Песнь одного дня. Петля - Сигурдардоттир Якобина

* * *

Вообще-то если между нами, Оуфейгур кое-что правильно говорит. Вот хоть о наших условиях. И вовсе нельзя сказать, что мы так уж довольны тем, что профсоюз для нас делает. Я всегда считал, что здешнее начальство нужно назначать из исландцев, если б только можно было найти людей, которые устраивали бы и нас, и Трест. Пусть уж из иностранцев будет самое высокое начальство, такое, что только спускает бумаги да распоряжается по телефону, а здесь не бывает. А у нас лучше были бы свои. Совсем другое дело — лаяться со своими земляками, хоть они над тобой и начальство; по крайней мере понимаешь, что они говорят. Конечно, ничего такого не будет, но я просто говорю, что хорошо бы. С другой стороны, вполне законно, что Трест хочет иметь в руководстве своих людей, нужно еще благодарить, что наших допускают к участию. Никакие они не наши, говоришь, — ну, я в том смысле, что наши земляки, исландцы. Так вот, если бы Оуфейгур считался с фактами и действительно хотел найти выход из наших трудностей, если бы он боролся за то, чтобы жалованье повысили, конечно в разумных пределах, а квартирную плату снизили и ремонтировали бы дома… А то ведь знаешь, как бывает: чаще всего приходится делать ремонт самому, на собственные денежки, потому что они — жалуйся, не жалуйся — ноль внимания, в лучшем случае пообещают что-нибудь и никогда не выполнят. Так вот, займись Оуфейгур всеми этими делами, был бы совсем другой разговор. И он, кстати, может, чего-нибудь и добился бы. В конкретных вопросах мы вполне можем предъявлять правительству претензии. Все равно мы все правительство между собой ругаем и его сторонников тоже. Как-никак у нас демократия — что захотим, то и скажем. А в правительстве у нас сидят одни ничтожества и сволочи. Но когда речь идет о конкретных делах, все-таки можно добиться какого-то улучшения. И если бы Оуфейгур смотрел на вещи реально, он понял бы, что к чему. Он понял бы, что глупо уговаривать нас освободиться от Треста, это все равно что плевать против ветра. Ведь хоть и считается формально, что государство владеет заводами на паях с Трестом, на деле это сплошной блеф. И как Оуфейгур этого не понимает, прямо поразительно! Да государство само ничего не могло бы сделать! Чего же зря болтать чепуху! Недаром, где Трест не участвует, там и дела идут плохо, просто из рук вон, в рыбной промышленности например, хоть у нас лучшие в мире рыболовные банки. И они сами это признают. Так зачем же тогда чего-то из себя изображать? Одна дурость, ей-богу. А Оуфейгур этого не хочет понять. Говорит, что, мол, иностранная сволочь прибирает к рукам наши предприятия. Да как же, черт побери, может быть иначе, если на самом деле эти предприятия их собственные! А государство фигурирует тут только потому, что они расположены на нашей земле, за это государство получает компенсацию, ну и еще потому, что так звучит лучше — государство-де владеет предприятиями на паях с Трестом. Не надо об этом кричать, да, конечно, знаю, можешь мне не напоминать. Меня не касается, как они все это оформили в документах, но суть дела мы прекрасно знали, по крайней мере те, кто в моем возрасте. А что мы могли поделать? Выбирать-то было не из чего, нужно было только думать, как бы с голоду не подохнуть. Из наших мест, например, все ушли, так что в рыболовный сезон некому было лодку на воду спустить. Может, это многих огорчало, да что мы могли поделать, хотя кое-кто потом и вернулся домой. Кругом сплошная разруха, безработица, дело дрянь, а тут нам предлагают выгодную работу. Я не говорю, что Оуфейгур этого не понимает. Просто он смотрит на все иначе, чем мы, те, кто кормится от заводов, от Треста, потому что государство без них ни черта не может. Он нападает на наш профсоюз, и на Центральный совет, и на государство, и на нас, ругает всех, а чего ругать, если изменить ничего нельзя? Когда, интересно, в этой стране можно было что-то сделать без иностранцев, хотел бы я знать. Молчишь, бедняга, сказать тебе нечего, я ведь знаю, что ты не любишь швырять лозунги или шпарить наизусть цитаты из книг, как Оуфейгур. Но если бы ты был постарше, ты бы знал, что сказать. Знаешь, как нам, например, приходилось строить дороги до войны? Ты наверно, ни разу не видел, чтобы дорогу прокладывали без бульдозера, а когда они появились? Только вместе с армией! И вообще какого черта эти типы вроде Оуфейгура проклинают все, что мы получили благодаря армии и вообще иностранцам? Да кто мы были раньше? Нищие дикари, ничего не умели, не знали никакого ремесла, нам и в голову не приходило, что тут, у черта на куличках, на краю света, можно что-то наладить. Словом, были мы убогие и сирые, как говорится в псалмах и проповедях, и правильно говорится. Но вот пришли иностранцы и сразу во всем разобрались. Они не только провели дорогу через округ Мули, они сделали все, что нужно. Может, наше правительство и дало в чем-то себя одурачить, не спорю, я об этом судить не могу, но ведь так всегда бывает — от сделки выигрывает тот, кто умнее. Своя рубашка ближе к телу, это каждый дурак понимает. И придираться не к чему. По-твоему, правительство все-таки могло бы распорядиться лучше? Да как, как именно? С самого начала заключить более выгодное для нас соглашение? Ну, может быть, хотя я не очень-то в это верю при том жутком беспорядке, какой у нас тогда был. Оуфейгур так говорит? Да тебе, я вижу, каждое слово Оуфейгура известно. Ты считаешь, мне тоже? Ну как же, уши-то у меня есть. А если бы правительство и правда поставило Тресту какие-нибудь условия, а? Да нет, такого не будет, это только Оуфейгур болтает. Но если бы все-таки… тогда, может, они в Тресте разозлятся, что их лишают доходов и совсем уйдут отсюда? А что с нами будет? Молчишь? Не знаешь? И Оуфейгур не знает. Где он возьмет работу для всех, кого сейчас кормят заводы? А город — что с ним станет? Тут до заводов не было никакого города, один маленький хутор. Что с ним будет? И со всеми нами? Да, что будет с нами?

* * *

Нет, нужно во всем соблюдать осторожность, смотреть на вещи реально и соблюдать осторожность. От фантазеров больше вреда, чем пользы. Ну а всякая там поэзия, литература — она для образованных, да еще для пьяниц, а не для таких, как мы, не для тех, кто в мусоре копается. И не для тех, кто стоит у станка: от них одно требуется — выполнять как следует свою работу и ни о чем другом не думать, по крайней мере на рабочем месте. Говоришь: невозможно не думать, ну что ж, дома пожалуйста, а на рабочем месте уж извините: размышлять да сомневаться — от этого один вред. Само собой, у каждого есть глаза и уши, но нужно зарубить себе на носу: нечего выслушивать и рассматривать то, что тебя не касается. Я тоже на своем веку навидался — будь здоров! В нашей чертовой дыре много чего случалось. Когда я был в возрасте этих юнцов, вот что сейчас работают у нас, мне и в голову не приходило, что у нас тут развернутся такие дела; это на краю света, в самой маленькой и жалкой стране, какая только есть на земле. Чем мы могли похвастаться — одними сагами да альтингом — и то надоело, сплошная пропаганда, вбивают тебе в башку еще в младших классах. Я думаю, все это дело рук Йоунаса из Хрифлы^[8], он-то и раздул шумиху вокруг исландской истории, в школьную программу ее ввел, когда был премьером, ну да ты, наверно, его не помнишь. А всё это — поэтическая чепуха, которой в старину женщины забивали себе голову, да и кое-кто из мужчин тоже! Я-то никогда всерьез ее не принимал. Ну и коммунисты, конечно, это поддерживали. Тресту удалось то, чего не смогла армия, — заставить их замолчать. Подпольное движение — ну не знаю, есть оно на самом деле или нет, может, это так, слухи одни. Во всяком случае, если и есть, то только на юге, в Рейкьявике, там всегда что-нибудь происходит. Что, по-твоему, правительство, а не Трест заставило коммунистов замолчать? Ну на бумаге-то, конечно, как же иначе. Ведь не Трест управляет страной. Но знаешь, передо мной тебе нечего валять дурака, по крайней мере если никто не слышит. Тебе же известно, как дважды два, что наше правительство пляшет под дудку Треста, иначе министры давным-давно простились бы со своими креслами. А как по-твоему, могли бы мы спокойно работать, если бы разные смутьяны занимались подрывной деятельностью в Центральном совете и в самых больших профсоюзах? Скажешь, они не вели пропаганду? Вели, да еще как! О чем бы ни шла речь, все они изображали в черном свете. Помогают ли угнетенным народам Восточной Азии, например когда США высадились во Вьетнаме, или денежную помощь нам оказывают по плану Маршалла, — они каждый раз все переворачивали с ног на голову. И удивляться тут нечему, давно известно, что все они — платные агенты Москвы. Не понимаю только, почему их никак не заставят признаться. Хотя бы тогда, после уличных беспорядков могли, слава богу, они себя выдали с головой. Разве что это оскорбило бы русских, а Россия была в те годы нашим самым крупным торговым партнером. Да, все знали, кто они такие, но, по-моему, было бы куда лучше заявить это вслух. Ведь они пытались представить дело так, что, дескать, у нас в стране не было никакой компартии, но в действительности-то она существовала, просто они ее назвали по-другому; а уж после уличных беспорядков отпираться было и вовсе бесполезно, все понимали, чьих это рук дело, как бы они сами ни отказывались. Они подговаривали всех устроить переворот, да, ни больше ни меньше! Но люди начали понемногу соображать, поняли, куда это может завести. Те, кто поумнее, сумели спасти свою шкуру, а главных смутьянов так ловко окружили, что они сами сунули голову в петлю — да, прямо в петлю. И на что они только надеялись? Ну, конечно, контроль над преподаванием многим не понравился, но это еще не значит, что можно устраивать переворот. А они-то уж обрадовались, решили, что все их поддержат. Но именно они и попали в петлю, а контроль все равно установили. И все успокоилось, и стало ясно, что бесполезно подымать шум, и кто протестовал против контроля, все замолчали. А скажи — разве можно было разрешать учителям вести политическую пропаганду среди невинных детей? Пропаганду против присутствия войск и всего, что с ними связано, против заводов и иностранцев, и вообще всех и всего, что дает нам возможность хоть как-то существовать. Нет, полумеры никуда не годятся. А люди — что ж, они разные бывают: вон как наш Додди — зашумит, возмутится, а потом разберется немного и успокоится, будет только доволен, если его вразумят. Сгоряча чего только не наговоришь; я вот, если рассержусь, никогда слова не скажу, пока не успокоюсь, нарочно себя тренирую. И помогает, хорошо помогает.