Танцующая на гребне волны - Уайт Карен

– Леда на небе, мой милый. У Господа.

Он снова стал пристально смотреть на кувшин. Детская нежная кожа у него на лбу разгладилась.

– Я думаю, она вернется. Как бабочка. Потому что она говорила мне, что не покинет меня.

Я с трудом проглотила плотный комок, застрявший в горле. У меня не хватило духу сказать ему что-то иное. Это было самое трудное для матери: понимать, что у тебя не на все есть ответы. Я провела руками по его темным локонам.

– Может быть, ты и прав, Робби. Но только не как бабочка. Я думаю, Леде больше бы подошло быть королевой, если она вернется. Ты же помнишь, она всегда любила все блестящее.

Он живо кивнул, улыбка снова заиграла у него на лице. Он стоял, держа в руках свой кувшин. Я всем сердцем желала, чтобы все то, что я ему сказала, была правда, что у нас всегда есть шанс стать чем-то большим, чем мы были прежде, что у нас будет возможность склеить разбитое, простить там, где прощение казалось невозможным.

Мы еще прогулялись по пляжу, прежде чем подняться в дюны, и океан сразу же смывал наши следы на песке, словно нас тут и не было.

Глория

Антиох, Джорджия

Июль 2011

Я прошла мимо комнаты Мими и быстро повернула обратно. Она стояла возле кровати, покрытой все тем же индийским покрывалом, которым она всегда застилала ее на протяжении почти шестидесяти лет супружеской жизни с моим отцом. Однажды она как бы между прочим сообщила мне, что я была зачата под этим вот покрывалом. Это гарантировало, что мне никогда не придет в голову посягнуть на него. Это было то, что мои внуки-подростки называли избыточной информацией.

– Что ты делаешь? – заинтригованная, поинтересовалась я, глядя на большой чемодан, лежавший у нее на кровати. Створки его были раскинуты, как крылья бабочки под стеклом. Она возилась с грудой одежды, разбросанной на кровати. В чемодане уже тоже был целый ворох. Я подошла поближе и увидела под одеждой бронзовые рамки.

– Я собираюсь к нашей девочке, Глория. Кто-то же должен побывать у нее, и не похоже, чтобы это была ты.

Я застыла на месте, глядя на свое детское лицо, смотревшее на меня со дна чемодана.

– Зачем ты это делаешь? Почему именно сейчас?

Мими внимательно взглянула на меня сквозь стекла очков.

– Разве ты не слышала, что Ава сказала по телефону? Оттуда-то я и знаю.

– У нее в голове сумятица. Она говорит о какой-то Памеле, у которой темные волосы и которая носит длинные платья. Как мы можем помочь ей, если мы не понимаем, чем она так расстроена?

Она не сводила с меня глаз, и я знала, что мы обе вспоминаем другое время, когда ярко светила полная луна, и запах вечерних примул тяжело висел в воздухе. Она остановилась между чемоданом и мной и бросила поверх фотографий несколько разноцветных велюровых брюк.

– Полжизни ты провела, Глория, живя только наполовину. Ты думала лишь о том, как много можешь ты потерять. Ава и я хотим, чтобы ты посмотрела получше, как много ты можешь приобрести.

Она сжала руками край чемодана, и я заметила на коже запястий переплетенные синие вены, как дорожные карты, и маленькие косточки, показавшиеся вдруг такими хрупкими. Мими была маленькая женщина, чья личность всю жизнь не позволяла мне замечать все это. До сих пор.

Она говорила так тихо, что мне пришлось наклониться, чтобы ее услышать.

– Разве я ничему не научила тебя? Почему Бог создал тебя моей дочерью, если я не могла ничему тебя научить?

Моя девяностолетняя мать плакала, и стыд резанул меня.

– Смерти нет, – ответила я спокойно, – есть только смена миров. Ты сама меня научила так думать, помнишь? Когда умер папа. Это научило меня не бояться. Это придало мне смелости делать то, что приходилось мне делать.

Она помолчала.

– Так ты поедешь со мной?

Я глубоко вздохнула. Я терпеть не могла быть неправой, в особенности когда в том меня уличала мать.

– Полагаю, что мне придется. Ты же совершенно слепая. Если ты станешь настаивать на том, чтобы ехать одной, мне придется вызвать дорожный патруль в целях общественной безопасности. Но мне нужен по крайней мере день или два, чтобы позаботиться о еде для Генри и чтобы в дамском карточном клубе меня кто-нибудь заменил…

Мими захлопнула крышку чемодана.

– Я уезжаю через полчаса, с тобой или без тебя. У меня нет никаких сомнений – твой клуб устоит, а Генри уже не ребенок. И уж точно он не умрет с голоду без твоих забот.

Она была, конечно, права, но мне не хотелось доставить ей удовольствие, признав это. Так что мы обе смотрели на чемодан, стоявший на покрывале, как на пятно, с которым мы не знали, как справиться.

– Я полагаю, следует вызвать кого-то из мальчиков, чтобы они пришли и отнесли его в машину, – прервала я наше молчание. – Надеюсь, Мэтью не откажется затащить его в дом, когда мы приедем.

– Мы не станем у них останавливаться! Они – новобрачные в конце концов. У сестры Джун есть пансион на Сент-Саймонсе, так что мы снимем там помещение на неделю с правом продлить свое пребывание, если нам это понадобится. Там как раз две спальни. Спать с тобой в одной комнате я не смогу – ты храпишь.

Я вздохнула, прикидывая, сколько же времени она поджидала с открытой дверью над чемоданом, пока я не пройду мимо, чтобы завести со мной разговор о поездке.

– Прекрасно, – сказала я, повернувшись, чтобы пойти к себе и забросить несколько вещей в чемодан гораздо меньших размеров. – Но мне нужен час, чтобы собраться. Пока я укладываюсь, ты можешь позвонить Стивену и попросить его приехать и отнести вещи в машину.

Она буркнула что-то, чтобы дать мне понять, что она меня слышала – и была не в восторге от того, что я сказала. И когда я уже выходила, последнее слово осталось за ней:

– Соберись лучше на несколько недель. Мы можем там задержаться.

Подходя к своей комнате, я замедлила шаг. Мои мысли обратились к дубам Сент-Саймонса и воскресающим мхам, скрывающимся в их стволах. Доставая из чулана чемодан, я подумала об Аве и о том, не приведут ли мои усилия защитить мою дочь к тому, что я потеряю ее навсегда.

Глава 21

Ава

Сент-Саймонс-Айленд, Джорджия

Июль 2011

Бет Гермес в голубом пациентском халате лежала в кресле в смотровом кабинете, а передо мной стояла задача провести акушерский осмотр, не нарушив при этом стуком ортеза умиротворяющую атмосферу, какую мы старались поддерживать в нашей работе. Потерев руки, чтобы согреть их и прикрыв простыней стратегические места пониже ее слегка подросшего живота, я начала наружное исследование.

– Ну и как идут ваши сеансы гипноза? – тоном куратора поинтересовалась Бет.

Я еще и сама не разобралась в происшедшем и, честно говоря, не понимала, что, собственно, произошло, и в любом случае не была готова обсуждать это с Бет и уж никак не в ситуации, где ведущим началом была все-таки я, а не она, чтобы я терялась в поисках, что ей ответить… Поэтому я притворилась, что не слышала ее покровительственного вопроса, и начала стандартный осмотр беременной.

– Дайте мне знать, если что-то причиняет вам боль или руки у меня слишком холодные, – «медицинским» голосом сказала я, осторожно ощупывая ее живот на предмет обнаружения в матке плода соответствующего сроку размера, плавающего в жидкой среде. Я обнаружила искомое двумя пальцами выше лобковой кости.

– Отлично, – констатировала я результат. – Плод уже достаточно подрос, чтобы мы могли услышать сердцебиение, – бодро объявила я «следующий номер нашей программы».

Ответом мне было разочарованное выражение лица дебютантки. Я опешила – но мое замешательство длилось, пока она не заговорила:

– Я думала, что это обычный осмотр и не позвала с собой Кена или маму. Я знаю, они бы тоже захотели послушать.

Я снисходительно улыбнулась.

– Я понимаю, и мы можем назначить вам снова приехать на этой неделе, так чтобы Кен и ваша мама могли поприсутствовать. Но, возможно, в первый раз вы все-таки захотите побыть наедине с вашим будущим малышом…