Сын цирка - Ирвинг Джон Уинслоу
Занимаясь ортопедической практикой в Канаде, он одинаково часто сталкивался и со спортивными травмами, и с дефектами, полученными при родах. В Торонто Дарувалла тоже занимался детской ортопедией, однако там его не воспринимали так заинтересованно и радостно, как в Бомбее, где ортопедические больные встречались на каждом шагу — ноги у них были перевязаны маленькими платочками. Эти платочки скрывали раны, из которых годами сочился гной. В Бомбее Дарувалла наблюдал гораздо большую готовность — и больных, и врачей — на проведение ампутации, подборку простейших протезов. Такое решение проблем было невозможно в Торонто. Там у доктора Даруваллы была репутация специалиста, применявшего новые методы микрохирургии сосудов.
В Индии больному приходилось удалять омертвевшую кость, иногда очень. значительную ее часть, после чего конечность уже не выдерживала вес тела. В Канаде же одновременно с удалением мертвой ткани на ее место Фарук мог вживлять пластиковый протез, используя для этого целый ряд современных методик. В Канаде, но не в Бомбее. Здесь Дарувалла мог бы лечить так только богатых пациентов в специальных госпиталях. А в госпитале для детей-калек, где требовалось быстрое восстановление функций конечностей, он часто проводил ампутации и помогал устанавливать протезы. Гной, истекающий из ран, его не пугал. Индия приучила его к этому.
Подобно другим людям, только перешедшим в христианство и являющимися религиозными энтузиастами, Дарувалла причислял себя к убежденным последователям англиканской церкви. К католикам он относился с подозрением и благоговейным страхом. Сейчас он радовался предстоящему Рождеству, которое в Бомбее не связано так с коммерческими предприятиями, как это стало нормой в христианских странах. Рождество для доктора было наполнено осторожной радостью: он присутствовал на католической мессе накануне Рождества, а также был на службе в англиканской церкви в день Рождества. Обычно Фарук ходил в церковь по воскресеньям, но нерегулярно. Посещение двух церквей одновременно его жене казалось необъяснимой передозировкой и вызывало беспокойство Джулии.
Жена доктора родом была из Вены и в девичестве носила фамилию Зилк. Она не имела ничего общего с фамилией мэра Вены. Бывшая фройлян Зилк происходила из аристократической и высокомерной семьи католиков-латинян. Во время коротких и редких визитов семьи доктора в Бомбей его дети учились в иезуитских школах не потому, что они воспитывались католиками — просто Фарук поддерживал «семейные связи» с руководителями этих школ, куда доступ был затруднен. Маленькие Даруваллы были твердыми последователями англиканской церкви. В Торонто они учились там, где нужно.
Хотя Фарук следовал протестантскому направлению христианства, ему нравилось бывать в кругу иезуитов, особенно во время соревнований по боксу. Он признавал, что иезуиты более интересные собеседники, чем известные ему в Бомбее прихожане англиканской церкви. Рождество само походило на приятную весть, было временем, когда душа доктора словно изливала добрую волю. В те праздничные дни Фарук забывал, что за двадцать лет после перехода в христианскую веру его религиозные чувства притупились.
Итак, Дарувалла не придал особого значения грифу-стервятнику, летавшему высоко в небе над полем для гольфа спортивного клуба Дакуорт. Единственное, что его заботило, была проблема Инспектора Дхара: как сообщить ему плохую новость? Информация для него не входила в разряд «приятных вестей», хотя помимо нее неделя для доктора была не такой уж плохой.
Время между Рождеством и Новым годом в Бомбее выдалось необычайно холодным и сухим. Утром Даруваллу ждало заседание комитета по приему новых членов, желающих записаться в спортивный клуб — доктора избрали председателем этого заседания. Желающие стать членами клуба ждали своей очереди целых двадцать два года. Заседание комитета было юбилейным — принимали шеститысячного члена клуба и на повестке дня стоял вопрос, должен ли этот счастливчик получить какое-либо извещение о своем экстраординарном статусе. По этому поводу шли дебаты, выдвигались разные предложения — от установки металлической таблички с его фамилией в бильярдной (там на стенах оставались промежутки между повешенными трофеями) до устройства небольшого званого ужина в Дамском саду клуба, где количество цветов бугенвиллей уменьшалось из-за неизвестной болезни этих растений.
В числе прочих имелось и предложение напечатать фамилию шеститысячного члена клуба в списке лиц, временно избранных на руководящие должности.
Такой список красовался под стеклом в фойе клуба Дакуорт. Фарук был им недоволен. Само словосочетание «временно избранные» имело какой-то неопределенный смысл. В некотором роде оно означало, что эти люди непостоянно выполняют такие обязанности, избраны непостоянно. Но и список в клубе был традицией, его использовали уже сто тридцать лет. По списку, состоящему из нескольких фамилий, внутри стеклянного ящика ползал паук. Он ползал там настолько давно, что все считали его умершим. Быть может, паук тоже добивался чести стать постоянным членом клуба. Эту шутку придумал сам доктор Дарувалла. Она тоже была очень старой. Ходили слухи, что все шесть тысяч членов клуба Дакуорт повторяли шутку про паука.
Время близилось к полудню, и члены комитета, собравшиеся на заседание в зале для игры в карты, пили напиток «Тамз» и лимонад «Гоудд слот». Председательствующий Дарувалла предложил снять с повестки дня вопрос о шеститысячном члене клуба.
— Закончить обсуждение вопроса? — переспросил мистер Дуа, который оглох на одно ухо, играя в полевой теннис.
Это был очень примечательный случай. Во время игры в теннис парами его партнер по команде два раза ошибся и будучи в расстроенных чувствах сильно ударил ракеткой не по мячу, а по уху мистера Дуа. Столь неджентльменское поведение закончилось для него тем, что его усилия стать постоянным членом клуба Дакуорт оказались тщетными — тем более что в то время мистер Дуа был «временно избран» на руководящую должность в клубе.
— Вношу предложение, чтобы члена клуба под номером шесть тысяч никаким образом не отмечать! — закричал доктор Дарувалла.
Предложение это поддержали быстро и единогласно утвердили, но не из-за наличия другого — о внесении имени в список «временно избранных». Коллега-врач Даруваллы из госпиталя для детей-калек доктор Сорабджи остроумно заметил, что это решение одно из самых мудрых, когда-либо принятых на заседаниях комитета. Однако Дарувалла полагал, что на самом деле никто не хотел потревожить паука в стеклянном ящике фойе.
Члены комитета сидели молча, удовлетворенные окончанием своей работы. Вентиляторы на потолке, мерно вращаясь, чуть покачивали ровные стопки карт, аккуратно разложенные на столах, затянутых зеленой фетровой тканью. Это ведь был специальный зал. Официант, убрав со стола, за которым сидели члены комитета, пустую бутылку из-под «Тамз Ап», немного задержался, чтобы поправить колоду карт, где две верхние карты, сместившись, нарушили безупречность ровного ряда вследствие потока воздуха от ближайшего потолочного вентилятора.
В этот момент в зал вошел мистер Баннерджи, искавший мистера Лала — своего противника по игре в гольф. Престарелый мистер Лал опаздывал на поединок — обычно они загоняли шары в девять лунок. Мистер Баннерджи поведал членам комитета поразительные результаты их предыдущей игры. Оказывается, мистер Лал во время удара шаром по девятой лунке допустил грубейшую ошибку и последний удар проиграл. Он срезал мяч так, что тот улетел за зеленое поле и упал среди бугенвиллей. Мистер Лал сгорал от стыда и отчаяния. Он не вернулся в клуб, пожал руку мистера Баннерджи и в бешенстве проследовал в заросли бугенвиллей. Там он и оставил его. Спортсмен-неудачник хотел попрактиковаться в ударах. Когда Баннерджи уходил, лепестки цветов бугенвиллей так и летели в разные стороны. Вечером главный садовник сильно встревожился, обнаружив урон, нанесенный саду.
Престарелый мистер Лал был известен как один из самых легкоранимых членов клуба Дакуорт, и если он решил потренироваться в ударах, чтобы мяч не попадал в цветы бугенвиллей, никто не набрался бы смелости помешать ему. А сейчас он почему-то опаздывал на игру. В ответ на этот рассказ доктор Дарувалла высказал предположение, что противник мистера Баннерджи все еще совершенствует удары по мячу и его следует искать там же, в зарослях бугенвиллей.
