ХХ столетия есть фотография, озаглавленная «куда стрелять в лошадь», с белой точкой на лбу лошадиной головы, отмечающей, куда следует приставить пистолет. После смерти лошадиные трупы перерабатывали. Конину не едят в Соединенных Штатах, хотя в годы Второй мировой войны были попытки заменить кониной говядину, которой не хватало. Но чаще конину помечали углем как собачью еду, чтобы беспринципные мясники не пытались выдать ее за говядину. Все шло в переработку: из волос хвоста изготавливали струны для скрипок, а кости и копыта варили и делали из них клей.
До распространения двигателя внутреннего сгорания лошади были в больших, индустриально развитых городах незаменимыми помощниками, обрабатывавшим поля, сражавшимися в битвах и перевозившими грузы. Но на них не обращали внимания, им не придавали значения и часто заставляли работать на износ. Анна Сьюэлл, британская писательница, автор романа «Черный Красавчик», говорила, что написала свою книгу, чтобы «заставить людей лучше относиться к лошадям». Сейчас она считается детской классикой, но изначально была рассчитана на взрослую аудиторию. Книга рассказывает о жизни Черного Красавчика с его точки зрения, от самых ранних воспоминаний о «большом луге с прудом в центре, наполненном чистой водой», и до самого конца его никчемного существования: он перевозил тяжелый груз для жестокого торговца. Сентиментальная и насыщенная эмоциями книга быстро приобрела популярность, став бестселлером сначала в Англии, а затем в США, где она превратилась в одну из настольных книг прогрессивистов{ Прогрессивизм или прогрессизм – течение или идеология, направленная на пропаганду и осуществление социальных и политических реформ сверху, то есть правительством.}. Книга Сьюэлл впервые обратила внимание общества на нелегкую долю лошадей и отношение к ним.
Эта точка зрения совпадала с точкой зрения реформаторов XIX столетия. В этот период условия жизни в больших городах были ужасающими: трущобы, в которых селились прибывающие иммигранты, считались грязным, опасным местом, а исходя из взглядов XIX века, еще и оплотом морального разложения. Прогрессивисты хотели очистить города и создать более приемлемые условия, и не в последнюю очередь предлагаемые реформы касались лошадей. Пар, электричество, двигатели внутреннего сгорания считались веянием будущего, лошади назывались причиной несчастных случаев, а их шерсть и грива – источником грязи и болезнетворных бактерий. Вдобавок платные конюшни, где извозчики держали своих лошадей, считались рассадником порока – общественное мнение ассоциировало извозчиков с пьянством и сквернословием. Довольно часто на улицах городов можно было видеть, как извозчик избивает своих лошадей.
