Надежда - Талан Светлана

– Какое?

– Мне придется задействовать свой резерв. Надо сходить к одному человеку, который остался мне должен за оказанную ему услугу, и об этом не знает никто, кроме нас двоих.

– Даже Вася?

– Даже он. Думаю, что этого человека никто не заподозрит, и мне удастся завершить начатое дело.

– Еще один информатор?

– Типа того, – ответил Юра, и на его лбу появилась буква «V». – Ну что, едем?

Мы вошли в подъезд «сталинки». Его стены не красили уже много лет, штукатурка местами отвалилась большими кусками вместе со старой, ядовито-зеленой краской. Стекла в окнах кое-где отсутствовали, и в подъезде гуляли сквозняки. На подоконниках стояли пепельницы из использованных консервных банок, полные окурков.

На третьем этаже Юра остановился у неприглядной двери с номерком «11» и поискал взглядом кнопку звонка. Вместо него торчали два оголенных проводка. Юра постучал в дверь, обитую старым, уже огрубевшим черным дерматином. За дверью кто-то закашлял, и послышались приближающиеся шаги.

– Кто? – раздался хриплый мужской голос.

– Открывай, Вадим Петрович, свои, – ответил Юра и стал напротив глазка.

Дверь, протяжно скрипнув, отворилась, и мы вошли в квартиру, где все было пропитано едким табачным дымом. Я увидела перед собой мужчину, которому можно было дать и сорок лет, и шестьдесят. У него было серое, очень морщинистое лицо, на котором выделялись яркие, блестящие, совсем не старые карие глаза.

– Проходи, Юрий… Андреевич? Так ведь? – уточнил мужчина и отступил в сторону, давая нам пройти.

– Совершенно верно. Не забыл, значит?

– Я добро помню. Не так уж много я встречал в жизни хороших людей, но все-таки встречал. И тебя вспоминаю, когда по ночам не спится, – сказал мужчина, и по его тону трудно было догадаться, говорит он серьезно или шутит.

– А если бы спалось, то и не вспоминал бы? – засмеялся Юра.

– Да вы садитесь, не стесняйтесь. Гости у меня часто бывают, но это так, для мужской компании. А вот хороших гостей не бывает. Я сейчас что-нибудь соображу на стол, посидим, потолкуем. Понимаю, что неспроста ты, Юрий Андреевич, решил меня навестить.

– Мы со своим пришли, – сказала я, доставая из пакета бутылочку коньяка, сок, нарезанные буженину, сыр и хлеб.

– Нехорошо как-то получается, – замялся Вадим Петрович. – Пришли в гости, а у меня только водка. Даже не водка, а самогон.

– Ну что? За встречу? – Юра налил коньяк в одноразовые стаканчики.

– «Шустов», – прочитал Вадим Петрович на этикетке. – Надо попробовать. За встречу!

Он, запрокинув голову, опустошил стаканчик, сделав всего один глоток. Затем Вадим Петрович крякнул, понюхал кусочек буженины и положил его в рот.

– Ну, говори, зачем пришел, – сказал он, прожевав мясо.

– Мне нужна твоя помощь. Очень нужна. Если тебе удастся сделать то, о чем попрошу, весной приглашу тебя на нашу с этой очаровательной девушкой свадьбу.

Вадим Петрович улыбнулся, показав ряд золотых зубов.

– У тебя губа не дура. Мне тоже всегда нравились рыжие. Они добрые, мягкие и очень сексуальные, – сказал Вадим Петрович, введя меня в краску.

– Сейчас живешь один?

– Один как перст.

– Ты хоть квартиру свою приватизировал?

– Пока нет.

– Напрасно.

– А для кого ее беречь? Ни жены, ни детей, ни родственников.

– Старость неизбежна. Придет время, и кто-то будет ухаживать за тобой за право унаследовать жилье.

– Старость? Я не доживу до старости – это мне не грозит. Давай еще по одной, да поговорим о деле.

– Я пойду на кухню, – сказала я, вставая из-за стола.

– Там кроме грязной посуды и тараканов ничего интересного нет, – сообщил Вадим Петрович.

– Вот я ее и помою, – отозвалась я и вышла из комнаты.

В кухне было накурено и грязно. Закатав рукава, я перемыла тарелки, сложенные в грязной раковине, отчистила кастрюльку и попыталась соскрести коричневый налет с кафельной плитки на рабочей стенке. Времени у меня на это ушло немало, но Юра и Вадим Петрович все еще что-то обсуждали. Я проверила содержимое холодильника и шкафчиков. Похоже, одиночество этому человеку было в тягость, и он не только много курил, но и питался кое-как. Обнаружив два куриных окорочка, капусту, картошку, лук и остатки томатной пасты в банке, я решила сварить борщ. Из оставшейся капусты я сделала салат, полив его постным маслом, а еще нажарила картошки. Не знаю почему, но мне хотелось сделать что-то приятное для Вадима Петровича, и я трудилась с воодушевлением, забыв о времени.

– Как вкусно пахнет! – услышала я за спиной голос Вадима Петровича, когда все уже было готово. – Мне даже показалось, что время повернуло вспять и моя златовласая Любаша хлопочет на кухне.

– Я вам приготовила поесть, – сказала я, испытывая неловкость от того, что похозяйничала в чужой кухне, как в своей собственной.

– Это замечательно! Хорошая у тебя, Юрий Андреевич, будет жена. Выбор одобряю!

– Я и не сомневался в этом, – улыбнулся Юра и подмигнул мне.

– Спасибо, девонька, что о старом одиноком псе позаботилась, – сказал Вадим Петрович. – Самому лень готовить. Нет стимула, чего-нибудь перехвачу, и дело с концом. Но сегодня у меня запахло домом, уютом. Будет праздник для живота и для души. Спасибо.

– Не за что. Когда чем-то занят, время проходит незаметно, – сказала я.

– Знаю. Это я знаю, – задумчиво произнес Вадим Петрович. – Когда работал, спешил домой, где меня ждала Люба, и время летело, как быстрокрылая птица. А как повязали, закрыли за решетку, то время так тянулось, что не передать. Сначала считал годы до освобождения – их было меньше всего, потом стал считать месяцы. И каждый месяц, представьте себе, был почему-то длиннее года! А потом остались считанные дни, которые стали длиннее месяцев… А теперь? Теперь время для меня не существует. Я не знаю, какой день недели, какое число, как долго я спал, утро на улице или вечер. Мне это все равно. Включу телек, послушаю новости и узнаю, какой сегодня день, а через час уже забываю. Вот такая сейчас у меня жизнь. – Мужчина развел руками.

– Теперь, Вадим Петрович, тебе будет веселее, – сказал Юра.

– Да-а, работенку ты мне подбросил немалую. Но ничего, справимся. Ты не переживай, Юрий Андреевич, все будет на мази!

– Я знаю, – ответил Юра. – Ну, давай! Мы отчаливаем.

Когда мы ехали домой, я спросила Юру:

– За что он сидел?

– Застал свою жену с любовником и убил его. А когда сидел, в драке кого-то пырнул ножом. Ему за это срок добавили. А вообще он очень хороший и умный мужик. Жаль, что все так в жизни у него сложилось. Вернее сказать, жизнь его не сложилась.

– Кем он был до того… до убийства?

– Преподавателем в вузе, доцентом. Говорят, умнейший был человек и преподаватель отличный.

– А квартира его?

– Матери Вадима Петровича. Она одна его воспитывала, ждала из тюрьмы, возила передачи. А дождавшись, через неделю умерла.

– Бывает же такое в жизни! А как ты его выручил?

– Освободившись, на работу он не устроился и решил приторговывать наркотой. Послали нас к нему с обыском – в квартире ничего не нашли, потому что мне было его жаль и я предупредил его. Нас вызвал Наумов и говорит: «Нам нужны показатели. Не знаете, как это делается?» В следующий раз со мной был сотрудник, у которого были заранее приготовленные пакетики с наркотой, которые он должен был подбросить Вадиму Петровичу. Я тогда не дал ему это сделать.

– Он и сейчас ими торгует?

– Нет. Сейчас он получает минимальную пенсию по возрасту, правда, может позволить себе иногда выпить с дружками по стопке самогона.

– И у него действительно никого из родственников нет?

– Совсем никого.

– Наверное, это очень страшно – чувствовать себя одиноким и никому не нужным.

– Наверное, – сказал Юра, припарковывая машину у своего дома.

Болезнь

В марте мне сделали операцию на глазах, и я навсегда избавилась от линз и очков. Конечно, операция потянула из наших денежных запасов немаленькую сумму, но мне так хотелось чувствовать себя комфортно и быть как все!