Там, где билось мое сердце - Фолкс Себастьян Чарльз
В сотне ярдов от дома мы несколько раз стрельнули из миномета по передовой линии, это был отвлекающий маневр. Я приказал Биллу Шентону и шестерке парней разведать, что за домом. Минут через пять взлетела сигнальная ракета, это был знак, что там все чисто. В доме жила семья из десяти человек, три поколения. Парни выстроили их всех в шеренгу в гостиной вместе с четырьмя захваченными немцами.
Я приказал рядовому Холлу подняться вместе со мной наверх, где имелся небольшой сеновал, там дрыхли еще двое немцев. Холл потыкал в них прикладом, чтоб проснулись, и мы вдвоем вытолкали их из сена. Ужас был написан на физиономиях пленных, пока мы, светя перед собой свечкой, вели их по коридору, но когда спустились вниз, сквозь гримасу ужаса проступило спокойствие и даже тайное облегчение. Я приказал капралу Парфитту, надежному парню родом из Дарема, и еще двум ребятам из нашего взвода доставить немцев на базу. Жуткое дело, тащиться назад по всем этим болотным кочкам и чащобам. Зато я избавил их от рытья окопов, чем предстояло заняться всем остальным. Я смотрел на заспанных пленных, для которых война уже кончилась, и чувствовал, что дико им завидую.
Билл Шентон выбивал стекла из окон, он же организовал парней, чтобы наполняли мешки песком. Женщины рыдали в голос, видя, как крушат их дом. На своем ломаном итальянском я просил их успокоиться и приготовить что-нибудь поесть, мы очень голодные.
— Piano, piano, per favore… Inglesi molto gentili… Tutto bene, no lacrima… Mangare… Pasta, formaggio, zuppa… presto, presto [23]. Hy, скорее же, скорее! Domani, voi… [24] — Я улыбнулся и махнул рукой в сторону порта: завтра их туда доставят. Все хорошо. — Tutto bene per voi.
Женщина лет тридцати восьми, видимо, хозяйка дома, что-то поняла и с обреченным видом направилась в кухню. Тем временем связисты уже поднялись со своей радиоаппаратурой на второй этаж, чтобы обустроить пункт наблюдения в помещении, из которого мы с Холлом изъяли прилегших соснуть немцев.
Примерно в десять часов явился «Спичка» Суонн, которому осточертело отлавливать гребаных дезертиров в этих гребаных фермерских домах, совсем замаялся. Вид у Спички действительно был усталый, крупное бледное лицо осунулось, но я был рад передать ему командование точкой, которую успели прозвать «дортуаром» в честь бывших ее обитателей.
Вечером того же дня удалось выйти на связь с Ричардом Варианом, который до сих пор был в порту. Он сказал Суонну, что высадка действительно получилась внезапной, почти внезапной. Все четыре наши роты заняли отведенные им позиции, потери минимальные, правда, есть и утонувшие, несколько человек. Второй эшелон уже в пределах реальной досягаемости, и через несколько часов мы получим свои пайки.
— Думаю, на подходе приказ без промедления двигаться дальше, — добавил Вариан. — Так что по мере возможностей отдохните.
— Минометы и артиллерия у нас тут пока притихли, — доложил Суонн, — не иначе как подтягивают новые силы, гады.
— Наверняка, — подтвердил Вариан. — Потому нам и нужно скорее сняться с места. Если янки будут долго раскачиваться, тронемся без них.
…Я умолк.
Было уже почти два часа, Полетта заглядывала давным-давно, чтобы пожелать спокойной ночи. Я, пока рассказывал, все ждал, что Перейра начнет клевать носом. Но старикан смотрел на меня внимательно, с ненавязчивым, деликатным, я бы сказал, интересом, почти таким же, как в начале повествования.
Хоть я и подбадривал себя время от времени глотком воды или бренди и сигаретой, силы иссякли. Я ведь не столько пересказывал, сколько заново все проживал. Описывая то или иное событие, ловил себя на том, что многое вызывает у меня изумление, вот уж не ожидал. Я только сейчас осознал, какими мы были крепкими парнями, хотя сами не заметили, когда стали такими выносливыми. Только сейчас осознал, как же все они были мне дороги, фронтовые мои товарищи. И это поразительное чувство слаженности в те моменты, когда надо было действовать, когда вмиг забывались все претензии и обиды…
— Идите-ка вы спать, — сказал Перейра.
Глава шестая
Утром выяснилось, что садовник повез Перейру в порт и вернутся они только к ланчу.
Я спустился к calanque, но, к сожалению, Селин там не оказалось. Очередной погожий сентябрьский денек, слишком жаркий, чтобы торчать на солнце. Вернувшись в сад, я перетащил под дерево шезлонг и улегся с взятой в хозяйской библиотеке книжкой — сборником статей. Одолев несколько страниц, положил книжку на землю.
Волшебный, конечно, остров. Пряный ветер, восхитительная еда, вздохи и лепет моря. Очарование портила смутная тревога, что я и сам не замечу, как стану пленником этой вкрадчивой истомы, околдуют меня тут, как шекспировского Калибана. Я уже опасался, что никогда отсюда не уеду, не вернусь домой.
Подняв голову, я увидел ковылявшую по траве Полетту, в одной руке тащившую маленький столик, в другой державшую стакан. Она поставила столик рядом со мной, всем своим видом демонстрируя усталость и презрение. Но в ответ на мое «спасибо» все-таки милостиво кивнула. В стакане был розоватый sirop, холодный, со льдом и газированной водой.
Выпив почти весь стакан, я закрыл глаза. Лондонская моя жизнь казалась теперь совсем-совсем далекой. Наверняка Перейра еще не все мне рассказал и показал. Не все фотографии, письма. Пряжки от ремней, гильзы от снарядов и прочие сувениры. Но эти раритеты больше не вызывали досаду. Теперь я чувствовал, что должен все увидеть и все выслушать. Порадовать старика.
Приехал он почти в час. После еды мы перешли на веранду, под сень разросшихся лиан.
— Хорошо бы начать с того момента, на котором мы остановились ночью, — сказал он. — Если, конечно, это вам не в тягость.
— Напротив, — сказал я, — думаю, это принесет мне большую пользу.
Насчет большой пользы я слегка перегнул. Но некоторый прогресс несомненно намечался: события прошлого обретали чуть большую подвижность, преодолевая оцепенелость памяти.
— Мы пока еще в Анцио, — напомнил Перейра. — Там что-то еще происходило?
— О да. Чего там только ни происходило.
Если возникает ощущение, что ты добился преимущества или что победа почти в кармане, погоди радоваться — это я усвоил хорошо. За сутки, проведенные в «дортуаре», пока мы наполняли мешки песком, рыли окопы, принимали прибывшие пайки, подозрений, что что-то пошло не так, не возникало, как говорится, спасибо и на этом. Я даже отрядил одно подразделение в распоряжение нашей подвижной артиллерии, чтобы ребята помогли им закрепиться. Еще одно подразделение помогало инженерам прокладывать трассу поверх рыхлых троп, рассчитанных исключительно на гужевой транспорт. Я наслаждался этими хозяйственными хлопотами, прекрасно понимая, что передышка будет недолгой.
А потом настала ночь и начались обстрелы из минометов и еще винтовочными гранатами. Благодаря удачному расположению атаку мы отразили. Но меня очень тревожило, что немцы где-то под боком. Идея Дональда Сидвелла сколотить разведгруппу, чтобы выяснить, насколько немцы близко (тогда, в каюте Вариана), теперь казалась не такой уж и безумной. На рассвете приехал на джипе Ричард Вариан и сообщил, что в нашем «дортуаре» теперь разместится штаб батальона.
— А куда деваться штабу второй роты? — поинтересовался Спичка Суонн.
— На твое усмотрение. Подходящее здание есть в Априлии. Городок вон там, — он махнул рукой в сторону расположения противника. — Дивизия готовится нанести удар. Мы не можем больше ждать американцев, противник перебрасывает дополнительные силы. Лично я считаю, что мы уже должны быть в Риме.
Вариана, кажется, очень устраивало, что англичане будут действовать в одиночку; он хотел, чтоб наш батальон играл главную роль в предстоящей атаке. Он переговорил по рации с Пассмором, Сидвеллом и Пирзом, а потом сказал Спичке, что назначил меня своим адъютантом вместо Николса.
