Сын цирка - Ирвинг Джон Уинслоу

К чему же тогда относился странный и необъяснимый вопрос относительно доктора Тата? Фарук с усилием вспомнил, что в день, когда Промила и Рахул подвезли старого дурака в дом семьи Дарувалла, шел разговор о том, зачем тетушка и племянник встречались с этим гинекологом. Мало вероятно, чтобы в «лучшую и известнейшую клинику по гинекологии и проблемам материнства» обращалась Промила. Эта женщина никогда не стала бы рисковать своими драгоценными органами, обращаясь к врачу, по общему мнению, хуже среднего уровня. Тогда Ловджи предположил, что пациентом доктора Тата мог оказаться Рахул.

— Это что-то, связанное с проблемой отсутствия волос, — так сказал старший Дарувалла.

Теперь гинеколог Тата уже отошел в мир иной. В соответствии с традициями прежних времен, его сын, работавший акушером-гинекологом, убрал из названия клиники слова «лучшая и известнейшая». Однако сам он от этого не стал талантливее. Согласно тому же общему мнению, сын пошел в отца. В медицинских кругах Бомбея его часто называли или «Тата-второй», или «Тата номер два». Тем не менее, он мог сохранить записи отца. Фаруку было интересно получить более подробные сведения об отсутствии волос у Рахула.

Доктора занимало то, насколько единодушными оказались тетушка и племянник в вопросе о необходимости изменения пола у Рахула и почему они обратились к хирургу-гинекологу. Вы никогда не пойдете к врачу, специализирующемуся по тем органам, которые вы хотите иметь. Скорее вы остановите выбор на том, кто знает толк в органах, которые у вас уже имеются!

В таком случае Рахулу понадобился бы хирург-уролог. Но никакой ответственно относящийся к своим обязанностям врач не согласился бы по первому требованию пациента делать ему комплексную операцию по изменению пола — здесь, несомненно, возникла бы нужда в психиатре, в его оценке возможных отклонений в сознании пациента.

В Индии закон вообще запрещает подобные операции, хотя это не мешает хиджрам кастрировать себя. Кастовая обязанность хиджры состоит в ликвидации мужских половых признаков у себе подобного человека. Рахулу явно не грозило бремя выполнения этого «долга». Выбор пола у племянника мотивировался какими-то другими соображениями. Он не хотел вступать в клан всеми отвергаемых евнухов-трансвеститов «третьего пола», но планировал переменить половые признаки «до конца». Дарувалла допускал, что Рахул хотел стать настоящей женщиной.

— Вероятно, молодой Сидхва порекомендовал тебе отель «Бардез», — холодно обронила Промила, заставив его тут же вспомнить источник информации. Этот молодой человек поразил Фарука извращенностью своих интересов, однако по поводу отеля «Бардез» Сидхва говорил с энтузиазмом и долго.

— Да, это — Сидхва, — подтвердил доктор.

Промила уставилась вниз на Фарука, все еще лежащего в гамаке. Чем-то ее взгляд напоминал холодные глаза рептилии. В них не было даже намека на жалость. В них просматривалась лишь заинтересованность ящерицы, увидевшей муху.

— Я ему сказала, что «Бардез» — это мой отель, куда я приезжаю много лет, — словно припечатала Промила.

Фарук подумал, какой страшный выбор он сделал. Но тетушка уже не обращала на него внимания. По крайней мере, на сегодня он перестал для нее существовать и она уходила прочь, не обременяя себя и намеком на церемонию, которая хотя бы отдаленно напоминала обычную вежливость. Когда хотела, она демонстрировала хорошие манеры и щепетильно относилась ко всем требованиям этикета.

Доктор вздохнул. Джулии предстоит услышать от него плохую новость — два отвратительнейших члена клуба Дакуорт появились в их отеле, обещавшем им хороший отдых. Хорошая новость была связана с романом Джеймса Солтера «Спорт и приятное времяпрепровождение». Фаруку исполнилось 39 лет, но никакая книга за последние годы в такой степени не завладела его умом и чувствами.

Дарувалла захотел свою жену. Это случилось внезапно, чувство оказалось тревожащим и бесстыдным — так к Джулии он никогда не относился. Фарук поразился силе прозы Солтера, которая одновременно доставляла ему эстетическое наслаждение и вызывала у него подъем чувств, гораздо больший, чем просто эрекция. Он пробудил в Фаруке все чувства.

На пляже у него были особые отношения с песком. В полдень он так жег ступни, что не хотелось снимать сандалии. Теперь доктор спокойно шел по пляжу босиком, и песок казался ему идеальным. Сейчас он вспомнил о том, что не раз мечтал встать утром так рано, чтобы ощутить самое холодное прикосновение песка к ступням ног. Душу Фарука, безусловно, взволновал второй медовый месяц, и он решил написать письмо Джеймсу Солтеру.

Всю оставшуюся жизнь доктор будет корить себя за то, что так и не написал то письмо. Однако в июне 1969 года на пляже в Гоа на краткий миг Фарук почувствовал себя новым человеком. Ему оставалось прожить всего один день до встречи с незнакомкой, чей голос из автоответчика и через двадцать лет наполнил его ужасом.

— Это он? Это — доктор? — спросит она. Впервые услышав эти вопросы, он и не подумал, в какой мир вторгается.

10. ПЕРЕКРЕЩИВАЮЩИЕСЯ ПУТИ

Тестирование на сифилис

У входа в отель «Бардез» дежурный остановил Фарука и сказал, что молодая женщина из общины хиппи в Анджуне обошла все отели по пляжу в поисках доктора. Женщина эта прихрамывала.

— Есть ли здесь какой-нибудь доктор? — спрашивала она.

В отеле «Бардез» прислуга в два счета выставила ее за дверь, однако не было уверенности в том, что она не вернется, о чем дежурный и предупредил доктора. На пляже Калангута никто не станет заниматься проблемами ее ноги. Если она дойдет так далеко, что окажется в Агуаде, ее направят обратно. Кто-нибудь может даже вызвать полицию из-за ее ужасного внешнего вида.

Фарук старался высоко держать честь клана Парси, его честных людей, выступающих за социальную справедливость. Разумеется, его долг помочь калекам и изувеченным, а прихрамывающая девушка как раз входила в ту категорию людей, знакомых ему как врачу-ортопеду. Это был его случай, здесь требовались его знания, не то что с Рахулом Раем, желавшим стать женщиной «до конца».

Доктор не стал сердиться на персонал отеля, они выставили хромающую девушку за дверь, чтобы не мешать его отдыху. Эти люди хотели защитить его, хотя, видимо, им доставило удовольствие оскорбить придурковатую хиппи. В конце 60-х годов многие жители Гоа враждебно относились к европейским и американским хиппи, заполнившим все пляжи. Из-за того, что они почти не тратили денег, а некоторые даже занимались воровством, в глазах состоятельных западных и индийских туристов хиппи представали как нежелательный элемент. Жители Гоа хотели видеть у себя только богатых туристов. Поэтому доктор Дарувалла не осуждал действия персонала отеля и предупредил, что если хромающая хиппи вернется, он хочет ее осмотреть.

Это решение очень разочаровало пожилого официанта, разносившего чай между отелем и различными кемпингами на берегу моря, где стояло немало строений, состоящих всего лишь из воткнутых в песок четырех шестов, увенчанных крышей из сухих ветвей кокосовой пальмы. Разносчик чая несколько раз подходил к нему с просьбой о консультации, когда доктор лежал в гамаке под пальмами. Фарук согласился посмотреть старика из чистого интереса к постановке диагноза. Али Ахмед выглядел лет на 80, однако он заявлял, что ему только 60. Доктор увидел у него четкие признаки врожденного сифилиса уже при первом осмотре. У Ахмеда были «зубы Хатчинсона» — колышкообразной формы передние зубы. Диагноз подтверждала глухота разносчика чая, а также характерная замутненность роговой оболочки глаз.

Фаруку недоставало четвертого признака заболевания, довольно редкого при врожденных формах сифилиса, — зрачка Аргила Робертсона, более часто наблюдаемого при сифилисе от полового контакта. Требовалось, чтобы старик повернулся лицом в сторону восходящего солнца, и Дарувалла ломал голову, как добиться этого, не вызывая подозрения старика. И он придумал.

Из гамака, к которому поднесли чай, Фарук смотрел на Аравийское море. На берегу сзади него утреннее солнце бросало раскаленные лучи на деревню, откуда над пляжем растекался запах разделываемых кокосовых орехов.