Танцующая на гребне волны - Уайт Карен

– Речь идет не о ваших способностях, мистрис Фразье, но просто о консультации, чтобы обеспечить правильное лечение.

Он начал застегивать большие золотые пуговицы.

– Вы, несомненно, уже заплатили высокую цену за мои услуги. Но могу я попросить у вас еще кое-что?

Я застыла и онемела. Мои мысли взвихрились и заметались.

– У… ув… уверяю… вас, денег у меня… нет.

– Мне не деньги нужны… – Он устремил на меня проникновенный взгляд серых глаз. Боже, что ему от меня надо? – Но ваш женский ум. – Я молча ждала продолжения. – Как мать вы наверняка сможете мне помочь. – Он взял сумку и осторожно положил туда несколько инструментов, взяв их со стола. Я ничего не понимала – но в его поведении не было ничего угрожающего или же настораживающего.

– Я не знаю, чего вы от меня хотите, сэр… – пролепетала я.

Он указал на маленькую дорожную шкатулку на земле возле стула.

– В Нортумберленде я оставил свою любимую жену Кэтрин и нашего семилетнего сына Вильяма. Я не видел их более трех лет, но я старался возместить им мое отсутствие тем, что пишу им стихи. Понимаете, дома я сочинял для Вильяма колыбельные, но так как музыку я писать не умею, то только стихи. А жена поет их нашему сыну. Таким образом мы трое как будто вместе… И он не забудет меня, пока я к ним не вернусь.

Я не могла поверить своим ушам. Такого я никак не могла ожидать. Но опять промолчала. Меж тем он собрался, и мы вместе пошли туда, где я оставила лошадь с фургоном. Несмотря на его вражескую форму, он мне понравился. Его любовь к жене и сыну превратила нас в родственные души, и я молилась, чтобы он чувствовал так же.

– А что вы хотите, чтобы я сделала? – все же спросила я. – В чем состоит моя роль? – Он помог мне залезть в фургон и сел рядом с коротким добродушным смешком.

– На сей раз вышла осечка! Застрял на первом куплете… Это меня озадачило, поскольку вы, наверно, заметили, что за словом в карман я не лезу.

Несмотря на гнетущее меня беспокойство, я не могла удержать улыбку.

– Пожалуй, – отвечала я намеренно сухо. – Так что же у вас написано?

Он откашлялся и громким тенором вывел:

Я оживилась.

– У вас прекрасный голос, и я узнаю мелодию! Это старая шотландская колыбельная, так ведь? Моя мать пела ее мне и моей сестре, когда мы были маленькие. Здесь есть много семей, происходящих из Шотландии, поэтому не так странно, что все мы с ней знакомы.

– Отлично! Тогда вы сможете помочь мне с продолжением, раз вы знаете, где нужно вставить соответствующие слова, чтобы не нарушить мелодию.

Я опустила глаза на свои сильно поношенные красные кожаные перчатки и глубоко вздохнула. Холодный воздух обжег мне легкие. Среди всего прочего мне предстояло еще и слагать стихи… Но коли надо, значит надо.

– Дорога не слишком-то длинная, но я постараюсь, – ответила я, благодарная за возможность отвлечься от тревоги.

Сочинительство меня слегка развлекло, на подъезде к дому мы дошли до середины второго куплета, но мое приподнятое настроение омрачилось – перед домом стоял экипаж Джорджины. Не успела я дойти до парадной двери, на пороге появилась моя сестра. Увидев моего спутника, она не могла скрыть удивления и приподняла бровь.

Не ожидая помощи, я спрыгнула и взбежала по ступенькам навстречу ей.

– Как…? – я не смогла закончить.

– Все в порядке, Памела. Твой муж и сын отдыхают, лихорадка спала на время. Джемма прислала сказать, что Джеффри и Робби опять заболели, так что я привезла еду и мою Мэри. Она молоденькая, но она помогала своей матери у меня в кухне с семи лет. Она может и тебе помочь, даст возможность Джемме ухаживать за больными. Должна признаться, меня немного удивило, что ты сама не обратилась ко мне. Большинство наших работников и домашней прислуги ушли с британцами. Я думала, что и Джемма уйдет, но я вижу, что она преданна тебе как всегда.

Я заглянула в светлые голубые глаза сестры и не увидела в них обмана и хитрости. Но ее дар не мог не показаться мне подозрительным. Ее подарки всегда дорого мне обходились.

Ощутив присутствие рядом с собой постороннего человека, я представила сестре доктора, внимательно следя за тем, каким взглядом она осмотрела нас, будто понимая что-то, чего на самом деле не было и в помине.

Устало поблагодарив ее, я повела доктора наверх, молясь про себя, чтобы мои муж и сын излечились и чтобы мне лишь показалось, как тень мелькнула в глазах Джорджины, когда она увидела меня с доктором Энлоу.

Глава 25

Ава

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Июль 2011

Я поймала себя на том, что механически потерла свое родимое пятно у основания большого пальца. Та женщина, Памела, делала так же. Сидя на софе, я упрямо смотрела на Мэтью. Он хмурился, его поза – упершись локтями в колени – выражала какое-то его внутреннее несогласие.

Я поднялась и, скинув плед с колен, взяла музыкальную шкатулку. Я открыла ее, и нежные звуки донеслись сквозь пространство и время.

– Теперь ты мне веришь? – спросила я.

– Верю чему? Тому, что сегодня ты впитала в архивах большое количество информации? Что у тебя блестящее воображение, породившее тонкие подробности из жизни людей, живших две сотни лет тому назад? Да, этому я верю. Но могу ли я поверить, что это воспоминания о жизни, прожитой тобой когда-то? Нет. Это просто не логично.

Я захлопнула крышку музыкальной шкатулки.

– Тогда как ты это объяснишь? Откуда мне было знать эти слова, когда их не знала моя собственная мать? И откуда я знаю имя Памела?

Он откинулся в кресле, давая плечам отдохнуть. Мне было известно, что он практиковал это с пациентами, когда не желал, чтобы те догадывались, что он не настолько спокоен, как им бы хотелось.

– Ты нашла доказательство сегодня в старой книге стихов. Слова были написаны двести лет тому назад, так что они уже давно известны. Мелодия дошла до нас еще из Средневековья, так что и она широко известна. Это логично, не так ли? Ты слышала слова когда-то, раз или два – в школе, или по телевидению, или где-то еще. Твое подсознание их запомнило. И ты сама говорила мне, что Тиш упоминала акушерку по имени Памела – что значит, что ты читала где-то об этом раньше. Разве это имеет не больше смысла, чем твой сценарий о прошлой жизни?

Я поставила музыкальную шкатулку на стол между нами и постаралась говорить спокойно – чему я научилась от него.

– Я все время вижу Памелу в лодке или на пляже, и она любит воду. И я чувствую ту же любовь. Я чувствую, как будто я всю жизнь жила на берегу, вместо того, чтобы испытывать страх. – Я глубоко вздохнула, прикидывая, верю ли я сама в то, что я собиралась сказать. – Я хочу, чтобы ты взял меня покататься на лодке. Я не могу сказать, что когда-нибудь полюблю воду, как любишь ее ты, но я не думаю, что все еще ее боюсь.

Он начал отрицательно качать головой, прежде чем я договорила. Я подошла к нему и примостилась у него на коленях, пристроив голову между его щекой и плечом.

– Разве ты не знаешь, как я тебя люблю? Что я доверяю тебе свою жизнь? Да, гипноз в какой-то степени изменил меня – быть может, он уменьшил мой страх, и я действительно смогла бы выехать с тобой на лодке.

Я подняла голову. Он дышал так тихо, что я подумала, что он заснул. Наконец он сказал:

– Что-то не нравится мне эта идея.

– Вспомни, как перед моим первым интервью по поводу работы ты показал мне дыхательные упражнения, так что я могла пройти одна по дамбе в Брунсвик? Если я испугаюсь, я знаю, что делать. Но в этом не будет необходимости, я уверена. Ты же будешь со мной.

– Ты уверена?

Я кивнула, почти что ощущая брызги воды у себя на лице.

– Мне это нужно.

Наши губы встретились, и под закрытыми веками я увидела звезды. Кровь стремительно бежала у меня в жилах, как река, стремившаяся в океан. Он держал меня, и я ничего не боялась.