1Q84. Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четыре. Книга 1. Апрель–июнь - Мураками Харуки

– «Преступниками стремления»? – Тэнго ошарашено уставился на собеседника.

– Есть такое изречение,- пояснил Комацу.- «Всякое искусство и всякое учение, а равным образом поступок и сознательный выбор, как принято считать, стремятся к определенному благу. Поэтому удачно определяли благо как то, к чему все стремится»*.

* Перевод Н. Брагинской.

– Это еще откуда?

– Аристотель, «Никомахова этика». Не читал Аристотеля?

– Почти нет…

– Почитай, тебе должно понравиться. С тех пор как вокруг исчезли книги, которые мне интересны, я читаю исключительно греческих философов. Никогда не надоедает. Всегда находишь, чему еще поучиться.

– И в чем же суть этой вашей цитаты?

– Результатом всех человеческих действий является благо. Само благо и есть результат,- без запинки изрек Комацу.- А потому любые сомненья оставляй на завтра. Вот тебе и вся суть.

Интересно, а что Аристотель думал о Холокосте? – е выдержал Тэнго. Улыбка Комацу стала чуть шире.

– Сей ученый муж,- ответил он,- рассуждал все больше об искусстве, науке и ремеслах.

Они знали друг друга не первый год. И Тэнго давно уже научился отличать дежурную маску, которую этот человек цеплял на себя, от того, что под нею скрывалось. Внешне Комацу походил на интеллектуального бунтаря-одиночку, который плюет на условности и живет, как ему вздумается. Этот образ сбивал с толку многих, кто знал его недолго. Но стоило внимательно отследить, насколько увязываются слова Комацу с его действиями, становилось ясно: любой зигзаг его поведения выверен и просчитан до последнего слова или жеста. Точно гроссмейстер, он разыгрывал комбинации на много ходов вперед. Планы Комацу постоянно граничили с аферами, но саму эту грань он чувствовал хорошо и никогда за нее не переступал. В этом смысле его даже можно назвать щепетильным. Все «бунтарство» Комацу по большому счету сводилось к эпатажной игре на публику.

Солидную часть этой игры составляли мастерски организованные подстраховки. Например, в одной вечерей газете Комацу вел колонку литературного обозрения, в которой то хвалил, то разносил в пух и прах современных японских писателей. Особенно эффектно ему удавались разносы. И хотя статьи он подписывал псевдонимом, в литературных кругах все прекрасно знали, кто их сочиняет на самом деле. Никому из авторов, понятно, не хотелось отрицательных отзывов в прессе. Поэтому большинство старались не портить с ним отношений – и по мере сил не отказывать ему в просьбе написать что-нибудь для журнала. Вот так в редакторские сети Комацу то и дело попадала крупная рыба. Кто ж его знает, что он напишет в следующий раз?

Вся эта расчетливость была Тэнго не по душе. Как ни крути, а Комацу дурачил литературный мир ради собственной выгоды. Да, редакторского чутья этому человеку не занимать. Его рекомендации – как писать следует, а как не стоит – всегда были для Тэнго бесценны. И тем не менее в общении с Комацу Тэнго старался выдерживать дистанцию. Ибо чувствовал: от сближения с этим типом можно потерять почву под ногами. А как раз этого осторожный Тэнго допускать не хотел.

– Как я уже сказал, твоя версия «Кокона» почти безупречна,- продолжал Комацу.- Отличный текст, поздравляю. Но все-таки есть одна сцена – только одна! – которую я бы советовал тебе доработать.

– Которая?

– Когда LittlePeople заканчивают вить Воздушный Кокон, луна в небе раздваивается. Героиня поднимает голову и видит две луны. Помнишь?

– Конечно помню.

– Так вот, если тебе интересно мое мнение,- эта сцена с появлением двух лун недоделана. Не выписана как следует. Она должна быть более образной, считай это моим личным заказом. К остальному тексту претензий нет.

– В общем, да,- согласился Тэнго.- Это место и мне показалось недописанным. Просто я боялся, что чрезмерные объяснения нарушат интонацию Фукаэри…

Комацу поднял руку с сигаретой.

– А ты сам подумай, дружище. Небо, в котором висит одна-единственная луна, читатель видел уже тысячи раз. Так или нет? А вот неба, где висят сразу две луны, большинство и представить себе не способны. Если ты пишешь о том, чего никто никогда не видел, описывай все как можно подробнее. Краткость же допустима – а точнее, необходима – лишь в описании того, что читатель уже встречал и без тебя.

– Понял,- кивнул Тэнго. Слова Комацу и правда звучали убедительно.- Сцену с двумя лунами пропишу в деталях.

– Вот и славно.- Комацу загасил сигарету, с силой ввинтив ее в пепельницу.- Тогда твоя работа получится действительно безупречной. Такой, что и придраться не к чему.

– Обычно мне приятно, когда вы меня хвалите,- вздохнул Тэнго.- Но если честно – не в данном случае.

– Ты стремительно растешь,- отчетливо, будто строгая ножом, произнес Комацу.- И как писатель, и как редактор чужих текстов. А этому стоит радоваться в любом случае. Переписав «Воздушный кокон», ты многому научился. Это очень пригодится для следующей вещи, которую ты полностью напишешь сам.

– Если вообще будет что-нибудь следующее… Комацу многозначительно усмехнулся.

– За это не беспокойся. Ты сделал то, что должен был сделать. Следующий выход – твой. Пока этого не случилось – сядь на скамейку, расслабься и наблюдай за игрой.

Подошла официантка, подлила воды. Тэнго взял стакан, отпил половину. И лишь тогда осознал, что пить ему совсем не хотелось.

– Душою человека движут разум, воля и страсть,- сказал Тэнго.- Кто так говорил, Аристотель?

– А вот это уже из Платона,- поправил Комацу.- Аристотель отличался от Платона примерно как Мел Торме от Бинга Кросби. Хотя в древности все происходило гораздо проще. Представляешь картинку? Собираются за столом Разум, Воля и Страсть – и давай состязаться, кто кого переспорит…

– При этом ни у кого ни малейших шансов на победу,- отозвался Тэнго.

– За что, брат, тебя ценю,- Комацу поднял указательный палец,- так это за чувство юмора!

Тэнго не видел, где тут место для юмора. Но вслух ничего не сказал.

Расставшись с Комацу, Тэнго зашел в «Кинокунию», купил сразу несколько покетбуков, переместился в ближайший бар, заказал пива и раскрыл книгу. Из всех способов убить время в огромном городе этот был самым уютным. Накупить чтива, завалиться в ближайший бар, заказать пивка и открыть первую страницу – что может быть лучше?

Но почему-то в этот вечер он не мог сосредоточиться на чтении, хоть убей. Образ матери то и дело вставал перед глазами. Вот она спускает бретельки белой комбинации, обнажает грудь, позволяет чужому дяде лизать ее. Дядя совсем не похож на отца Тэнго. Гораздо моложе, крупнее да и лицом привлекательней. Рядом в кроватке мирно сопит сам Тэнго. Дядя обнимает мать, она выгибается всем телом. И лицо у нее такое же, как у замужней подруги Тэнго в минуту оргазма.

Однажды Тэнго из чистого любопытства спросил у подруги:

– Слушай, а ты не смогла бы разок надеть белую комбинацию?

– Ради бога,- рассмеялась подруга.- В следующий раз надену. Если хочешь. Может, что-нибудь еще? Все, что хочешь, сделаю. Проси, не стесняйся.

– Просто надень белое, и все,- попросил Тэнго.- Как можно проще.

Так в прошлую пятницу под ее белой блузкой оказалась белая комбинация. Он стянул с подруги блузку, скинул бретельки у комбинации, попробовал лизнуть ее соски. Так же, как это делал с матерью тот незнакомый дядя,- с той же силой и под тем же углом. И в эту секунду его накрыло странное видение. Голова словно погрузилась в какое-то облако и перестала понимать, где причины, где следствия. Тэнго показалось, будто, кроме нижней части тела, у него больше нет ничего. Очнувшись, он понял, что кончил.

– Эй! Ты что, уже? – удивилась она.

Тэнго сам не понимал, что случилось. Кроме того, что он кончил на ее комбинацию где-то около бедер.

– Прости,- сказал Тэнго.- Не хотел.

– Ну чего ты извиняешься? – утешила подруга.- Застираю под краном, и пятен как не бывало. Обычное дело. Соевый соус или красное вино удалить труднее.

Она сняла комбинацию, унесла в ванную, застирала, повесила сушиться и вернулась в постель.