Сиротка. Слезы счастья - Дюпюи Мари-Бернадетт

– Наша бедная Мимин! Вам не следовало бы оставлять эту чужачку здесь, мадам!

– Помолчи-ка ты лучше! – тихо сказала Лора. – Я поступаю так, как сама считаю нужным. Я у себя дома. Эта молодая женщина и так уже немало настрадалась в прошлом. Мне очень захотелось приютить ее сегодня вечером у себя.

– Бабушка, а кто она? – поинтересовалась Лоранс.

– Бывшая узница концлагерей, решившая приехать сюда, в Канаду. А по профессии она медсестра. Она устроилась на работу в санатории.

– Но что она делает у нас? – не унималась Лоранс.

– Тошан встретил ее во время своей поездки, и ему очень захотелось нас с ней познакомить. Кстати, а где твои родители?

– Они пошли погулять на берег озера, – ответила Мадлен.

– Ага, понятно! – воскликнула Лора. – А где шлялись вы обе? Это с вашей стороны что-то новенькое – возвращаться с наступлением темноты.

– Меня провожал Овид. Когда мы ехали по бульвару Сен-Жозеф, я увидела на тротуаре возле пристани Мадлен с малышами. Солнце уже садилось, и погода была хорошей. Овид вызвался угостить нас лимонадом на террасе ресторана, который находится на пристани.

– А что ты делала на бульваре возле пристани, Мадлен? – удивилась Лора.

– Я ходила на почту. Мне нужно было отправить письмо. На обратном пути Констану захотелось посмотреть на корабли, и он поиграл там с мальчиком его возраста. Кроме того, я никогда не отчитывалась перед Мин, поскольку она мне полностью доверяет. Когда мы были во Франции, я поступала так, как сама считаю нужным – впрочем, точно так же, как и тогда, когда мы находимся в Квебеке.

– Я знаю, знаю! – вздохнула Лора. – Я ни в чем тебя не упрекаю, Мадлен.

– Кроме того, мы очень приятно провели начало вечера, – сказала Лоранс. – Овид рассказывал нам о том, что он недавно прочел, и о своей профессии.

Лора хотя и была взбалмошной фламандкой, но при этом обладала немалым жизненным опытом, а потому заметила, что голос ее внучки вибрирует от восторга, и это ее встревожило, тем более что Лоранс называла учителя по имени – Овид – и произносила это имя довольно ласково. «Господи, да она влюблена в Лафлера! – подумала Лора. – Эрмин следовало бы относиться к нему настороженно! О чем она, в конце концов, думает? О Кионе, конечно! О ком же еще? Мне нужно навести во всем этом порядок».

Однако в действительности Эрмин думала сейчас больше об Эстер Штернберг, и Тошану пришлось столкнуться с настоящим ураганом ревности. Когда ее мать вела сестру Симоны на второй этаж, певица направилась в сад. Муж догнал ее на берегу озера, но все никак не решался ни коснуться ее, ни заговорить с ней.

– Не подходи ко мне и даже и не пытайся со мной заговорить! – твердила Эрмин, изнемогая от ярости и дыша так тяжело, как будто задыхалась.

Тошан следовал за ней, а она шла прочь почти бегом. Ее волосы развевались на ветру. Наконец Тошану надоело это безрезультатное преследование, и он, догнав Эрмин несколькими быстрыми шагами, схватил ее за руку. Эрмин плакала.

– Ты всегда издеваешься надо мной, – пробормотала она жалобно. – Ты обманываешь, ты живешь так, как тебе вздумается. Ты можешь представить себе тот шок, который я пережила, когда ты представил мне сестру своей бывшей любовницы? Она ведь очаровательная и элегантная женщина, ты, похоже, с ней довольно близко подружился! Ты ведь вполне мог рассказать мне о ней, когда звонил из Монпона! Или из Парижа! Признайся, что ты не осмелился этого сделать, ты предпочел воспользоваться предоставленной тебе свободой и избежать моих упреков. Ты проявил ко мне неуважение! Оставь меня, я хочу еще пройтись, мне нужно пройтись пешком!

Тошан не решился удерживать ее силой. Эрмин снова пошла вдоль берега, на который с шелестом накатывались волны.

– Мин, дорогая Мин! – позвал Тошан. – Я сожалею, что так получилось.

Тошан осознавал, что он был неправ. Злясь уже на самого себя, он стал медленно скручивать папиросу. Его жена неожиданно повернулась и пошла к нему.

– Я хочу, чтобы ты знал, что мы – мама и я – приютили Эстер из жалости и сострадания к ней из-за тех тяжких испытаний, через которые ей пришлось пройти. В глубине души я на нее не сержусь. Я почувствовала, что она порядочная женщина и что сложившаяся ситуация угнетает ее так же, как меня. Я из-за тебя повела себя как какая-нибудь мегера. Эстер, наверное, почувствовала себя ужасно неловко. У тебя пусто в голове, Тошан Дельбо. У тебя даже не голова, а пустая ореховая скорлупка. Понимаешь ли ты, что я пережила? Ты обнимался с сестрой Эстер, ты спал с ней. И не говори мне, что эта женщина тебе не нравилась. Если бы она тебе не нравилась, ты никогда бы мне с ней не изменил. Судьба свела тебя вместо нее с ее сестрой – более молодой и, наверное, не менее красивой женщиной. Вы проводите время вместе, вы ужинаете вместе, гуляете вместе, приезжаете сюда из Франции вместе… Согласись, я вполне обоснованно могу заподозрить, что между вами произошло и кое-что еще. Или ты полагал, что я стану прыгать от радости?

– В моих отношениях с Эстер нет никакой двусмысленности. Она всего лишь мой друг. Если бы она была моей любовницей, то, как подсказывает здравый смысл, я не стал бы привозить ее сюда, в дом твоих родителей.

– Вот тебе, вот тебе, вот тебе! – затараторила Эрмин, начав бить Тошана по груди кулачками. – Ты достаточно хитрый для того, чтобы придумать какой-нибудь коварный план и попытаться с его помощью заставить меня поверить, что она для тебя не более чем друг.

Тошан морщился под градом получаемых им безобидных ударов. Если бы он не осознавал, что его жена сейчас пребывает во взвинченном состоянии, эти удары вызвали бы у него смех.

– Ну хватит, хватит, успокойся, моя дорогая. Я вообще-то подозревал, что ты будешь огорчена моим поступком. Я прошу у тебя прощения. Да, мне следовало бы тебя предупредить, однако я опасался, что если стану говорить об этом по телефону, то не смогу тебе ничего объяснить, и ты попросту бросишь трубку. Признай, что все твои мысли тогда были заняты только Кионой. Если бы эта своенравная девчонка не сбежала, я бы наверняка смог поговорить с тобой об Эстер.

Имя их сводной сестры, прозвучавшее в ночной темноте, возымело свой эффект. Эрмин перестала барабанить кулаками по груди своего мужа и отступила от него на шаг.

– Боже мой, Киона! Тошан, она сейчас уже, возможно, мертва.

– С какой стати? Прошу тебя, не говори глупостей!

– Но ты же ничего не знаешь! Вообще ничего! – воскликнула Эрмин. – Мы не успели тебе рассказать о том, что произошло.

– Так ведь ты сама в этом виновата – взяла и удрала на берег озера!

Эрмин обессиленно покачала головой. Ну какое значение могли иметь Эстер Штернберг и поступок Тошана по сравнению с тем, что случилось с Кионой?

– Полицейские нашли Делсена тяжело раненным в лесу неподалеку от строительной площадки, на которой он и Киона устроились на работу, – стала рассказывать, вздохнув, Эрмин. – Кто на него напал, пока неизвестно. Может, какой-то мужчина. Может, несколько мужчин. Неизвестно и то, что эти звери могли сделать с Кионой. Мама полагает, что Делсена, возможно, ранила сама Киона. Полицейские в провинции Онтарио разыскивают ее, чтобы выяснить, что же произошло на самом деле.

Эта новость ошеломила Тошана. Он уставился на поверхность озера, переливающуюся серебряными отблесками. На небе виднелся месяц, освещавший весь пейзаж блеклым светом.

– Мин, я сожалею, прости меня. Я не знал, что все так серьезно. Прошу, позволь мне тебя обнять. Мы отправимся завтра вместе на поиски Кионы.

Эрмин резко отпрянула назад. Она была еще слишком сердита для того, чтобы позволять Тошану прикасаться к себе. Тошан хотел было схватить ее и обнять силой, но не решился этого сделать.

– Моя маленькая женушка-ракушка! – воскликнул он. – Я люблю тебя всем своим существом. Не отстраняйся от меня.

– Не называй меня так только для того, чтобы задобрить.

– Для меня ты всегда будешь той шестнадцатилетней девушкой с перламутровой кожей, которая отдалась мне, дрожа от страха, на поляне среди лиственниц. Мин, я тебя так сильно люблю! Никто не сможет вытеснить тебя из моего сердца.