Сиротка. Слезы счастья - Дюпюи Мари-Бернадетт

– Я не вижу здесь для себя никакой опасности, месье Лафлер. Вы ведь и сами предлагали мне приезжать и показывать свои акварели детям во время каникул!

– Я имел в виду, что приезжал бы за вами к вашим бабушке и дедушке и привозил сюда на своем «шевроле», пусть даже эта моя машина и старенькая. По правде говоря, Лоранс, злонамеренные люди есть везде – и среди белых, и среди индейцев, живущих в Маштеуиатше. Опять же, из-за алкоголя. Я понимаю их язык, и мне известно, что некоторые из них испытывают чувство ненависти и горечи – особенно те, которые учились в школах-интернатах в 1920-е годы. Самые печально известные из этих учреждений были уже закрыты властями, но ничто не стирает последствий перенесенного насилия. Делсен – тому пример. Однажды вечером, напившись, он хвастался, что разыскал монаха Марселлена и перерезал ему горло.

Лоранс задрожала от охватившего ее ужаса. И тут она заметила, что маленького мальчика в помещении уже нет. Он, должно быть, выскользнул в узкую дверь в дальнем конце комнаты.

– Вы меня пугаете, – сокрушенно покачала головой Лоранс. – Прошу вас, не отчитывайте меня, если я скажу вам правду. Сегодня утром я уехала из дому без разрешения, потому что мама запретила мне приезжать сюда.

Лоранс неуклюже поднялась и посмотрела на Овида с умоляющим видом.

– Ну и дела! – воскликнул тот. – Меня заподозрят в том, что я сбил вас с верного пути.

Он вздрогнул, потому что в этот момент послышались звуки захлопываемых автомобильных дверей. Несколькими секундами позже в класс стремительно вошла Эрмин.

– Добрый день, Овид, – сказала она, подходя к своей дочери и давая ей с размаху пощечину.

Вслед за Эрмин появился Жослин – бледный, с осунувшимся лицом. Учитель, растерявшись, закашлялся.

– Не было никакой необходимости ее бить, Эрмин, – наконец решился сказать он.

– Воспитание моих детей – это дело только мое и моего мужа! На чем они все трое остановятся? Мари-Нутта требует независимости, Киона убегает с каким-то проходимцем, а Лоранс позволяет себе покинуть дом, несмотря на мой запрет. Боже мой, тут уж невольно вспомнишь добрым словом школу-интернат! Когда дети учатся там, я, по крайней мере, точно знаю, где они находятся и чем занимаются.

– Не совсем так, мама! – огрызнулась девушка, разъяренная тем, что ей дали пощечину на глазах у человека, которого она любит. – Если бы ты услышала, о чем разговаривают в интернате по вечерам, ты бы упала с небес на землю.

– Помолчи, Лоранс, и вообще, воздержись в общении со мной от такого дерзкого тона. Сожалею, Овид, что пришлось вторгнуться к вам без предупреждения, но как только я нашла записку этой ветреницы, я попросила моего отца немедленно привезти меня сюда.

– Вам что-нибудь известно о Кионе? – спросил Жослин, глядя на учителя с отчаявшимся видом. – Эта девчонка хотела навести справки у вас. Может, она и права!

Взволнованный голос этого стареющего человека тронул Овида за душу, и ему захотелось дать исчерпывающий ответ.

– Уважаемый месье, мне ничего не известно. Делсен ходил на мои вечерние занятия, однако вот уже более двух недель он на них не появляется. Я сказал Лоранс, что попытаюсь узнать что-нибудь в резервации. Я очень беспокоюсь за Киону. Как я уже сказал вашей внучке, Делсен не сидит на одном месте. Обратитесь в полицию – это будет разумнее.

– О господи, неужели дело дошло до этого? – запричитала Эрмин.

Овид всмотрелся в ее лицо и почувствовал, что у него ёкнуло сердце и что его охватило смешанное чувство ностальгии и горечи из-за несбывшихся надежд. Эту необыкновенно красивую женщину он любил уже давно. Однако Снежный соловей принадлежал Тошану Дельбо – грозному сопернику, для которого он, Овид, стал другом.

«Никогда еще она не была такой красивой, – с тоской подумал учитель. – Без румян, с наспех причесанными волосами, в этом простеньком белом платье, которое подчеркивает ее формы, она восхитительна».

Лоранс перехватила взгляд Овида, любующегося ее матерью, и почувствовала себя уязвленной и брошенной. Киона сказала правду: этот учитель влюблен в Эрмин. «Ну конечно же, Киона ведь никогда не ошибается. Никогда!» – подумала Лоранс, еле сдерживая подступившие к ее глазам слезы. Она с этого момента перестала обращать внимание на то, что говорят находящиеся рядом с ней люди. А говорили они о полицейском участке, об объявлении в розыск, о расследовании.

– Делсен частенько ездил послоняться по Шамбору, – сказал Овид. – Почему бы нам не наведаться туда прямо сейчас? Я знаю многих жителей, потому что учительствовал там. Что вы об этом думаете, месье Шарден?

– Я готов делать что угодно, лишь бы вернуть Киону домой, месье Лафлер, – ответил Жослин.

Он, глубоко уязвленный в отцовское сердце, был уже не похож сам на себя.

– Ну тогда поехали! – тихо сказал учитель.

Провинция Онтарио, тот же день

Киона разглядывала поверхность озера, простиравшегося перед ней до самого горизонта. Полотняная кепка почти полностью скрывала ее шевелюру и затеняла своим большим козырьком часть ее лица. Просторная рубашка из дешевой хлопчатобумажной ткани делала незаметной грудь, а великоватая для нее спецовка маскировала ее тонкую девичью фигуру и бедра. Ее вполне можно было принять за паренька, и она оделась так умышленно, чтобы ее было трудно опознать. Стоя босиком на песке, она позволяла проникать в себя благотворным силам природы, исходящим из земли, воды и свежего утреннего воздуха.

– Ты еще обширней, чем Пиекоиагами, еще красивее и лучезарнее, о Онтарио, что означает на прародительском языке «красивая блестящая вода», – прошептала она.

Здесь было полно птиц, в том числе чаек, уток и других видов, существование которых зависело от берегов, заросших камышами, и от рыбы, являющейся для этих птиц основной их пищей.

«Наша земля остается прекрасной, несмотря на весь тот ущерб, который причиняют ей люди», – подумала Киона.

Неподалеку от нее Делсен ставил их палатку чуть в стороне от остального лагеря. Голый по пояс, он весело насвистывал, потому что был доволен тем, что приехал сюда, где до него вряд ли доберутся полицейские Роберваля, да еще и не один, а с красивой девушкой, которая доверила ему кругленькую сумму денег. Он все еще никак не мог понять, за что она его любит и почему с ним поехала, однако жаловаться на это он, конечно же, не собирался. Ему захотелось ее обнять, и он окликнул:

– Эй, Киона, иди сюда! Тебе не станут платить за то, что ты любуешься водой.

Киона повернулась к Делсену с загадочным выражением лица, а затем подбежала и бросилась к нему на шею.

– Я разговаривала с озером, бандит, – призналась она. – Это не просто вода – это священный водоем. В этом регионе жили алгонские племена, а также ирокезы и гуроны.

– Но их отсюда вытеснили. Не осталось уже никого. И единственное, что я сейчас здесь вижу, – это прекрасная строительная площадка, которая на несколько месяцев обеспечит работой нуждающихся людей. Здесь нужно рубить деревья, выкорчевывать пни и строить дома. И лично тебе, Киона, следовало бы поторопиться, а то наши китайцы тебя уже заждались.

– Ну, тогда поцелуй на прощание, – потребовала девушка.

– Поцелуев будет сколько угодно, тем более что ни на что другое у меня права нет. А ну-ка…

Он обхватил ее руками и поцеловал в губы, поглаживая ладонями ее спину и поясницу. Киона стала слабо сопротивляться, раздираемая между желанием удрать и желанием лечь на траву и отдаться Делсену.

– Оставь меня, – вдруг сказала она. – Ты прав, меня ждут. А вот кое в чем другом ты не прав. Люди прошлых времен – здесь. Я чувствую их дух, их радости и горести.

Делсен пожал плечами. Он считал Киону немного чокнутой, но это его не очень-то смущало. Киона, улыбаясь, высвободилась и пошла прочь. Она стала подниматься по тропинке, которая была протоптана в траве и вела к огромной прямоугольной палатке цвета хаки. В одном из углов этой палатки была устроена кухня, оснащенная надлежащим образом.