Привет, я люблю тебя - Стаут Кэти М.

– Но ты же все равно поверх платья наденешь мантию.

– Я же не целый день буду в ней ходить! К тому же я буду знать, что у меня под мантией, и если это нечто некрасивое, я сама буду чувствовать себя некрасивой, не важно, видит кто-то это или нет.

Я закатываю глаза, а она идет к двери. Тут звонит мой телефон, и я холодею, читаю на экране мамин номер.

– Давай сходим поужинаем, – говорит мама, не давая мне возможности даже сказать «алло».

– Гм… думаю, сегодня не получится.

Повисает долгая пауза.

– И что, по-твоему, нам делать без тебя?

– Я же назвала тебе несколько хороших ресторанов.

Она фыркает.

– Мы приехали в эту страну, чтобы повидать тебя. Нет смысла куда-то ходить без тебя. – Я тихо вздыхаю. – Не вздыхай на меня, Грейс Уайлде, – возмущенно требует мама, но резкость ее голоса почему-то действует на меня успокаивающе. Она хотя бы искренна в своей ненависти ко мне, не скрывает ее под слоями вежливости и корректности.

– Что с тобой? – спрашивает она. – Ты идешь на свидание с мальчиком? Или более важные дела мешают тебе провести время с матерью?

– Нет! – кричу я и моментально получаю удар в виски. – У меня мигрень, – цежу я сквозь стиснутые зубы.

– Что ж, и пусть весь мир подождет, только потому, что тебе нужна таблетка аспирина. – Она хмыкает. – Позвони, когда станет лучше.

И она отключается.

Я медленно выдыхаю, закрываю глаза. На сегодня я спасена от родственных уз, но завтра мне все равно придется встретиться с мамой.

Мой телефон снова звонит, и у меня падает сердце. Только не она! И не репортер, что еще хуже! Я смотрю на номер и безмерно удивляюсь. И нажимаю на кнопку ответа.

– Эй, ты где? – спрашивает Джейсон. – Мы должны были встретиться перед столовой, чтобы поужинать.

Я тихо охаю.

– Извини, я забыла позвонить тебе! Наверное, я сегодня не пойду ужинать.

– Что-то случилось? – спрашивает он.

Я слышу в его голосе беспокойство и радуюсь, но тут же осаживаю себя.

– Нет, ничего, просто неважно себя чувствую. У меня дикая мигрень.

Пауза.

– Давай я принесу тебе что-нибудь?

Я краснею, и никакие осаживания и упреки не способны погасить пламя, горящее во мне.

– Нет, все в порядке.

– Ты уверена?

– Да, полностью. Спасибо.

Я еще несколько раз повторяю, что все в порядке, и мы заканчиваем разговор, но через секунду после этого меня охватывает сожаление. Может, зря я не позволила ему прийти? Пусть бы немножко похлопотал вокруг меня? Господь свидетель: Джейсон обязан хоть раз позаботиться обо мне.

Я впадаю в легкую дрему и в течение следующего часа плаваю между сном и явью. До тех пор, пока не раздается стук в дверь. Я не сразу выныриваю из дымки полусна, поэтому стук повторяется.

Я со стоном откидываю одеяло и тащусь к двери, бормоча под нос:

– Если это Софи, если она забыла ключ, я прикончу ее.

Я открываю дверь, и оказывается, что это не Софи. Это Джейсон.

Кровь отступает от моего лица и собирается в кончиках пальцев. Я на время теряю дар речи.

Джейсон поднимает вверх пузырек с таблетками, смотрит на него, потом на меня. И зарабатывает несколько бонусных очков за то, что не таращится в ошеломлении на мои взъерошенные волосы или пижамные штаны в «горошек».

– Я сомневался, что у тебя есть какое-нибудь лекарство от головной боли, – говорит он и тепло улыбается.

– Э-э… гм… ну… я… – Очевидно, я утратила способность к членораздельной речи. – Спасибо, – наконец выдаю я и забираю у него пузырек. – Наверняка это… гм… поможет.

Я ожидаю, что он уйдет, но он медлит, стоит у двери. Он сует руки в карманы джинсов, опускает голову и смотрит на меня сквозь темные пряди.

Какие-то мгновения проходят в полной тишине, а потом он говорит:

– Как твоя мама? Водила ее на Родительский день, да? – Он откашливается. – А вообще, как дела? Я знаю, тебя напрягает общение с ней.

Во мне растет удивление, смешанное с настороженностью. Рассказывала ли ему Софи о моих отношениях с мамой? Знает ли он о трагедии в моей семье? Страх стискивает мне грудь, грозя парализовать легкие и лишить меня возможности дышать.

Я всматриваюсь в его глаза, ищу в них признаки осведомленности, но там ничего нет. Одно любопытство. И… тревога. Я испытываю такое огромное облегчение, что на несколько секунд даже забываю о головной боли и о маме, которая привезла с собой, из-за океана, все мои страхи. Джейсон тревожится за меня.

Жар разгорается у меня под ложечкой, вырастает в груди, распространяется по шее и выше, пока я целиком не купаюсь в наслаждении, которое дарит мне его внимание.

Я думаю, как ответить на его вопрос, но правда сама срывается у меня с губ:

– С ней все нормально. Хотя школа не произвела на нее особого впечатления. – Я смеюсь, но все равно чувствую себя так, будто меня ударили бейсбольной битой.

Мы опять молчим, и я опять жду, что он дезертирует под каким-нибудь предлогом, типа, что у него есть дела получше, чем прохлаждаться тут со мной. Однако он никуда не уходит, словно ждет моего хода.

– Ты… – Я замолкаю, внимательно наблюдая за ним. – В смысле, хочешь зайти?

Я готова к тому, что он рассмеется, помашет мне рукой и пойдет прочь. Но он ничего этого не делает. Он улыбается мне.

И отвечает:

– С радостью.

Джейсон входит в мою комнату, я забираюсь в постель, а он садится за стол, и мы разговариваем. Время идет, и я чувствую, как моя мигрень стихает, а потом и вовсе проходит. Я уже сижу, от души хохочу и мечтаю о том, чтобы можно было каждый день видеться с Джейсоном Бэ.

На следующее утро меня будит эсэмэска от Джейсона, он спрашивает, согласна ли я поужинать с ним завтра. Мы договариваемся о времени, обмениваясь сообщениями, и я радостно улыбаюсь.

В полдень я забираю маму и Джейн из гостиницы, чтобы показать им город. Мама открывает дверь, взглядом измеряет меня с ног до головы и поджимает губы.

– Ну что, лучше? – спрашивает она, многозначительно изгибая брови.

– Да, мэм, – вяло отвечаю я.

Мы входим в лифт, и мама спрашивает:

– Так куда мы идем? Нам бы походить по магазинам – я куплю тебе новую сумку. – Она подбородком указывает на мою сумочку с бахромой. – Эта выглядит так, будто ее подрала кошка. Ты должна носить более элегантные вещи.

Я веду их на корейский рынок, потом на набережную – посмотреть на лодки. Джейн нравится все, а от мамы ничего лучше, чем равнодушное «гм», я услышать не могу.

На ужин я решаю повести их в хороший ресторан с изысканной кухней, в такой, на который мама не сможет пожаловаться. Мы входим в прохладный вестибюль с кондиционированным воздухом, поднимаемся на верхний этаж – адвокатские конторы, банки и офисы процветающих компаний остаются ниже. Двери открываются, и мы оказываемся в холле, полном народу. Хостесс узнает наши имена и провожает к столику у гигантского окна, откуда открывается вид на город и на океан.

– У-у, круто! Слушай, Грейс, а что нужно, чтобы забронировать здесь столик? Отдать в залог своего первенца? – спрашивает Джейн, оглядывая полный зал.

– Здравствуйте. – К столику подходит официантка и кланяется. – Могу я принести вам питье?

Мама берет с подноса меню и вполоборота обращается к девушке:

– Прошу прощения, милочка, но что вы хотите нам принести?

– Питье, – повторяет официантка.

С губ мамы слетает легкий смешок, она бросает взгляд на нас с Джейн, не считая нужным скрывать свое пренебрежительное удивление от официантки, которая лишь на пару лет старше меня.

Мама улыбается девушке, и эта улыбка полна насмешливого сочувствия.

– Прошу великодушно простить меня, но я, боюсь, не понимаю, о чем идет речь. – Она переводит взгляд на меня. – Ты понимаешь ее выговор?

– Твой напиток, – бурчу я. – Она спрашивает, что ты будешь пить.

Мама вскидывает брови и смотрит в меню.

– Не надо нервничать. Я не виновата, что они не нанимают сотрудников с хорошим знанием английского.