Гавань моего сердца - Матир Анна

— И что он на это ответил?

— Ничего, если честно. — Уголки моих губ опустились. Я не могла поведать его историю, к тому же он так и не сказал мне причину, по которой поднял цены. Я запустила пальцы в волосы и провела ими вдоль головы. — Я больше не знаю, что нам делать. Все, что мне кажется правильным, оказывается неправильным, а все, что кажется неправильным, на самом деле является верным. Мне нужно… — Я запнулась и вздохнула. — Я не знаю, что мне нужно.

Снова молчание. Я могла бы слушать тишину и в одиночестве. Я встала из-за стола. Миссис Фор взяла меня за руку.

— Я знаю, что вы оба сейчас видите только острые углы, но ведь ты знаешь, что у Блэйна болит душа за наш приют не меньше, чем у тебя самой. Он не сделает ничего, что могло бы подвергнуть Дом опасности. Попроси его еще раз снизить цены.

— Я не могу ни о чем его просить, — покачала я головой.

— Пфф! — Миссис Фор вскочила. — Блэйн не из тех, кто с легкостью забывает своих друзей. Ты лучше всех знаешь, какой он человек.

Нет, теперь я думала, что не знаю этого, хотя раньше считала иначе. Научусь ли я когда-нибудь правильно оценивать окружающих?

Миссис Фор поставила передо мной тарелку.

— Поешь немного. Тебе полегчает.

Я взяла вилку и посмотрела на тарелку. Передо мной лежал кусок сливочного пирога.

Я положила вилку на стол и вышла из комнаты.

ГЛАВА 43

— Мисс Сэди, вы поможете мне с домашним заданием, как раньше? — Джанет посмотрела на меня с мольбой.

Я знала, что она очень скучает по Синтии, хотя они ежедневно виделись в школе, а на выходных — в церкви.

Я позволила девочке увлечь меня за собой в столовую. Она тараторила, не умолкая, словно ей не нужно было переводить дыхание, и не догадывалась о растущей лавине боли в моей груди. Двери нашего Дома закроются на следующей неделе. С каждой минутой моя уверенность в этом росла — особенно сейчас, когда нас оставил даже Блэйн. Что будет с Джанет? Кто будет ее слушать, не перебивая? Кто поймет, что ей нужна вовсе не помощь с домашним заданием, а общение? Где она найдет внимание, которого так жаждет?

Я обернулась и посмотрела в сторону своего кабинета. И, хотя отсюда этого нельзя было увидеть, я помнила, что на столе лежала небольшая пачка счетов на оплату, включая и последний чек из бакалеи. Но существовало ли сейчас что-либо важнее судьбы этой маленькой девочки? Последние несколько месяцев научили меня многому. В том числе и этому.

Все мои отчаянные попытки, экстравагантные ли, жалкие ли, убеждали меня в том, что чуда не произойдет и спасти приют от закрытия практически невозможно. Только Господь мог этому воспрепятствовать. Только Ему под силу было спасти этих детей от их прошлого. Только Он помог мне преодолеть темные страницы моего детства.

Я отпустила ладонь Джанет при мысли, которая внезапно пришла мне в голову. Верила ли я когда-нибудь, что Господь любит меня так же, как и остальных? Верю ли я в это сейчас?

От неожиданной слабости я упала на первый попавшийся по пути стул.

Верила ли я, что Иисус любит меня так, как учит Библия, так, как рассказывала матушка Рэмси? Жизнь, прожитая в такой уверенности, была бы достойной, независимо от того, как это выглядело для внешнего мира. Такая жизнь помогла бы изменить людей, а не место. И разве Господь не явился, чтобы спасти людей? Людей вроде моей матери. Людей вроде меня.

— Пойдемте же, мисс Сэди!

И детей вроде Джанет.

Внутри меня родилось стремление — обнимать этого ребенка, говорить ему нежные слова. Я прижала руки к груди, стараясь сдержать боль, разрывавшую мне душу. Если я так верила в то, что Господь меня любит, я должна была поделиться этой любовью с другими, и это было очень важно. Жизненно важно. Это то, что Господь сделал для меня, а не я для Него.

Когда Дом закроется, у меня не останется ничего, кроме отношений. С Господом, с этими детьми. С миссис Фор, Мирандой, Картером. И с Блэйном, если он разрешит мне приблизиться к нему. Это были сокровища, посланные мне небесами От этого откровения мое сердце обливалось слезами.

Я поднесла к губам руку Джанет:

— Пойдем займемся твоим домашним заданием.

Ступать по Дому впервые за многие дни мне стало легче.

Миранда сидела на дальнем конце обеденного стола. Лицо Сильвии с тонкими чертами вспыхнуло, она прижала ластик к странице.

— Я поняла! — воскликнула она. — Поняла, поняла!

Миранда обняла ее тонкие плечики. Нежно прижала Сильвию к себе, потом отпустила и посмотрела в тетрадь Генри. Тот весь напрягся в ожидании, слушая Миранду. Не испытывая такого энтузиазма, как Сильвия, он все же кивнул, что-то записал и швырнул карандаш на стол.

— Вы согласны, мисс Сэди? Мисс Сэди? — Карл потрогал меня за колено.

— Что? Прости, прослушала, — сказала я и взъерошила его каштановые волосы, отметив про себя, что ему нужно вымыть голову.

— Я говорю, что хотел попросить вас прочитать с нами вечернюю молитву.

Я посмотрела на его задумчивое лицо, вспоминая день, когда он попал в наш приют. Это был летний, ясный день. Карл был одет в одни лишь рваные штанишки, обуви на нем вообще не было. Его отец, явившийся навеселе, хотя было еще утро, ушел прочь прежде, чем я успела разузнать хотя бы какую-то информацию о мальчике и его семье.

От какого сокровища он отказался! Дитя, полное жизни и любви и готовое делиться ими с каждым, кого повстречает.

Я обняла мальчика.

— Обещаю найти для этого время сегодня вечером. Ждите, я обязательно приду. А сейчас расскажи-ка мне, все ли задания ты выполнил?

Карл кивнул и убежал играть.

Я с нетерпением ожидала вечера.

— Не возражаешь, если я помогу тебе сегодня уложить детей спать? — спросила я Миранду, когда часы пробили девять.

— Буду только рада, — последовал ответ.

Мы поднялись по лестнице. В парадные двери кто-то постучал.

— Кто же это может быть? В такое-то время…

Я отправила Миранду к детям. Присоединюсь к ней, как только отпущу нашего нежданного гостя, и успею к началу молитвы.

Распахнув двери, я вгляделась в сереющую мглу. Передо мной стояла женщина, одетая в старое черное платье. Она подтолкнула вперед маленького мальчика в темном костюме.

— Сегодня я похоронила мужа. У меня нет возможности позаботиться об Оливере. — Ее голос оборвался. Натруженной рукой она погладила черные кудряшки ребенка.

Я обернулась и поглядела через плечо, но, конечно, рядом со мной никого не было.

— Не могли бы вы вернуться утром? Мы просто уже ложимся спать.

Женщина покачала головой, и ее глаза тут же наполнились слезами.

— Я должна успеть на последний поезд до Питтсбурга. Я слышала, что там есть гостиница. Возможно, мне удастся устроиться туда на работу.

В отличие от матери Лили Бет, вид этой отчаявшейся женщины всколыхнул во мне волну сострадания. Но цифры в нашей бухгалтерской книге висели надо мной как дамоклов меч. Нам не хватало денег на то, чтобы прокормить и одеть тех детей, которые ночевали под этой крышей сегодня, не говоря уже о том, чтобы взять еще одного. И, вероятно, всех наших воспитанников распределят по другим приютам в разных округах, когда мы меньше чем через неделю закроемся. Нет, принять его сейчас будет неправильно.

Огромные глаза на худеньком личике. Мальчик взглянул на меня снизу вверх. Без улыбки. Без страха. Без слезинки или дрожи. Мое сердце сжалось.

— Вы не можете взять его с собой?

— Не зная, что меня там ожидает? Потратив последние деньги на билет в один конец? Умоляю вас, мэм! Будьте милосердны к моему ребенку! Будьте милосердны ко мне!

По землистым щекам женщины покатились слезы, смывая остатки моей решимости. Прошу Тебя, Господи, прошу Тебя. Что я делаю?

В моей голове звучали библейские предания, которые учили, что нужно заботиться о сиротах, бедных и угнетенных, слышать зов страждущих и помогать им. Писанию противостояли суровые слова попечительского совета, которые я услышала во время последней встречи: «Экономия, мисс Силсби. Вот что нам необходимо».