Паноптикум - Хоффман Элис

– Необходимо провести осмотр. Если вы были в постели с мужчиной, ваш отец должен об этом знать.

Доктор подошел ближе и хотел снять с меня халат. Я сделала шаг назад, но он схватил меня за руку и сказал без лишних экивоков, что отец по закону имеет право проверить, не лишилась ли я невинности, а он, доктор, будет только рад ему в этом помочь. И добавил, что видел как-то вечером мое представление в аквариуме и тогда же познакомился с моим отцом. Он получил от представления очень большое удовольствие, а теперь, когда нас не разделяет стекло, он имеет возможность проверить, из какого материала я сделана. Тут я стала сомневаться, что он медик, а не специалист в совсем другой области.

И раз уж мой отец обратился к нему, продолжал «доктор», он надеется провести очень важное исследование на таком уникальном материале. Он хочет выяснить, женщина я или рыба, или, может быть, и то, и другое. Он руководствуется чисто научными интересами. В сексуальном плане его занимает вопрос, окажусь ли я скользкой и холодной, как рыба, или горячей, как падшая женщина. Он вытащил блокнот в черном кожаном переплете и авторучку, чтобы записать всю информацию. Необходимо исследовать меня всю вплоть до мельчайших деталей, включая кости, так как у рыб кости, как и у птиц, обычно полые, и потому они не тонут в воде, подобно тому, как птицы легко поднимаются в воздух. Слова его вонзались в меня, точно осколки стекла. Никогда еще я не чувствовала себя так отвратительно. Затем он сказал, что после осмотра может устранить перепонки между моими пальцами, если я захочу. Он достал скальпель и положил его на стол рядом с блокнотом и авторучкой. Операция пустяковая, а после нее никто и подозревать не будет, какой я была, кроме некоторых счастливчиков вроде него, которые знают мои интимные подробности. Я спрятала руки за спину, испугавшись, что он начнет операцию без моего разрешения прямо сейчас. Это его позабавило.

– Я-то, разумеется, предпочитаю, чтобы вы оставались такой, как есть. Но если вы захотите стать нормальной, я всегда к вашим услугам в качестве хирурга.

Я хотела выбежать через дверь в сад и отскочила от доктора, но при этом опрокинула стол с разложенными на нем докторскими принадлежностями. Он схватил меня и стал связывать мои запястья рыболовной леской. Я сопротивлялась, но он был явно опытен в таких делах, и я никак не могла высвободить руки. Я осыпала его бранью – он не обращал на это внимания. Он повалил меня на пол, и не успела я и глазом моргнуть, как его рука была уже между моих ног. Я пыталась вырваться и добраться до дверей, однако он держал меня крепко.

Черепаха в своем загоне скребла песок, и мне было неприятно, что это древнее существо стало свидетелем моего унижения. Возможно, такова была участь монстров, которую я, по словам отца, сама на себя навлекла.

– Я тут именно для этого, – проговорил доктор, запуская пальцы в мое самое интимное место. Мужчина, которого я хотела, отклонил мое предложение отдаться ему, потому что считал меня невинной, и теперь я осознала, что до сегодняшнего дня действительно была такой.

Я продолжала сопротивляться, но это только раззадоривало моего инквизитора. Леска так глубоко врезалась в мою кожу, что выступила кровь, закапавшая на пол.

– Красная, – удовлетворенно констатировал доктор. – Я думал, что, может быть, она у вас прозрачная, как у подледной рыбы, или голубая, как у мечехвоста.

Достав пробирку, он быстро набрал в нее немного крови, чтобы изучить ее, сравнить с кровью пеламиды, осетра и, возможно, своей жены, и посмотреть, на какую из них она похожа. Я поняла, как можно воспринимать кого-то абсолютно лишенным всего человеческого и желать его смерти. Я увидела упавший на пол скальпель и потянулась за ним, но доктор его оттолкнул.

– Чтобы изучить рыбу, мы ее разрезаем, – сказал он. – Если вас это не устраивает, ведите себя как женщина. – Он крепко обхватил меня за талию и вел себя так, словно я принадлежала ему. Пощупав у меня внутри, он самодовольно произнес: – А теперь я могу лишить вас невинности и сказать вашему отцу, что так и было. Откуда ему знать, как это произошло на самом деле?

Доктор сорвал с себя красивый полотняный пиджак и отбросил в сторону, затем стал расстегивать брюки из твида. Я чувствовала его мужское естество. Но не обратилась дождем или росой, как делала во время ночных представлений. Не притворялась актрисой на сцене и не уходила в воображении от действительности, предоставив доктору делать с моим телом все, что ему вздумается. Мне удалось дотянуться связанными руками до скальпеля. Если он считает меня всего лишь женщиной или рыбой, это его дело. Я же не была ни той, ни другой. Я была дочерью монстра. Я так быстро разрезала леску на запястьях, что порезала и руку, но это меня уже не волновало. Я вонзила скальпель в его предплечье – и, признаюсь, не без удовольствия. Это произвело немедленный эффект. Он взвыл и отпрянул от меня, словно я была горящим поленом.

– Ах ты, сука! – вскричал он, вскакивая на ноги. Рубашка его была в крови. – Твой отец накажет тебя за это. Я скажу ему, какой дьявол сидит в его дочери.

Я схватила лопатку, которой мы чистили черепаший загон, и, прежде чем доктор успел уйти и сообщить Профессору свои измышления обо мне, ударила его со всей силы по спине. Он упал и закрыл голову руками. Как я и думала, он был трусом. Он свернулся, как мечехвост, – это у него была голубая кровь. Я невольно представила себе, как наношу точно рассчитанный удар лопаткой по его позвоночнику и раздробляю его, как разлетаются во все стороны осколки костей. Но затем я подумала о тех, кто ждал его дома, – жена, дочери, верная собака и вышколенная служанка, а также о его пациентах, которым требовалась помощь, и не стала наносить жестокий удар, но лопатку из рук не выпускала.

Я пододвинула к нему блокнот и авторучку.

– Пишите свое заключение. Сообщите отцу, что я не потеряла невинности.

Он написал все, что я требовала, не смея поднять на меня глаз. Затем вырвал листок с заключением из блокнота и отдал мне.

Я открыла дверь для посетителей, ведущую на улицу. Он потянулся за пиджаком, но я наступила на него ногой. Я хотела, чтобы все видели его окровавленную рубашку.

– Так пойдете, – бросила я.

Когда он ушел, я заперла дверь и сложила пиджак, который собиралась потом выбросить в мусорную кучу. У меня было ощущение, что я испачкана руками и вожделением доктора, я испытывала потребность немедленно очиститься. Подойдя к своему аквариуму, я залезла в воду и сразу почувствовала облегчение. Вода словно стирала все, что он со мной делал. Мои запястья все еще кровоточили, и струйка крови извивалась в воде. Чтобы выбросить этот вечер из головы, я представила себе Гудзон, сумеречные леса. Я была дождем, льющимся на улицы и сады Бруклина, на булыжную мостовую в переулках за рыбным рынком. Целую тысячу ночей я не буду вспоминать о том, что произошло, не буду думать о дураке докторе, полагавшем, что можно овладеть человеческим существом всего лишь ради его необычности, – так многих привлекает кожа акулы, как говорят, самая красивая в мире.

Я вылезла из аквариума, надела халат и легла на пол рядом с черепашьим загоном. Не знаю, что делала черепаха – спала, мечтала или вспоминала что-то. Солнечный свет проникал под задернутые шторы, образуя разнообразные фигуры на полу: кролика, шляпу, птицу в полете. Этот инцидент не заставит меня забыть, что я знаю, какова любовь. За окном пели ласточки, кружась в молочно-белом свете. На каждой ветке грушевого дерева в нашем дворе разворачивался новый зеленый листок. Пришла настоящая весна, время года, которое до сих пор было моим любимым. Но теперь я хотела, чтобы наступила зима и все покрылось снегом, даже если мои руки будут мерзнуть без перчаток. Я решила, что никогда больше их не надену – ни для тепла, ни для того, чтобы спрятать руки, – пускай все видят, кто я такая.