Публичные признания женщины средних лет - Таунсенд Сьюзан "Сью"

Тех, кто играет важную роль в моей жизни, личной и профессиональной, это почему-то злит, но я противостою их мольбам установить автоответчик. Мне не вынести постоянных нервных просьб «срочно перезвонить».

Когда муж в отъезде, я могу по три дня ни с кем не разговаривать, кроме разве что собаки, но это все же животное, пускай и очень умное, но, сказать по правде, немногословное.

Впрочем, я общаюсь с «Арчерами» по Радио-4. Я ору на этих радиогероев семь дней в неделю. «Еще чего придумали!» — бушую я, когда в сельскую жизнь семейства, и без того похожую на готическую мелодраму, вводится очередная нелепая сюжетная линия.

«Назад, в театральное училище!» — приказываю я английскому актеру, когда в попытке изобразить канадский акцент тот говорит как Дик Ван Дайк из фильма «Мэри Поппинс».

Однако мои беседы с собакой и радиоприемником вряд ли тренируют гортань. Если бы инспектор Морс [38] осматривал мой труп, его поразило бы, насколько мало изношены мои голосовые связки.

— Льюис, — сказал бы он, — взгляните. Эта женщина практически не разговаривала. Видимо, писатель. Первая зацепка у нас есть.

— Почему же, — с запинкой скажет Льюис, — вовсе не обязательно писатель, если голосовые связки мало изношены… Возможно, это монахиня, которая дала обет молчания.

— Монахиня? — рассмеется Морс. — Вы на пальцы взгляните, Льюис. Что вы видите?

Льюис посмотрит и буркнет:

— Никотиновые пятна. Простите, сэр. Вы правы, сэр, должно быть, она писатель.

И Морс умчится на своем «ягуаре» по улочкам Оксфордшира, иногда по рассеянности преображаясь в Джона То.

Словом, вы поняли: я не из болтливых. Спросите моих детей. Раньше я вообще изъяснялась вздохами, мычанием, закатыванием глаз или издевательским фырканьем. Им приходилось нелегко, зато они прошли хорошую школу, и теперь все ценят добрую беседу.

А сейчас у меня вовсе нет голоса. Пропал три дня назад. Он начал возражать в тот день, когда я надписала книги и поговорила с более чем 150 читателями. (Только не думайте, что это норма. Часто бывает, что сидишь в книжном магазине и словом не с кем переброситься, кроме смущенного директора и покупателей, интересующихся, как пройти в отдел канцтоваров).

Назавтра у меня взяли несколько интервью, я все больше хрипела, пока не начала издавать звуки скорее вороньи, чем человеческие. Одна сцена на радиостанции здорово отдавала сюрреализмом: меня представили Мит Лоуфу [39], чей гулкий голос солирует в альбоме «Адская летучая мышь».

Его охранник сказал:

— Мистер Лоуф, познакомьтесь, это Сьюзен Таунсенд.

— Здравствуйте, мистер Лоуф, — выдавила я буквально намеком на голос.

— Здравствуйте, Сьюзен, — ухнул он.

Очевидно, называть его по имени дозволяется только жене.

Когда он со своей свитой скрылся в коридоре, настала моя очередь войти в студию.

Мне подали горячий чай с лимоном, и, пока зачитывали сводку дорожных происшествий, я его прихлебывала — в полной уверенности, что смогу издавать членораздельные звуки. Наконец загорелся красный огонек моего микрофона и ведущая задала вопрос. Я открыла рот, но не смогла выдавить ни единого звука.

Ведущая справилась с ситуацией и отлично сымпровизировала, а потом сделала глубокий вдох и задала еще один вопрос. Мой голос хрипел, сопел — и только. Слушатели Радио-5, видимо, решили, что во всем виноваты помехи.

Кое-как продолжили. Ведущая блистала изобретательностью и красноречием. Я тоже, но меня никто не слышал. Из моего горла вылетали дикие хрипы и визги — при всем уважении к мистеру Лоуфу, я разговаривала, как старая адская летучая мышь.

Надоело

Сегодня мне все надоело. Нет, у меня не депрессия, это слишком крепкое слово для моего настроения. И вообще, депрессия — заболевание, тут нужен врач и лечение. Мне это ни к чему.

И погода не помощник день мрачный, тихий и серый. Воздух влажный, хотя дождя нет (пока).

В новостях одни войны, землетрясения и потопы. На телеэкране кадры: мужчины воюют, а женщины и дети борются за выживание в нечеловеческих условиях. Мои говорящие весы с утра наорали на меня за то, что вешу 72 килограмма, — тоже повод для меланхолии. А тут еще наш пес, Билл. Недавно он опять захромал, причем на следующий день после визита к ветеринару, где его объявили совершенно здоровым. Теперь беднягу опять накачают снотворными и отправят к ветеринару. Вдобавок я только что прочитала критический отзыв о моей последней книге, где ее назвали бессодержательной, а мне предложили перестать писать.

Еще один повод для недовольства: я только что вернулась из Лондона, где обшаривала магазины в поисках новой одежды. Я перебирала вешалки и все больше отчаивалась. В Лондоне шьют только на семнадцатилетних эксгибиционисток с осиной талией. В мои годы (пятьдесят три) нужен камуфляж, а не боевой костюм. Мне требуется одежда, в которой я буду казаться длинноногой, с плоским животом и фигурой Софи Лорен. Более того, эти волшебные наряды должны быть исполнены в черно-серо-белой гамме и не должны садиться от стирки.

Кроме того, меня беспокоит растущая гора корреспонденции: на каждое письмо нужно ответить лично, и в один прекрасный день я непременно напишу всем и даже не забуду отправить. Но поскольку я запустила это дело семнадцать лет назад, такой прекрасный день может просто никогда не наступить.

Работа, разумеется, вечный повод для тревоги. Сейчас, когда я пишу эти строки, на мне висят два жестких срока: двадцатый вариант киносценария и телесериал из шести частей. Каждое слово в этих сценариях будет критически взвешено и оценено. Удивительно ли, что меня кидает в холодный пот, когда я беру авторучку?

Очередной повод нервничать — я не в ладах с техникой. Не могу заменить картридж в факсе. Не умею работать на компьютере, регулировать водный фильтр в аквариуме и включать таймер видеомагнитофона. Я не горжусь своей бестолковостью и не считаю себя выше этих практических вещей, просто не постигаю, как эта чертовщина работает.

Сами видите, я далеко не человек нового тысячелетия.

В такие дни, как сегодня, я истязаю себя, составляя перечень вещей, которые потеряла за много лет. Список ужасает: перчаток хватило бы на семейство осьминогов, зонтиков — на все население Борнео, ручек, зажигалок, шарфов, темных очков и косметики — на целый сувенирный ларек в отеле.

Как ни странно, в настоящий момент семья живет без драм. Или я ошибаюсь? Со взрослыми детьми наверняка не скажешь. Они утаивают дурные вести. «Не хотелось тебя беспокоить, мамуль», — говорят они, когда выясняется, что пару недель назад у них сгорел дом, а продлить страховку они забыли.

На следующий день

У погоды по-прежнему кислый вид, но у меня настроение получше. Пес вернулся домой после обследования. Рентген не выявил абсолютно никаких причин для хромоты. Ветеринар убежден, что пес «выпендривается». Зачем, спрашивается, собаке идти на такие уловки ради нашего внимания? Его и без того постоянно осыпают любовью, нежностью и косточками. Я знаю, он мечтает быть человеком, но придется ему смириться со своей ролью в жизни. Может быть, его стоит показать собачьему психиатру, чтобы тот помог ему найти общий язык с его внутренним псиным «я»?

Еще через день

Забудьте о моем бесконечном нытье. Я в меру здоровая женщина, живу в мирной стране, где есть электричество, чистая вода и продукты, у меня муж, который честно выполняет свою часть домашних обязанностей. Я общаюсь со всеми своими детьми; они утверждают, что дом у них не горел, и я им верю. Я купаюсь в талантах и исполнена оптимизма. И настоящим обязуюсь осваивать современные технологии. Но не все сразу. Нет смысла бежать, не научившись ходить, верно? Прежде чем выйти в Интернет, по-моему, стоит освоиться с фильтром для аквариума.