Короткая глава в моей невероятной жизни - Рейнхардт Дана

Зак и Клео вместе ходят на уроки испанского.

– Muy bien [33]. Muy bien. Что могу предложить тебе, Клео? – Я чувствую, как мое сердце сжимается. Какой там показать ему, что я открыта, он даже не знает, что я здесь. Но потом он поворачивается и смотрит на меня. – Я знаю, что ты любишь, – говорит он. – Ты любишь старомодный, чисто американский кофе безо всяких излишеств. А вот твоя подруга Клео производит на меня впечатление немного более прихотливой.

– Ах, Зак, ты читаешь меня, как открытую книгу. Сделай мне обезжиренный латте с ванильным сиропом.

Мы расплачиваемся за кофе и занимаем два пустых стула за стойкой. Мы единственные клиенты Зака.

– Сегодня такой мучительно долгий день, – говорит он. Ох! Так значит, когда я вообразила, будто при виде меня он засветился от радости, на самом деле он просто выражал облегчение, что кто-то, хоть кто-нибудь, пришел, чтобы разбавить его одинокий день наедине с банками сахара. – Зато у меня было время на неплохие размышления. Например, – продолжает он, – вы когда-нибудь пытались сосчитать, сколько бейсбольных метафор в английском языке?

– А? – Да, это то, что говорю я. Я говорю: «А?», как какой-то неандерталец.

– Есть очевидные – например, «хоум-ран» [34] или «удар за пределы поля» [35]. Но есть и много других, и им нет конца и края на самом деле. «Меня вывели из игры» [36], «он бросил крученый мяч» [37]…

Клео присоединяется:

– И не забудь про базы, как «Я с ним дошла до второй базы» [38].

Это должна была сказать я, не так ли? Это именно то, что Клео имела в виду под «показать, что ты открыта».

– Кто мог бы забыть про базы? – говорит он и улыбается.

– Боже, Зак. Тебе, видимо, действительно очень скучно, или ты на самом деле влюблен в бейсбол.

– Виновен и в том и в другом.

Я понимаю, что нужно включиться в разговор. В последнее время я как будто главный претендент на роль немой.

– Никогда бы не подумала, что ты фанат бейсбола, – говорю я. – Где твоя кепка «Ред Сокс»? И коллекция бейсбольных карточек? – Неплохо, правда? Лучше, чем «А?», вы согласны?

– И то и другое в целости и сохранности дома, – отвечает он. – И моя коллекция карточек взаправду впечатляет, хотя, должен признаться, я не добавлял в нее новых с тех пор, как потратил все деньги, подаренные на бар-мицву [39], на Теда Уильямса 1 955 года в идеальном состоянии.

Над головой Клео зажигается лампочка. Я прямо вижу, как это происходит, и не успеваю среагировать достаточно быстро, чтобы предотвратить то, что, я знаю, последует.

– Ты еврей? – спрашивает она. – Симона тоже. Ну, в смысле, она только что узнала, что она еврейка.

В этот момент я должна чувствовать себя так, будто Клео меня предала.

С чего начать? Во – первых, это слишком оче – видная попытка привлечь внимание Зака. Также это открывает дверь к той части меня, которая является очень закрытой и личной. И еще, воз – можно, это даже оскорбительно. Но он не выглядит смущенным или обиженным и не задает мне кучу вопросов, на которые мне не хочется отвечать. Вместо этого он просто протягивает свою руку, чтобы пожать мою.

– Мазаль тов, – говорит он. – Добро пожаловать в наше племя.

Я улыбаюсь ему:

– Спасибо. Рада быть здесь.

И кстати, у него очень мягкая кожа.

Зак бесплатно доливает нам кофе, и мы болтаем еще примерно полчаса, и за это время Клео удается узнать, что он не идет на Снежный бал, потому что не особо любит школьные танцы. Когда Клео спрашивает, почему он не идет туда с Эми Флэнниган, Зак вздыхает, закатывает глаза, словно до смерти устал отвечать на этот вопрос, и говорит, что они просто друзья. А потом добавляет, что у Эми есть бойфренд, первокурсник Калифорнийского университета в Беркли.

Итак, у Эми есть парень. Е е парень не З ак Мейерс. И это решение загадки о Заке и Эми. В своих разнообразных уравнениях с З и Э, я никогда не учитывала переменную ББ, бойфренд в Беркли. Клео была права. Она профессионал. Она вытянула из Зака кусочек информации, оправдывающий стоимость нашего кофе и даже ее собственную бестактность в отношении моих новообретенных еврейских корней. Я выбираю свой десерт, чернично-абрикосовый крамбл, подслащенный – вы уже догадались – медом и фруктовым соком, и везу домой своей заслужившей его семье.

Полдень пятницы. Мама написала для меня записку, освобождающую меня от седьмого урока, потому что она хочет, чтобы я добралась до дома Ривки прежде, чем стемнеет. Машина загружена гораздо большим количеством еды для перекуса, чем кто-либо может съесть за два часа, необходимых, чтобы добраться туда. Учитывая все эти закуски, мама уделила удивительно мало внимания напиткам, всего лишь полбутылки воды, и, когда я указываю ей на это, она отвечает, что волнуется, что, если выпью слишком много воды, мне захочется в туалет, а она не хочет, чтобы я останавливалась где-нибудь между домом и Уэллфлитом. Я также обещаю не разговаривать по мобильному и не включать музыку слишком громко. Я обещаю ехать по крайней правой полосе. Она на самом деле выглядит взволнованной, и я размышляю о том, что, возможно, дело не только в том, что я еду одна, поэтому стараюсь не злиться на нее слишком сильно. Ни папы, ни Джейка нет поблизости, чтобы проводить меня, и, кажется, это беспокоит маму, но я напоминаю ей, что вернусь уже завтра, а не переезжаю навсегда, а потом вижу, как ее глаза наполняются слезами. Я крепко обнимаю ее, сажусь в машину и включаю зажигание, затем опускаю стекло и говорю:

– Я люблю тебя, мам. – И это не то, что я говорю постоянно по привычке. А затем даю задний ход и выезжаю с нашей подъездной дорожки.

Еще один положительный момент в раннем возвращении из школы, помимо непосещения физики, – это почти полное отсутствие машин на дороге. Может, дело в том, что сейчас только половина четвертого, а может, и в том, что никто не едет на Кейп-Код в декабре. Попав на шоссе 93, я сразу нарушаю оба маминых правила. Я обгоняю старый «бьюик», из-за чего мне приходится выехать на левую полосу. И включаю альбом «The Eminem Show» на такую громкость, что лобовое стекло дребезжит от басов. Но потом, когда через несколько минут звонит мой мобильный и я вижу, что это Джеймс, я не отвечаю. Так что одно из трех за мной.

Бостон исчезает в моем зеркале заднего вида.

Я проезжаю мимо большой открытой забетонированной парковки, где каждый апрель Цирк Большого Яблока устанавливает свой желто-синий шатер. Мимо библиотеки им. Джона Ф. Кеннеди, где во время выездной экскурсии в третьем классе у меня проступили первые предательские красные бугорки ветряной оспы. И где-то там я, вероятно, проезжаю мимо общины, где выросла Ривка и где все еще живут остальные Левины.

Сейчас я на Третьей автотрассе, направлюсь на юг. Здесь ровная местность. Обнаженные скелеты деревьев сменились на большие кустистые сосны. Я лишь слегка приоткрываю окно и более чем уверена, что чувствую запах морской соли. Опускается туман, и я знаю, что Массачусетс остался позади. До моста Сагамор всего несколько миль. Этот мост перенесет меня от квадратного массива штата на загнутый коготь Кейп-Кода. Он перенесет меня от меня, от моей жизни, моего прошлого, всего, что я знаю, и всего, что мне знакомо, на выступающий край континента, куда еще не ступала моя нога и где все представляет собой загадку.

Я думаю о своем доме. Хотя Снежный бал начнется только через три часа, Клео наверняка уже начала собираться. Она примеряла свое платье для меня на прошлой неделе, и я сказала ей то, что ей нужно было услышать и что по совпадению было чистейшей правдой: она выглядела в нем восхитительно. Джейк отказался надевать галстук. Полагаю, это просто намек на тот факт, что он предпочитает вообще ничего не надевать выше талии. Но у него красивый черный костюм, и папа купил ему белую классическую рубашку с запонками, так что я уверена, Сэм просто умрет от восторга, когда подойдет к двери, чтобы забрать его, что ей определенно придется сделать, потому что Джейк еще только девятиклассник. Я опускаю глаза вниз (всего лишь на мгновение – я не отрываю глаз от дороги, клянусь), чтобы взглянуть на свои порванные джинсы, потрепанные кроссовки «Адидас» и серую толстовку на молнии, и вынуждена признать, что я совсем не создана для Снежного бала. А вот и мост. Он поднимается из тумана, показывается мне, и я взмываю прямо над ним.