Ушедший мир - Лихэйн Деннис

– Я знаю, что последние пару лет моя территория приносит не так много доходов. Знаю, что слишком много играю на бегах, но… – Он снова умолк, несколько раз пыхнул сигарой, чтобы она не погасла. – Они не объяснили, за что меня решили убрать?

– Нет. У меня есть несколько версий.

Джо сунул руку в пакет и вытащил коробку от Чинетти. Поставил ее на колени Диону, глядя, как последняя краска сбегает с лица его друга.

– Что это? – спросил Дион.

Джо хмыкнул.

– Что это? – снова спросил Дион. – Это из кондитерской Чинетти?

Джо открыл чемоданчик доктора Блейка и вынул шприц с морфином. Хватило бы на стадо жирафов. Он постучал им о ладонь, рассматривая старого друга.

– Коробка грязная, – сказал Дион. – Вся в кровище.

– Грязная, – согласился Джо. – Что у них на тебя есть?

– Послушай, я не знаю, что ты…

– Что у них есть? – Джо постукал шприцем по груди Диона.

– Слушай, Джо, я понимаю, на что все это похоже.

– Потому что это оно и есть.

– Но иногда все бывает не тем, чем кажется.

Джо постучал шприцем по ноге Диона. Тук-тук-тук.

– Но в большинстве случаев оказывается именно тем.

– Джо, мы же братья. Ты ведь не собираешься…

Джо приставил иглу к горлу Диона. Казалось, он даже рукой не взмахнул – в один миг шприц постукивал по лодыжке Диона, а в следующий – уже был прижат к артерии слева от адамова яблока.

– Ты уже предавал меня раньше. Из-за этого я провел три года в тюрьме. И не просто в тюрьме – в Чарлстауне. И все-таки я остался рядом с тобой. Во второй раз мне предложили выбор, и девять моих парней погибли, потому что я решил не выдавать тебя. Помнишь Сэла? Помнишь Левшу, Арназа и Кенвуда? Эспозито и Пароне? Все они мертвы, потому что в тридцать третьем я не выдал тебя Мазо Пескаторе. – Он провел иглой шприца вниз по горлу Диона, затем вверх по другой стороне от кадыка. – И вот теперь снова пришло время делать выбор. Только теперь, Ди, у меня сын. – Он ввел шприц под кожу, нажал на поршень и продолжал ровным тоном: – Почему бы тебе не рассказать мне, на чем тебя прищучили федералы?

Дион оставил попытки уследить за иглой и посмотрел Джо в лицо.

– Да на чем они обычно прищучивают таких, как мы? Улики. Они прослушивали телефон, когда я приказывал продырявить коленку тому говнюку в Пайнлласе в прошлом году. У них есть мои фотографии сорок первого года. Мы разгружали присланный тобой из Гаваны груз.

– Ты поехал на разгрузку? У тебя что, с головой не в порядке?

– Я поступил неосмотрительно. Я повел себя как идиот.

Джо с трудом удержался, чтобы не всадить ему иглу прямо в глаз.

– Кто вышел с тобой на связь?

– Сотрудник Анслингера.

Федеральное бюро по борьбе с наркотиками под руководством неистового Гарри Анслингера было единственным правительственным органом, способным отличить шляпу от собственной задницы. И давно уже возникло подозрение, что именно Анслингер завел себе осведомителя в их кругах.

– Я бы никогда не выдал им тебя, – сказал Дион.

– Правда?

– Правда. Ты же знаешь.

– Разве?

Джо протянул руку и вывалил Диону на колени испорченный торт.

– Какого черта ты творишь?

– Тсс. – Джо вынул конверт, который накануне нашел под тортом. Бросил его на кровать, и конверт ударил Диона в подбородок. – Открой.

Пальцы у Диона дрожали, когда он открывал конверт. Он вытащил пачку банкнот – две тысячи сотками – и клочок бумаги под ними. Развернул его и закрыл глаза.

– Покажи мне, Ди. Покажи мне имя, которое там написано.

– Если бы они спросили, это не значит, что я бы сказал им. Я много раз не говорил.

– Покажи мне имя. Покажи мне, кто их следующая добыча.

Дион развернул к нему бумажку.

Коглин.

– Я бы ни за что…

– Сколько еще раз, по-твоему, я могу верить в ложь? Сколько еще, по-твоему, будут продолжаться эти пляски? Ты все время твердишь, что не стал бы делать того, никогда бы не сделал сего, не смог бы сделать еще чего-то. Ладно, хорошо, я согласен. Ты человек принципиальный, который лишь прикидывается человеком без чести и совести. Я же болван, который лишился всего – дома, положения, могу лишиться еще и жизни – ради спасения крысы.

– Ты спасал своего друга.

– Мой сын сидел в той машине. Ты взял моего сына на встречу с долбаными федералами. Моего сына.

– Которого я люблю как…

Джо резко рванулся к нему, нацелив иглу шприца под левый глаз Диона.

– Только не повторяй слова «любовь». Не в этой комнате.

Дион тяжело дышал, раздувая ноздри, но сидел молча.

– Думаю, ты продавал людей, потому что это в твоей природе. Это щекочет тебе нервы. Не скажу наверняка, но подозреваю, что так. И если делаешь что-нибудь постоянно, то сам становишься таким. Все остальные твои качества просто чушь собачья.

– Джо, послушай. Просто выслушай меня.

Джо ощутил себя униженным, когда увидел, как теплая слеза покатилась по лицу Диона, и понял, что она упала из его глаз.

– Во что мне предлагается поверить на этот раз? А? Что-то еще осталось?

Дион не ответил.

Джо шумно втянул воздух через нос.

– В нескольких минутах ходьбы отсюда есть сахарная плантация.

Дион заморгал:

– Я знаю. Вы с Эстебаном показывали ее мне лет пять назад.

– Через пару часов нас будет ждать там Энджел Балименте. Я передам тебя ему с рук на руки, и он вывезет тебя отсюда на катере. К полуночи тебя уже не будет на острове. Больше я не желаю слышать о тебе, а если услышу, что ты где-то высунул голову, я сам ее отрежу. Как взбесившемуся козлу. Это ясно?

– Послушай…

Джо плюнул ему в лицо.

Дион зажмурил глаза, теперь он тоже плакал, грудь тяжко вздымалась.

– Я спросил, ясно ли тебе?

Дион, не открывая глаз, взмахнул рукой перед лицом:

– Ясно.

Джо поднялся с постели и зашагал к двери.

– Сделай все, что нужно. Уложи вещи, попрощайся с Томасом, пообедай – все, что угодно. Если высунешься из дома раньше, чем я приду за тобой, у охраны приказ стрелять.

И он вышел из комнаты.

Озадаченный Томас стоял на каменном крыльце.

– Когда мы снова увидимся?

– О, – сказал Дион, – конечно скоро. Ты же знаешь.

– Я не знаю. Не знаю.

Дион опустился рядом с ним на колени. Для этого пришлось постараться, а встать, наверное, будет еще труднее.

– Ты же знаешь, каким делом мы занимаемся с твоим отцом.

– Да.

– И что это за дело?

– Незаконное.

– Ну да, только все здесь не так просто. Мы называем его нашим делом, потому что оно и есть наше. Несколько человек, вроде меня и твоего отца, принимают участие – как бишь это называется? – в предприятии. И это предприятие только наше. Мы не беспокоим никого со стороны, мы не вторгаемся в твою страну, не крадем твою землю только из-за того, что глаза у нас жадней живота. Мы делаем деньги. И мы защищаем своих, тех, кто делает деньги так же, как и мы. А если вдруг попадаем в неприятности, то не зовем на помощь мэра или полицию. Мы разбираемся с неприятностями сами, как полагается мужчинам. Иногда эта пилюля слишком горька, чтобы ее проглотить. Да, потому-то я должен уехать. Ты же видел, что было в Тампе. Ты уже видел, что бывает, когда у нас случаются разногласия. Все может обернуться довольно серьезно, понял?

Он засмеялся, и Томас засмеялся вместе с ним.

– Очень серьезно, понял?

– Да, – сказал Томас.

– Но это нормально – серьезные вещи и делают жизнь стоящей. Все остальное – девчонки, веселье, глупые игры, праздные дни, когда нечего делать, – это, конечно, все хорошо, но не цепляет. А вот серьезные вещи, те цепляют, помогают тебе почувствовать себя живым. В общем, сейчас дело очень серьезное, и твой папа нашел способ вытащить меня из беды, но только нужно уезжать прямо сейчас, и, возможно, я уеду навсегда.

– Нет!

– Да. Послушай меня. Посмотри, посмотри на меня. – Он взял Томаса за плечи, глядя ему в глаза. – В один прекрасный день ты получишь открытку. На ней даже ничего не будет написано. Просто открытку. Какой на ней будет адрес? Не тот, где я буду жить, а тот, где я жил. И ты поймешь, что твой дядя Дион жив. С ним все хорошо.