Дневник Ноэль - Эванс Ричард Пол

Я сел, он устроился рядом в такого же цвета кресле. Глаза все еще красные от слез. Видно было, как неловко он себя чувствует, но в то же время рад меня видеть.

Мы до сих пор не знали, как начать разговор. Вряд ли существуют проверенные сценарии для таких случаев. Я подумал: жаль, что подобной истории не случалось ни в одной из моих книг. Тогда было бы от чего оттолкнуться.

Первым тишину прервал Скотт.

– Что привело тебя в Феникс?

– Ты, – односложно ответил я.

Он кивнул.

– Как поживаешь? – поинтересовался я в свою очередь.

– Неплохо. – Он показал на свою голову: – Волос вот лишился.

– Рак?

– Да. Яичка. Из-за этой химии все волосы повыпали.

– Помогло?

– Врачи говорят, да. Чувствую себя превосходно, с учетом возраста.

– Это хорошо, – прибавил я.

Отец слегка качнул головой в знак согласия.

– Значит, в Кер-д’Алене живешь?

– Откуда ты знаешь?

– Написано на обложке, – ткнул он пальцем в мою книгу и добавил: – Я их все прочитал. Твои книги. Превосходно написаны. Этот талант у тебя явно не от меня.

В комнату вошла Гретчен с двумя кружками темного янтарного пива.

– Эта его любимая.

– Спасибо, – поблагодарил я.

– Спасибо, дорогая, – сказал Скотт.

Когда она ушла, я сделал глоток и буркнул:

– У вас на столе всегда лежит моя книга?

Он засмеялся.

– Это я к твоему приезду подготовился.

– Честно, – одобрительно кивнул я. – А фотография?

– Нет, она всегда здесь стоит. С тех самых пор, как мы сюда переехали, вот уже двадцать лет.

Я переварил услышанное.

– Работаешь где-нибудь?

– На пенсии, немного занимаюсь социальной работой. Я консультант. Работаю с больницами и психиатрами. Вчера вот ездил в Тусон. Хоть чем-то занят. А ты? Только пишешь?

– Пишу книги, занимаюсь их продвижением и всем, что с этим связано.

– Звучит интересно.

– По-всякому бывает.

Повисла пауза. Мы выпили пива. Затем Скотт откинулся на спинку кресла.

– Спасибо, что приехал. Когда Гретчен сказала, что ты заезжал… в общем, почти всю ночь не спал. Надеялся увидеть тебя на похоронах матери. Нет, я не удивился, что тебя не было, но все-таки надеялся. Слышал, она оставила дом тебе.

– Пришлось наводить в нем порядок.

Он с любопытством взглянул на меня.

– Почему?

– Потому что там полный бардак. Она страдала синдромом накопительства.

– Знаю. Я хотел спросить, почему ты? Ты же занятой человек. Мог бы и нанять кого-нибудь.

– Наверное, просто хотелось окунуться в прошлое. Может быть, найти ответы на вопросы.

– Очиститься, так сказать, – сделал вывод отец. – Помогло?

Я сделал глоток и отставил кружку на салфетку.

– Не совсем. Но иногда полезно встреться лицом к лицу со своей болью.

Он понимающе кивнул.

– Может, у тебя ко мне есть вопросы?

Я на мгновение задержал на нем взгляд. И вдруг слова, словно неконтролируемая рвота, выплеснулись наружу:

– Есть. Почему ты бросил меня там?

Мой вопрос, будто дым, повис между нами в воздухе. Он опустил глаза, и лицо его исказило горечью. Отец сделал глоток, вытер рот, выпил еще. Потом покрасневшими глазами посмотрел на меня.

– Потому что дурак был. Тогда мне казалось, что так лучше, – он тяжело вздохнул. – Дорога в ад вымощена благими намерениями, так ведь? Дело в том, – покачал головой Скотт, – что я и сам был не в себе. Рут винила меня в смерти Чарльза. Я сам себя винил. Думал, что уже отнял у нее одного сына. Забрать и второго ребенка просто не посмел. Да и суд бы мне не позволил. Я понимал, что детей редко оставляют с отцами.

Он медленно выдохнул.

– Когда впервые заговорил о разводе и сказал, что увезу тебя с собой, она закричала: «Хочешь и второго у меня отнять? И его хочешь убить?»

Я сглотнул.

– Я не посмел. Не имел права. Мне разрешили навещать тебя, но я не навещал. Не потому что не хотел – хотя безумно по тебе скучал, – а потому что не мог на тебя смотреть. Меня переполняли горе и вина за все то зло, что я причинил. И я начал пить. – Отец взглянул на меня. – Короче говоря, только через четыре года мне удалось привести себя в порядок. Я снова женился и вернулся к работе.

Мне мучительно сильно хотелось тебя увидеть, но прошло уже столько времени, что я не знал, как это сделать, не причинив тебе боль. – Он посмотрел мне в глаза. – Мне приходилось работать с клиентами, в чьей жизни внезапно объявлялся кто-то из родителей, и от этого становилось только хуже. Боль никуда не уходила, а только нарастала. Мне казалось несправедливым подвергать тебя таким испытаниям. Я не имел на это права.

Отец еще больше помрачнел.

– Пойми, я не знал, в каком состоянии находится Рут. Представить себе не мог, как ты живешь. Несколькими годами позже, когда понял, что, возможно, она тебя обижает, я связался с адвокатом, чтобы оформить опеку. Даже звонил старым друзьям из Управления по делам детей и семьи, пустил в ход связи. А потом позвонил ей. Сказал, что хочу забрать тебя. И зря. Она вышла из себя. И в следующий раз, когда я звонил, тебя уже не было. Ты сбежал.

– Я не сбегал, – возразил я. – Она выставила меня за дверь. Однажды я пришел домой, а все мои вещи на улице.

– Мне так жаль, – посетовал Скотт, качая головой. – Даже пытаясь помочь, я подвел тебя. – Внезапно глаза его наполнились слезами. – Пожалуйста, прости меня за слабость. Понимаю, как абсурдно звучат сейчас эти слова. Слишком мало, слишком поздно. – Он снова посмотрел на меня, по щекам его катились слезы. – Я не надеюсь на твое прощение. И ничего от тебя не жду. Но не сказать этих слов не могу – мне очень-очень жаль.

Меня ни капли не тронули его извинения. Но в комнате повисла щемящая тишина.

Через несколько секунд он сказал:

– Знаешь, я пытался тебя разыскать. Я никогда о тебе не забывал. Просто думал, что поступаю правильно. Мне казалось, надо так и никак иначе. Рут всегда была превосходной мамой. Из нее мать вышла лучше, чем из меня отец. И человеком она была хорошим. По крайней мере, в то время, когда я ее знал.

И она любила вас обоих. Потеря Чарльза стала тяжелейшим для нее испытанием. Понятно, почему она накинулась на меня, – ей нужно было найти виноватого, но я и представить себе не мог, что она отвернется и от тебя.

Тяжело дыша, Скотт продолжил:

– Если бы можно было вернуться назад, я бы остался с ней. Ради вас обоих. Но задним умом мы все крепки, что сейчас об этом говорить?

Несмотря на всю свою боль, я тихонько кивнул. Потом посмотрел ему прямо в глаза.

– Я ненавидел тебя.

– И неудивительно, – спокойно произнес он. – Имеешь полное право. Я предал тебя. И не в моих силах вернуть то, что ты потерял. – Отца передернуло, он вытер глаза и снова посмотрел на меня. – Если я могу сделать что-то для тебя сейчас, я сделаю. – Глаза снова наполнились слезами. – Даже если попросишь меня навсегда уйти из твоей жизни.

В комнате снова повисла тишина. Отец выплеснул из себя все, что накопилось, и теперь настала моя очередь. Голова шла кругом. Не знаю, чего я ждал от нашей встречи, но точно не этого. Где-то в душе я надеялся, что он начнет оправдываться, даст повод для ненависти и злости. Но нет. Он стыдился своих поступков и не боялся в этом признаться. Взял, так сказать, удар на себя.

Сидя на отцовском диване, я вспомнил слова Элис о правде. Меньше чем за час мои взгляды на мир, прошлое, настоящее и будущее изменились. Честно сказать, оказавшись на его месте, я поступил бы так же. Можно было сомневаться в его слабостях, даже в его мудрости, но только не в сердце. Он действительно искренне раскаивался в своих ошибках. И до сих пор страдал. Я не мог изводить его еще больше. И снова в памяти всплыли слова Элис: будь милосерден, будь милосерден.

Теперь я смотрел на отца с совершенно другой стороны. Будто глядел в зеркало. Мы, словно копии друг друга, находились в одном и том же месте, хотели одного и того же – мира и согласия с нашим прошлым. И не было никакого резона тащить это бремя в будущее.